Александр Лебедев - Охота на банкира Страница 12

Правоохранительные органы, как водится, никого не нашли: через два месяца предварительного следствия производства по обоим делам оказались приостановленными «ввиду неустановления лиц, совершивших преступные деяния». «Visyak» на профессиональном жаргоне.

Выснилось, что в конце 1996 года на имя генерального прокурора Российской Федерации Ю. И. Скуратова из США по факсу поступило заявление[2]. О нем мы узнали спустя примерно год.

Генеральному прокурору Российской Федерации

г-ну Скуратову Ю. И.

от г-на Федорова И. И.

322 E. Broadway, Hopowell, VA, 23860,

Fax. (804) 4582349

19 ноября 1996 года.

Уважаемый Господин Генеральный прокурор!

Весьма неприятные обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам с настоящим письмом.

Весной текущего года руководители так называемого Национального резервного банка (НРБ) в Москве, господа Лебедев и Костин (последний не так давно назначен на высокий пост управляющего Внешэкономбанком), ответственный сотрудник Мосбизнесбанка (МББ) г-н Чистилин, а также известный в банковских кругах финансист Швецкий пригласили меня для участия в международной финансовой транзакции, механизм которой сводился к следующему.

Используя тесные личные связи с некоторыми руководителями Минфина и ЦБ России, в частности с руководителем ЦБ г-ном Дубининым (жена последнего работает на ответственной должности в НРБ), указанные лица получили для НРБ от соответствующих правительственных учреждений исключительное право осуществлять на рынке ценных бумаг, российском и международном, операции с тогда новыми, 6-м и 7-м траншами валютных облигаций Минфина России (ВЭБовки). Суть сделки состояла в обмене 6-го и 7-го траншей на 5-й. Вполне легальная операция, часто практикуемая финансовыми организациями.

Получив в свое управление ВЭБовки 6-го и 7-го траншей номинальной стоимостью 300 миллионов долларов, НРБ при моем посредничестве и при участии МББ как брокера начали продавать указанные ценные бумаги на международном рынке, после чего якобы собирались скупать облигации 5-го транша и передавать их Минфину РФ. В соответствии с заключенным соглашением руководимым мною коммерческим фирмам отводилась законная роль посредника в упомянутой сделке.

Однако в процессе осуществления данной финансовой операции выяснилось, что упомянутые выше господа вовсе не собираются приобретать ВЭБовки 5-го выпуска, а вырученные в результате продажи 6-го и 7-го траншей деньги (около 300 миллионов долларов) они начали просто переводить на счета специально зарегистрированных подставных фирм в различных странах, в основном в швейцарских банках. Указания о переводах, как дополнения к контракту о посредничестве, получал я.

Когда преступная подоплека деятельности господ Костина, Лебедева, Чистилина и Швецкого для меня стала очевидна, в особенности после исчезновения большинства документов из моего временного офиса, я заявил, что выхожу из этого бизнеса. Тогда перечисленные господа стали отговаривать меня от такого шага, приводя в качестве основного аргумента то обстоятельство, что сделка по фиктивному обмену ВЭБовок осуществляется с ведома и согласия г-на Черномырдина, и поэтому в ней нет никакого риска.

Однако когда через некоторое время я узнал, что бизнесмены, являвшиеся подобно мне посредниками в операциях с валютными облигациями 4-го и 5-го траншей, были просто-напросто убиты, я немедленно вышел из этого бизнеса и вылетел в США.

Тем не менее упомянутые господа не оставили меня в покое и в США. Начали поступать настойчивые требования вернуться в бизнес с ВЭБовками, затем перешедшие в прямые угрозы физической расправы надо мной и моей семьей, причем в каждой угрозе подчеркивалось, что угрожающие мне господа заручились поддержкой в высокопоставленных российских кругах, включая лично г-на Черномырдина (чему я не верю).

Около месяца назад господа из ММБ и НРБ, подделав ряд юридических и финансовых документов, смогли ввести в заблуждение правосудие Швейцарской Республики, вследствие чего часть принадлежащих мне средств оказалась заблокированной, что крайне отрицательно сказалось на функционировании моего бизнеса.

Обращаясь к Вам с настоящим письмом, г-н Генеральный прокурор, я искренне надеюсь, что Вы окажете помощь в ограждении моей семьи, моего имущества и принадлежащих мне средств от преступных посягательств недобросовестных господ, которых я упомянул выше.

