Александр Папченко - Альманах Felis №001 Страница 12

– Ну что вы! У меня не было никаких таких намерений, я хотел только вас поздравить…

– Не было никаких намерений? А вот мы сейчас это проверим…

Спирос кого-то подозвал – наверное, своего адъютанта – и что-то сказал ему на ухо. Тот убежал и минут через десять пришел с каким-то военным в черном халате и с чемоданчиком.

– Для начала мы тебе сделаем нормальную прическу. Потом дальше будем разговаривать.

Тюремный парикмахер, которым оказался тот самый военный в халате, прямо в кабинете за считанные минуты лишил Костаса его шикарной шевелюры. После этой унизительной экзекуции майор критически посмотрел на студента и сказал с усмешкой:

– Вот теперь ты настоящий грек.

Все пьяно загоготали.

– На вот, выпей за мое здоровье, да не просто так, а произнеси тост.

– Да здравствует Греция! Да здравствует господин майор!

– Я что-то не слышу радости и особого энтузиазма в твоем голосе, искренности в нем нет. Ну ладно, ты за меня выпил. А где подарок? Перстень – это мне твой отец подарил. А ты что мне подаришь?

– Я могу спеть для вас, – предложил Костас, хватаясь за последнюю соломинку.

– Валяй, но только пой наши, греческие песни. Если начнешь петь на иностранном языке – пристрелю.

Для подтверждения серьезности своих слов, Спирос вытащил из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и положил на стол перед собой.

Костас терпел все эти издевательства из последних сил и был готов взорваться в любую секунду, а тут еще такой случай представился! Вот сейчас он может схватить пистолет и выстрелить в эту наглую тупую физиономию ненавистного Циклопа. И только неотступная мысль об Элен удерживала его от этого крайнего шага. Ведь он пришел сюда, чтобы хоть что-то узнать о жене, попытаться вытащить ее отсюда. И он все выдержит и через все пройдет ради нее.

– Ну давай, пой, чего ждешь? Если хорошо споешь, и мне понравится, я выполню любую твою просьбу. Я ведь догадываюсь, что ты сюда не из-за подарка пришел. Но если не понравится – я тебя расстреляю.

Он опять отрывисто захохотал. Костасу показалось, что он уже где-то слышал этот отвратительный смех. Но можно было биться об заклад, что он впервые видел Спироса.

– А вы выполните свое обещание? – осторожно, чтобы не лишиться надежды, спросил юноша.

– Слово офицера, – майор пьяно ухмыльнулся и подмигнул собутыльникам.

– Но мне нужен какой-нибудь музыкальный инструмент. Бузуки, например.

Спирос распорядился, и инструмент вскоре принесли.

Костас начал петь. Он никогда еще так не пел, и никогда еще у него не было такого стимула для вдохновения. У Костаса опять, как в день знакомства с Элен, было ощущение, что он поет только для нее. Он пел все громче и громче. Спирос и его сослуживцы прекратили пить и есть, сидели не шелохнувшись, завороженные его голосом. Заключенные в камерах прильнули к тюремным окнам, даже сторожевые псы притихли. В наступившей тишине царили лишь голос юноши и музыка, воспевающие любовь. Внезапно с крыши тюрьмы слетели голуби и расселись на подоконниках кабинета, как будто специально чтобы послушать пение Костаса.

Прошло уже три часа, а он все пел и пел, пальцы юноши были стерты в кровь, голос от напряжения звучал всё глуше, а Циклоп с сослуживцами все требовали новых песен… Наконец Костас сказал:

– А сейчас я спою вам свою новую песню, которую посвятил своей горячо любимой жене, она называется «К моей Эвридике».

И он вновь запел, как будто и не было тех трех часов. Он уже не чувствовал боли в пальцах, ударяющих по окрашенным кровью струнам, и голос его был снова свежим и звонким. Костас пел о том, как страдает без любимой, как ему плохо и белый свет не мил, и что он ищет ее днем и ночью, и будет искать всю жизнь, пока не найдет, и они непременно встретятся и обязательно будут вместе, если не на земле, то на небе…

И как будто разгладились грубые лица тюремщиков, просветлели, появилась в их равнодушных глазах какая-то чуждая им одухотворенность, и унеслись их души куда-то далеко-далеко, туда, где они были молодыми, любили и были любимы, и были полны надежд и чаяний на добрую, светлую и счастливую жизнь…

Еще и еще исполнял он на бис эту песню. И уже совсем обессиленный и опустошенный замолчал, поклонившись. Слушатели, не сразу выйдя из транса, азартно и громко зааплодировали. Спирос тоже расчувствовался, по-отечески обнял Костаса и сказал:

– Молодец! Мне и моим друзьям понравилось твое пение. Ты прямо как тот Орфей. И я сдержу слово офицера. Так зачем же ты ко мне пожаловал?

Костас рассказал ему об Элен, когда и как она была арестована. Сказал, что она ни в чем не виновата, и если господин начальник будет добр, то он разрешит им встретиться, а может быть, даже совсем отпустит ее домой.

Спирос подозвал своего адъютанта и что-то долго шептал ему на ухо, после чего тот куда-то ушел.

