Сергей Баленко - Как выжить и победить в Афгане. Боевой опыт Спецназа ГРУ Страница 12

И сколько бы лет ни прошло, у каждого спецназовца штурм дворца Х. Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни, и они с честью выполнили задание своего правительства.

Закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ (около 400 человек) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И. Бояринову было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Такого же звания были удостоены В.В. Колесник, Э.Г. Козлов и В.Ф. Карпухин. Ю.И. Дроздова наградили орденом Октябрьской Революции. Командир группы «Гром» М.М. Романов был награжден орденом Ленина. О.У. Швеца и Я.Ф. Семенова наградили орденом Боевого Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат «мусульманского» батальона, из них семь человек наградили орденом Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и порядка 30 – орденом Боевого Красного Знамени (в том числе В.А. Востротина). За «штурм дворца Амина» полковник В.П. Кузнеченков, как воин-интернационалист, удостоен ордена Боевого Красного Знамени (посмертно). А. Алексееву же дали Почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину.

Участники штурма дворца, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли и были ранены). Другое дело – ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают…

По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 года я с одним офицером ГРУ, принимавшим участие в операции, был на приеме у начальника Генерального штаба маршала Н.В. Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: «Почему не утверждена?» Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес не утвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.

Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, они – возможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.

«Афганцы» все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на установленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат.

Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту ошибку. Пока не поздно, пока…

Ю.И. Дроздов,

генерал-майор

«Атланты XX века»

Огромный материк под названием «Советский Союз», возникший в начале ХХ века и сыгравший существенную роль в истории человечества, причем настолько существенную, что будущие историки, несомненно, весь ХХ век будут рассматривать как век Советского Союза. Ни исследованием причин, ни оценками произошедших явлений мы здесь заниматься не будем – надеемся, что будущие историки в них разберутся. Мы же, возможно, поможем им россыпью богатого фактологического биографического материала. Эти россыпи – «душ золотые россыпи» – представляют собой оборванные на взлете молодые жизни последних «атлантов», последнего поколения, сформированного советской «Атлантидой».

Авторы-составители этой книги уже много лет занимаются выпуском многотомной Книги Памяти солдат и офицеров соединений и частей специального назначения, погибших в Афганистане в 1979-1988 годах. Собирая и как бы воскрешая из небытия портреты-характеристики этих «атлантов», склеивая их из сохранившихся биографических и документальных свидетельств, писем, воспоминаний родственников, друзей и сослуживцев, из фотоснимков, стихов и песен, мы почувствовали, что «воскресшие» всем своим молодцеватым десантным строем, ясным взором и без преувеличения золотым блеском душ «не довольствуются» ритуально-траурной ролью очерков-эпитафий. Они, оставленные границе эпохи, которая назовется «перестройкой», в отличие от своих сверстников, ушедших в новые времена и живущих сегодня совсем другой жизнью, являют собой некий феномен чистого продукта эпохи.

Так возник замысел этой книги. Не слишком оригинальное название «Последние из СССР», ассоциативно напоминающее «Последний из могикан», все же близко подходит к нашему замыслу: да, в наших руках находится прямое свидетельство «исчезнувшей цивилизации». Уникальнейшее свидетельство. Со всеми нами, со страной, с миром произошли разительные перемены, в которых афганская война (официально: «введение в Афганистан Ограниченного контингента советских войск») была пусть и не главным (определяющим) эпизодом, тем не менее именно момент ее окончания, снимок последнего бронетранспортера, возвращающегося «из-за речки» по мосту с радостными солдатами и развевающимся красным знаменем, стал неким символом границы эпох.

Возвращающиеся на броне солдаты въехали уже в другую страну, не в ту, которая их направила исполнять «интернациональный долг». Им еще предстояло пройти шок «афганского синдрома» и курс «шоковой терапии», в результате которых (да и в силу возраста) они уже другие, не те «воины-интернационалисты» – уже не «чистый продукт» той эпохи. А те их сверстники, оставшиеся «за речкой» вечно молодыми (вернее, возвратившиеся в свой Союз раньше – в «черных тюльпанах»), застыли перед вечностью, как мамонты, вмерзшие в толщу исторического льда.

