Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №7 за 1995 год Страница 11

И вот я брожу по его улицам, и не понимаю, что со мной: мне отчего-то, против ожидания, скучно угадывать в том, что я вижу направо, налево, прямо перед собой – всюду, заочно знакомые достопримечательности. Наверное, мешает собственное заученное, запрограммированное восприятие великого города. «Рим, Рим, откройся!» – переделала я на свой лад старинное сказочное заклинание, прошептала его про себя и пошла куда глаза глядят, дав себе домашнее задание по возвращении прочитать заново, другими глазами все известные мне книги о Риме, и в спину мне дул ледяной, порывистый ветер. В январе на Апеннинах частенько дуют такие ветры. Было не очень уютно, но зато ветер разогнал облака, обложившие небо над городом накануне вечером, утреннее солнце светило, казалось, по-летнему ярко, но стояло по-январски невысоко, и контраст между светом и тенью был резким и четким.

Освещенные солнцем колонны собора Сан-Джованни-ин-Латерано казались почти белыми, но там, где их линии уходили в тень – угольно-черными. А внутри, под сводами этого, одного из четырех кафедральных соборов Рима, клубился жемчужно-серый полумрак. В соборе шла своя обыденная жизнь. Какие-то тени то входили, то выходили из кабинок-исповедален, откуда доносилось едва слышное мерное бормотание – это священники отпускали грехи всем страждущим – на всех основных европейских (кроме русского) языках. И вдруг я отчего-то совершенно отчетливо начинаю осознавать: такой город, как Рим, с лету, с наскоку, на бегу – все равно не понять, за ним – века, а у тебя день всего – ничтожная малость, но как это много, если прожить его с открытыми, не затянутыми роговицей быта глазами… Тогда Рим, может быть, и откроется. Поэтому самое разумное – просто побродить по нему и попутно попытаться уловить его сегодняшнее настроение, атмосферу, запомнить запах его воздуха и оттенки его камней, отпробовать его вина и «капуччино», а – если очень повезет, то и с людьми пообщаться.

Выйдя из собора, становлюсь частицей неторопливой толпы, текущей по улицам центра. Она многолика и многоцветна и временами возникает иллюзия, что ты – на каком-то вечном празднике, потому что все как-то воодушевлены. Самые заметные в толпе – японцы. Не потому, что азиаты, – китайцев, особенно из Гонконга, и монголов в толпе тоже много, но японцы – особо, я бы сказала, старательные, можно сказать, образцово-показательные туристы. До всего (где это не возбраняется, конечно) стараются дотронуться – очень деликатно, слегка, лишь самыми кончиками пальцев, но непременно дотронуться, словно хотят удостовериться, что все, что они прежде видели на открытках, – существует в реальности. Римские власти много делают для того, чтобы город выглядел импозантно и респектабельно, реставрация, то тут, то там идет практически беспрерывно, но когда я увидела, как весело и споро работают на лесах молодые парни, то мне почему-то показалось, что их хорошее настроение объясняется не только перспективой вечера с друзьями в ближайшей остерии за обсуждением последних событий в мире футбола, но и мимолетными наблюдениями за этими нежными прикосновениями маленьких ладоней хрупких японок. Помните знаменитый фильм «Римские каникулы» с Одри Хепберн и Грегори Пеком? Из вечерней программы телевизионных новостей в Риме уже в гостинице я узнала, что специально для туристов из Японии, идя, так сказать, навстречу пожеланиям японских трудящихся, городские власти организуют экскурсию по тем местам, на фоне которых развивалась «лав стори» героев «Римских каникул», даже девушку-гида специально подобрали – вылитая Одри Хепберн, с наивной челочкой на лбу и задорным «конским хвостом» на затылке, и спецодежду ей подобрали соответствующую – платьице по моде пятидесятых годов, с узкой талией и длинной, пышной юбкой, туфли на шпильках.

Чуть отойдешь в сторону от проторенных туристских маршрутов, и лица уже другие. На изысканно овальной пьяцца Навона, с красивейшим фонтаном Четырех Рек (в котором, помню, купались ночью герои «Сладкой жизни» Феллини) и церковью Сант-Аньезе слышишь вокруг в основном итальянскую речь.

Согласно расхожим мнениям о чисто итальянском характере типичные носители этого самого характера должны, разговаривая, экспрессивно жестикулировать, громко, на виду у всех ссориться, время от время восклицая что-нибудь вроде: «О, мадонна мия!» или (бранный вариант): «О, порка мадонна!», а также, никого не стесняясь, демонстрировать свою нежность по отношению друг к другу. Стереотипы возникают, конечно, не на пустом месте, но таково уж свойство человеческой натуры, что люди другой национальности, другой культуры при поверхностном знакомстве с ними кажутся в чем-то карикатурными персонажами. Среди иностранцев, никогда не бывавших в России, всегда найдутся люди, которые имеют примерно такое мнение о нас – русские, мол, все пьют водку, закусывая икрой, при этом еще играют на балалайке, а в домах своих повсюду расставляют матрешек и вешают портреты Карла Маркса.