– Я все понял. Я выполню свое обещание и отпущу твою жену. Только у меня есть одно условие: ты пойдешь через вон тот плац к тюремным воротам, – он показал рукой в окно, – не оглядываясь, а твоя жена последует за тобой. Но если до выхода из ворот тюрьмы ты оглянешься – её пристрелят. Ну что, ты согласен?

– Спасибо, господин майор! Конечно, я согласен, я полностью полагаюсь на ваше благородство.

– Вот и хорошо. Сейчас приведут твою Эвридику. А пока – давай выпьем на прощанье.

Он налил себе и Костасу по полстакана узо – вонючей греческой самогонки. Они молча, не чокаясь, выпили. Тут вернулся адъютант и доложил, что все готово.

– Ну, с Богом. Сейчас тебя проводят к выходу из здания, там сразу начинается плац. Ты медленно пойдешь, как мы и договаривались, не оглядываясь. А я буду смотреть в окно, и если оглянешься… – он ласково погладил рукой лежащий на столе пистолет. – Ну, ты все знаешь.

Когда Костаса выводили из здания, он краем глаза сбоку увидел высокую женскую фигуру в черном длинном одеянии с капюшоном на голове, полностью скрывавшем лицо. У него екнуло сердце. «Неужели это Элен?» – с надеждой подумал Костас. Раздалась команда:

– Пошел!

Он медленно, весь обратившись в слух, с трудом, от страха и напряжения, передвигая одеревеневшие ноги, вступил на плац. Заслышав за собой тихие, легкие, явно женские шаги, он обрадовался и немного успокоился. Прикусив до крови нижнюю губу, чтобы раньше времени не заговорить с Элен, он шел по, казалось, бесконечному плацу, представляя, как совсем уже скоро обнимет свою любимую жену. Вот и конец плаца, Костас перешагнул через ограждавший его бордюр, сделал еще несколько шагов. Вдруг он услышал, как Элен громко вскрикнула, видимо, она запнулась за бордюр. Костас помимо своей воли машинально оглянулся, в тот же миг громко затрещала пулеметная очередь. Девушка вскрикнула еще раз и упала, скошенная пулями. Он, уже ничего не соображая, бросился к растерзанной свинцом фигурке, откинул капюшон и обомлел. Это была не Элен. Костас стоял на коленях перед только что погибшей девушкой и был в полной растерянности, совершенно не понимая, что происходит. Конечно, было безумно жаль эту не известную ему женщину, но, с другой стороны, это значило, что его жена еще, возможно, жива…

За его спиной раздался знакомый лающий смех, он оглянулся. Там стоял весьма довольный собой и своей шуткой пьяный Спирос с друзьями. И тут Костаса осенило, он вспомнил, где уже слышал этот мерзкий хохот.

– Я все понял, я тебя узнал. Это ты убил мою Элен!

– Что? Что ты сказал? Да как ты смеешь, сопляк?

Циклоп выхватил пистолет и с яростью разрядил всю обойму в Костаса, но и на этом не успокоился. В бешенстве, сверкая единственным налитым кровью глазом, хрипя, потея и брызгая слюной, он стал топтать коваными сапогами уже безжизненное тело.

Но Костасу было уже все равно, его освобожденная душа стремительно летела к Элен, к его Эвридике. Для того чтобы наконец им снова встретиться, пусть и на небесах, и уже больше не расставаться никогда…

Тамара Полилова

Автор о себе

Мое имя - Тамара Полилова, я пишу рассказы и работаю в более крупных формах, учусь в очной аспирантуре (в данный момент работаю над написанием диссертации), имею два высших образования (математическое и медицинское) и среднее специальное – музыкальное (фортепиано, вокал), делаю переводы небольших юмористических роликов с русского на английский (субтитры), снимаюсь в роликах как актриса (это хобби), одна воспитываю 3-х детей (11-ти, 7-ми и 4-х лет), живу в Москве.

Посылка, или Жизнь после жизни здесь

Посвящается моей прабабушке Стахневич Зинаиде Григорьевне, актрисе, певице и просто благородной даме.

Итак, я умерла. Это было ужасно тяжело и невообразимо нам обычным смертным, не говоря уже о том, что я не была к этому готова вовсе. А случилось сие отвратительной холодной весной 1969, очень напоминающей зиму. В России, точнее – тогда в СССР, всегда такая весна – холодная, промозглая, местами склизкая, скользкая и снежная, как зима на Аляске. Я умирала в ужасной гадкой советской больнице всего лишь от пневмонии – правда, со мной были мой близкие, сходившие с ума и абсолютно потерянные. Мне было почти 75, и я была еще довольно крепкой, но во всем этом виновата только я одна. Не буду рассказывать о своей жизни, это совсем другая история, скажу лишь, что я наделала очень много ошибок, и самая огромная и непростительная из них состоит именно в том, что когда все мои знакомые, друзья и родственники покидали эту ужасную страну после революции с последним пароходом в 1922 г., я ждала два платья от портнихи и надеялась уехать в Париж с мужем и двумя крошечными детьми, как только они будут дошиты полностью, но они никогда не были дошиты до конца, границы закрыли со всех сторон, и мои несчастные дети остались здесь навсегда.