Марк Олшейкер - Как определить серийного убийцу. Из опыта сотрудника ФБР Страница 12

Охота за дезертирами нервировала и вызывала трения между армией и ФБР. Иногда мы получали ордер на арест, выслеживали парня, хватали его прямо на улице, а он отбивался культей или протезом и разъяренно вопил, что награжден за Вьетнам «Пурпурным сердцем» и «Серебряной звездой». Часто дезертиры сдавались сами или их без нашего участия находила армия, и тогда в качестве наказания их просто посылали обратно во Вьетнам. Многие затем отличались в боях. Но нам в любом случае ничего не сообщалось. И для нас они по-прежнему оставались в самоволке. Это чертовски осложняло наше положение. Еще хуже случалось, когда мы приходили по указанному адресу дезертира, а его заплаканные и справедливо разъяренные вдовы или родители отвечали, что он пал смертью храбрых. Получалось, что мы, охотились за погибшим в бою мертвецом, а военные не удосуживались дать нам об этом знать. В реальной жизни, независимо от нашей конкретной работы, то и дело возникали ситуации, о которых нам ничего не говорили во время подготовки, хотя бы – как обращаться с оружием в определенных ситуациях: например в мужском туалете? Класть с портупеей на пол? Вешать на дверцу кабинки? Со временем я научился держать револьвер на коленях, но это меня страшно нервировало. Каждый из нас сталкивался с подобными проблемами, но не каждый решался спросить совета у более опытных товарищей. И через месяц после прибытия в Детройт я серьезно поплатился за это.

На новом месте я купил себе машину – такой же «фольксваген»-жучок, как был у меня раньше. И, по иронии судьбы, излюбленную модель серийных убийц. Впоследствии Тэда Банди опознали именно по его машине. Короче, я остановился у универмага, собираясь купить костюм. Зная, что придется мерить пиджак, я начал прикидывать, где бы оставить револьвер, в конце концов положил его в перчаточника и отправился в магазин. Чтобы понять, что произошло дальше, стоит вспомнить особенность этой машины. Поскольку мотор у «жучка» располагается сзади, запаску обычно помещают в передний багажник. «Фольксваген» в то время был распространенным автомобилем и к тому же весьма доступным для проникновения, и поэтому запасное колесо частенько оказывалось предметом кражи. Это и понятно – запаска нужна каждому. И еще одна деталь: багажник открывается рукояткой из перчаточника.

Об остальном вы уже наверняка догадались. Я вышел из универмага и увидел, что в машине разбито стекло. И тут же понял, как произошло это «хитрое» преступление. Вор вломился в машину, полез в перчаточник, чтобы открыть багажник, но там увидел гораздо более ценную вещь. Предположить это было легко, потому что револьвер исчез, а запаска была цела.

«Дьвольщина! – сказал я себе. – Я работаю меньше месяца, а уже снабдил противника оружием!» – и еще я знал, что потеря револьвера или документа означает немедленный выговор. Пришлось идти к старшему по взводу Бобу Фицпатрику, огромному малому и истинному наставнику. Он одевался с иголочки и был чем-то вроде живой легенды в Бюро. Фицпатрик понимал, что моя задница висит на волоске, и представлял, каково у меня от этого на душе. О потере оружия следовало докладывать в канцелярию директора, и это было тем более паршиво, так как запись о выговоре становилась первой в моем служебном досье.

– Надо наплести им что-то положительное, – буркнул он. – Ты заботился о сохранении общественного спокойствия и боялся, что если в магазине внезапно увидят револьвер, то подумают, что их грабят.

Фицпатрик заверил меня, что, поскольку в ближайшие два года на повышение все равно рассчитывать не приходилось, выговор мне особенно не повредит, если отныне я ни разу не оступлюсь. Я старался вести себя соответствующим образом. Но история с кражей оружия меня еще долго тревожила. И «смит и вессон» десятой модели, который, уходя через двадцать пять лет в отставку, я сдал в оружейную в Квонтико, был моим вторым револьвером за всю историю службы. А тот первый, слава богу, не оказался замешанным ни в одном преступлении. Он просто-напросто исчез.

Я жил в меблированном доме на южной окраине Детройта с двумя другими холостыми агентами – Бобом Мак-Гонигелом и Джеком Кунстом. Мы были большими друзьями, и позже Боб стал на моей свадьбе шафером. Еще он слыл оригиналом: носил костюмы из рытого бархата и сиреневые рубашки даже в дни инспекций. Казалось, он один в ФБР не боялся Гувера. Потом Боб перешел на нелегальную работу, и ему вовсе не пришлось носить костюмов. Боб начинал в Бюро с клерка, выбрав к заветной цели «внутренний путь». С клерков начинали многие лучшие люди в ФБР и среди них те, кого я отобрал для Исследовательского подразделения поддержки. Но в определенных кругах бывших клерков недолюбливали, считая, что при производстве в агенты им оказывали особое предпочтение. Боб был величайшим гением из всех, кого я знал в технике подражания, которую мы использовали для захвата преступника, особенно если требовался элемент неожиданности.