В противном случае я буду вынужден через несколько недель сообщить средствам массовой информации, включая российские, и органам юстиции США известную мне информацию о криминальной деятельности представителей российских финансовых кругов, включая реквизиты банковских счетов, на которых лежат многомиллионные долларовые суммы, добытые нечестным путем.

Не надо быть знатоком прокурорской канцелярии, чтобы предположить, что в Генеральную прокуратуру России ежедневно приходили сотни, а то и тысячи подобных обращений. Бандиты и их любовницы жалуются на следователей (дескать, бьют, пытают утюгом и электрошоком), соседи по коммуналке – друг на друга, профессиональные сексоты доносят на честных людей, психи пишут о своем и т. д. Большая часть этих посланий выбрасывается на помойку. Что-то, возможно, спускается по инстанциям, пока не попадет в руки сотрудника, которому перенаправить обращение уже не к кому, и тогда ему самому приходится проводить проверку. Быть может, он и отработал бы заявление – да только как можно все это обстоятельно проверить, когда в прокуратуре работает несколько десятков тысяч человек на всю страну?

По «счастливой случайности» заявление Федорова стало исключением из обыденной прокурорской практики. Что же так заинтересовало тамошнего клерка или самого Скуратова? Фамилии Черномырдина, Дубинина, Лебедева или других, менее известных персон? Искренность заявителя и мифические опасения за свою жизнь в США? Заблокированные (похищенные у нашего банка) денежные средства? Это бредовое письмецо оказалось на рабочем столе Скуратова не в силу бдительности правоохранителей, а потому, что его там ждали. Все было оговорено заранее, нужен был лишь формальный повод. Письмо несло в себе некий маркер, сигнал, адресованный «кому следует». Думаю, «человек, похожий на Генерального прокурора России», назубок знал имена всех своих симпатичных скелетов в шкафу, потому что какие-то неизвестные нам пока кукловоды неустанно об этом заботились и держали наготове кинопроектор в ночной студии «Вестей». Мы, мол, мирные люди, но… и все такое прочее.

Какая часть этого письма главная? Федоров, естественно, руководствовался исключительно меркантильными соображениями. Генпрокуратура же, как и следовало ожидать, усмотрела в заявлении «измену Родине и смертельное убийство», совершенные Лебедевым и его сообщниками, поэтому работа по обращению Федорова началась незамедлительно и в авральном порядке. Сразу же за подписью генпрокурора ушли совсекретные поручения и запросы в ФСБ и налоговую полицию. Тексты документов уже были составлены таким образом, будто речь шла о раскрытом налоговом преступлении и требовалось лишь уточнить некоторые детали и как следует все оформить.

Сотрудников прокуратуры, получивших федоровское обращение в работу, не напугало то, что заявитель находится за океаном. Его ведь нужно опросить, изъять имеющиеся бумаги, запросить документы, все это проанализировать и сопоставить, снова опросить, если вдруг обнаружатся противоречия. Мало того: когда за стенкой сидит Сам, самолично и непосредственно надзирающий за ходом расследования – а он тут самый главный, кстати говоря, – то проверяющему вообще не позавидуешь. Но – пронесло. Все сроки, предусмотренные законодательством, истекли, преступления не нашли (а как найдешь то, чего нет?), никакого процессуального решения в конечном счете не приняли, и все уцелели, слава Фемиде. Но дело того стоило, и вхолостую сработавшее обращение Федорова безо всяких на то законных оснований незаметно прилипло к материалам уголовного дела, возбужденного аж 15 июля следующего, 1997 года. Причем прилипло в качестве «основного направления».

В канун 1997 года у здания банка опять произошел взрыв. Как и в предыдущих случаях, милиция виновных не нашла, а мы, по правде говоря, и не надеялись на что-то другое. Тогда нам подумалось, что, может быть, прокуратура поможет хоть как-то пролить свет на происходящее. Из прокуратуры ЦАО города Москвы пришел замечательный ответ. Суть его сводилась к следующему: во-первых, изучив все три уголовных дела по фактам вооруженных нападений, надзирающие за следствием сотрудники прокуратуры пришли к выводу, что работа по этим делам фактически не ведется. Во-вторых, в расследовании дел можно решительно продвинуться, если в полном объеме отработать версию о причастности к совершению преступлений… сотрудников, охранявших банк.