Мы их уважительно пакуем в мраморно-гранитные обелиски, экспонируем за стеклами музейных витрин, тиражируем на страницах книг памяти, но остается что-то недоговоренное, недоосмысленное, недочувствованное, недолюбленное… Из-под глянцево-холодных граней памятников, сквозь равнодушную прозрачность музейного стекла глядят на нас изумительной искренности глаза советских мальчиков и словно укоряют в чем-то. Да, трудно принять этот укор, но и не менее трудно избавиться от него. Ведь эти мальчики – наше детство и юность. Большинство взрослого социально и духовно активного населения сегодняшней России и стран СНГ – оттуда родом, из той «Атлантиды». И не то чтоб глаза тех мальчиков корят нас в забывчивости, – нет, не о том они, не о личной памяти.

И не они задают вопросы. Это мы – мальчики, вглядываясь в родные лица остановившихся в вечности друзей, вдруг с беспокойством безвозвратной утраты, с ощущением словно по нашей вине совершенного предательства начинаем остро чувствовать прошедшие в нас болезненные изменения и как бы виноватиться перед ними, перед их незамутненной праведностью.

Никуда не уйти от извечного, еще давними предками установленного правила: о мертвых хорошо или ничего. Разумеется, и наш разговор его не нарушит. Но в ответ на возможную хотя бы и косвенно-молчаливую ссылку на это правило, буде такая возникнет у нашего читателя, скажем со всей определенностью: не мы собирали этот материал. Война сделала такой социологический срез поколения и конкретного времени, какой вряд ли доступен иными методами. Правда, у могил под ружейные залпы прощания часто повторялись слова: «Смерть выбирает лучших». Но это, конечно, извинительное преувеличение. Да оно и не мыслится таковым в эмоциональной атмосфере похорон. Перед лицом небытия каждая человеческая жизнь предстает во всем великолепии неисчерпаемо-чудесного творения, что было бы кощунственным сравнивать чьи-то достоинства или недостатки.

Но вот они, наши «атланты», собраны на «плацу» Книги Памяти. Выстроены шеренгами по годам гибели и географии захоронений. Иных отличий теперь у них нет – что рядовой, что подполковник, что девятнадцатилетний холостяк, что озабоченный отец семейства. И у нас, работающих над страницами Книги Памяти, возникает дерзновенный по сути, но необходимейший методологический вопрос: как воскресить человека для памяти? Имя, даты прибытия (в этот мир) и убытия (в мир иной), факты биографии, документы, награды, звания – все это не более, чем регистрационные отметки в актах гражданского состояния. Они уже запечатлены по коду судьбы живого человека, и их повторение ничего не добавляет ни облику, ни памяти об исчезнувших из жизни.

Начинается «воскрешение», когда среди вороха мертвых отпечатков мелькнет искра душевного огня, чем жив был человек помимо зарегистрированных важных дат, отметок в аттестате, росписей в ведомости о зарплате, в ходатайствах, заявлениях, разрешениях, отказах… Все эти факты важны и нужны: они, как переплетенные нити координат промелькнувшей жизни, создают канву для портрета воскрешаемого. Но никакой рисунок, никакая цветовая гамма не лягут на эту канву без нетленных искр, незримо, но памятно оставляемых каждым жившим. Они, эти искры, вдруг вспыхивают в самых неожиданных местах: в просьбе прислать семена белорусских цветов (вдруг да приживутся в Афганистане!), в жалости к афганскому крестьянину, пашущему деревянной сохой, в нежном поглаживании ладонью встреченного в далеком краю «земляка» – тепловоза родного Коломенского завода, в нескрываемом мальчишеском бахвальстве перед родителями: «Ваш сын Витя, ВДВ», в «святой правде» о «культурной» службе в «Монголии», где на каждом шагу апельсины и персики (охраняемые от волнения родители с холодом в груди догадываются, что в Монголии апельсины не растут, что сын служит в опасном Афганистане), в тысячах тому подобных движениях души. И каждая такая «искорка» выхватывает из тьмы живой образ живого человека.