Он мастерски изображал различные акценты. Если подозреваемый находился в толпе, Боб начинал говорить на манер итальянца, для «Черных пантер» (леворадикальная воинствующая партия, выступающая за вооруженную самооборону афро-американцев. – Прим. ред.) сходил за уличного хлыща. Мог притвориться исламистом, ирландским провинциалом, евреем-иммигрантом или протестантом из Гросс-Пойнта. Изображая тот или иной характер, он не только менял голос, становились другими его словарь и дикция. Боб настолько овладел этим искусством, что однажды позвонил Джо Дел Кампо – другому агенту, о котором речь пойдет в следующей главе, – и убедил его, что он черный активист и хотел бы стать информатором ФБР. В то время от нас требовали создавать и расширять сеть внутригородских источников.

Боб назначил Джо встречу, и тот решил, что напал на нечто стоящее. Но в назначенный час к нему никто не явился. Зато на следующий день в конторе Джо чуть не рехнулся, когда Боб поздравил его с успехом, голосом того самого черного активиста. Арестовывать дурных людей – вещь хорошая. Но вскоре я заинтересовался мыслительным процессом, стоящим в основе преступления. Когда бы я ни задерживал подозреваемого, всегда задавал ему вопросы: почему тот выбрал один, а не другой банк или что заставило его остановиться на данной жертве. Хорошо известно, что грабители предпочитают нападать на банки в пятницу во второй половине дня, когда там больше всего наличности. Но я не хотел удовлетвориться этим и пытался узнать, какие еще соображения легли в основу плана нападения.

Должно быть, я не вызывал у людей страха, и они, как когда-то в школе, легко передо мной открывались. Вскоре я пришел к убеждению, что для успеха преступнику необходимо стать хорошим психологом. Реконструировать тип предпочтительного банка. Некоторые любят банки у главных оживленных улиц или выходов на загородные шоссе, чтобы оказаться от преследователей за много миль, прежде чем организуют погоню. Другим нравятся маленькие, уединенные отделения – например, временные: в кузове фургонов. Многие посещают банки заранее, чтобы выяснить, сколько в них работает служащих и какое количество посетителей можно в определенное время ожидать в операционном зале. Иногда они путешествуют из одного отделения в другое, пока не находят банк, где нет ни одного кассира-мужчины и именно он становится объектом их нападения. Самыми лучшими считаются здания без окон на улицу: в таком случае прохожие не могут стать свидетелями ограбления, а клиенты не видят машины, на которой совершается бегство. Практичные грабители, войдя в зал, никогда не станут размахивать револьверами и кричать о нападении. Они тихо передадут записку с требованиями, а уходя из банка, чтобы не оставлять улик, не забудут ее забрать. Лучшая машина для отхода – ворованная, и припарковывают ее заранее, чтобы, подъезжая, не привлекала внимания. Преступник приходит пешком, а, совершив ограбление, уезжает на автомобиле. Тем, кому повезло в определенном отделении, могут продолжать за ним наблюдать и, если условия не меняются, через пару месяцев нанести новый удар.

Из всех общественных мест банки оборудованы лучше других, чтобы противостоять ограблению. Но во время расследований я не переставал удивляться, насколько часто служащие забывают зарядить камеру слежения пленкой, случайно выключают бесшумную тревогу, а потом не удосуживаются снова включить. Или так часто задевают кнопку, что полиция не спешит приезжать, думая, что это очередная небрежность. Это все равно что вывесить плакат: «Грабьте нас!» Когда рисуешь модель преступления – этот термин я еще не употреблял, – начинаешь понимать, что существуют определенные стереотипы. А раз видишь стереотипы, способен принять превентивные меры и поймать преступников. Например, если происходит серия чем-то сходных друг с другом банковских ограблений и, исходя из опыта опросов других преступников, следователь способен догадаться, что именно привлекло грабителей в каждом конкретном случае, то можно защитить уязвимые в этом отношении банки – все, кроме одного. Но он, естественно, будет находиться под постоянным наблюдением сотрудников ФБР или полицейских в штатском. Таким образом можно заставить грабителя выбрать банк, который уже выбрали вы. Когда начали применять подобную превентивную тактику, уровень раскрываемых банковских ограблений пошел вверх.