Если, присев случайным гостем на скамейку на римской площади, специально выискивать примеры того, что стереотипы верны, их можно, разумеется, найти – вон, две женщины, встретившись на улице, всплескивают то и дело руками, громко хохочут, любуются друг другом, потом повторяют все эти мизансцены, словно специально работают на публику, еще раз – чем не театр? – но если искать характерное для большинства римлян, то можно убедиться, что они в чем-то очень похожи на москвичей, впрочем, жители всех столиц и прочих больших городов имеют нечто общее в своем облике и поведении – смотрят на тебя приветливо и благожелательно, но как-то мимо, вскользь, ну точно, как мы на «приезжих», – устаешь ведь от их обилия на улицах, понятное дело. Но стоит заговорить с человеком, благожелательность из чисто внешней превращается во вполне искреннюю, и это чувствуешь. Римляне, как и москвичи, всегда готовы дать добрый практический совет: «Синьора, сумку лучше снимите с плеча, возьмите в руки и держите крепко. Очень крепко!», «Вы русская… О! Послушайте, верните своего Горбачева в правительство, он такой симпатичный парень!» «Как, вы еще не были на пьяцца ди Спанья? Обязательно сходите, добраться туда очень просто: три квартала прямо, потом направо и по длинному тоннелю, потом пройдете еще немного и как раз туда попадете. До свидания». Последние два слова вполне могут быть произнесены по-русски, во всяком случае, мне приходилось их слышать, из чего позволю себе сделать вывод, что каждый римлянин немного полиглот. Понимаю, что это до некоторой степени натяжка, может быть, только мне так повезло, но ручаюсь: если вы знаете хотя бы один иностранный язык даже в самом скромном объеме, в Риме вы сможете объясниться на элементарные темы совершенно спокойно.

Осмелев, я уже завязывала беседы, состоящие из нескольких фраз с барменами и уличными художниками, продавцами сувениров и молодыми мамами, гуляющими с детьми. При этом применяла заранеее обдуманную тактику: запомнив самые употребительные фразы из разговорника, варьировала их составные части так, чтобы, задавая свои вопросы, получать на них, по возможности, односложные ответы. Надо сказать, этот мой прием срабатывал не всегда, все-таки итальянцы – это вам не финны, иногда меня ставили в тупик их словесные фейерверки, но тут помогало умение слушать, и по каким-то ключевым словам смысл фразы в целом становился понятен. Конечно, все беседы так или иначе касались достопримечательностей Рима. И очень часто при этом на все лады склонялось слово «элегантный» – элегантная площадь, элегантный собор, элегантная улица, словом, с третьего раза я уже твердо усвоила, что Рим – город элегантный, кроме того, что древний, прекрасный, знаменитый и прочая и прочая. Однако что-то мешало мне согласиться с этим на все сто процентов. Ну, ладно, подумала я, церковь Сант-Аньезе с ее вогнутым фасадом, плавно следующим за линией овала площади, собор Сан-Джованни с его торжественной, монументальной, но в тоже время изящной и легкой колоннадой, дворцы, дома в аристократической части города можно назвать элегантными, но Колизей или Форум вряд ли: здесь более органичны эпитеты другого понятийного порядка. Все стало понятно, когда я вспомнила, что все мои собеседники, как один, имели в виду исключительно Рим эпохи барокко – все эти купола, фронтоны с обилием декоративных деталей и аллегорических скульптур, колонны, фонтаны, террасы и лестницы. Говорит ли это о том, что Рим античный, раннехристианский или средневековый для них, сегодняшних жителей Вечного города, значит меньше, чем Рим барокко?.. Нет, скорее всего, дело тут вовсе не в значимости: античными памятниками можно гордиться, но только то, среди чего живешь, те места, с которыми связаны какие-то принадлежащие только одному тебе воспоминания, – любить по-настоящему, сердцем. Великий Бернини и другие знаменитые римские архитекторы барокко были очень мудры – они создавали не просто отдельные здания, а ансамбли улиц и площадей, строили город для жизни, лишенной монотонности и скуки, и построили всего столько, что сегодняшний Рим – это, главным образом, и есть те здания, что были возведены в XVII – XVIII веках, тогда же перестраивались и многие древние базилики раннехристианского периода, становясь величественными соборами.