Паола Волкова - Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 2 Страница 13

Цвет нации! Наши мальчики! Свет эфеба! И все видят, что они такое. Каждый Полис сидит и болеет за своего. И победа в Олимпийских играх – это будет похлеще, чем военные победы или поражения. Потому что это сила – наше будущее. Они же не только кидали копье и бегали, но и кое-что еще делали, о чем поговорим впереди.

Голоса: Все ученики принимали участие?

Волкова: Все.

Голоса: Но у них же победитель был только один.

Волкова: Конечно, разумеется один. В каждом виде спорта. Иногда были двое. А Пифийские игры были для тех, кто закончил третий уровень, поэтому они проходили раз в три года. Не все кончали четыре уровня.

Вот Грегор – победитель Пифийских игр, он закончил третий уровень. Вообще, к концу третьего уровня, то есть примерно к 18 годам, среди учащихся школы выявляли тех, кто отличался художественными способностями, а это был очень важный предмет. И те, кто был способен, вне зависимости от того из какой они были среды, заканчивали только три класса и их отдавали в школу мастеров. Остальные, кто мог, учился дальше. Поэтому Пифийские игры были очень важны. К тому же, в них принимали участие девочки из школы гетер, но об этом я вам рассказывать не буду – вы должны заслужить (смех).

Голоса: Какова была продолжительность обучения на одном уровне?

Волкова: Зависело от Полиса, но, вообще, четыре года. И каждая ступень этапа длилась два-три года. А теперь обратите внимание на эту работу. Она находится в Лондоне, в Британском Музее. Когда я там бываю, то первое, что я делаю, мчусь туда. И это правда. Это фрагмент удивительной работы – то, что до сих пор является предметом совершенно нескончаемого спора между греками и англичанами. В 19 веке, один очень опытный английский дипломат и богач, при очень странных обстоятельствах, выиграл у турецкого султана этот ионийский фриз с изображением шествия эфебов.

Это часть скульптурного декора Парфенона. Интересно, а что турки там делали? А они там пороховой склад устроили. В Парфеноне. А их султан просто обожал играть в шахматы и ему нужен был хороший противник. Он просто умирал, этот «Ботвинник». Ну, англичанин и сел с ним играть, и выиграл этот фриз. Снял его с фронтонов Парфенона и увез в Лондон. А сейчас греки, вернее потомки тех турков, говорят:

– Отдавайте!

А те:

– Не отдадим!

Греки:

– Но это наш Парфенон!

Англичане:

– Нет, не ваш! Он был у тех греков, а вы какое имеете отношение? Это раз. А во-вторых, вы там устроили пороховой склад. А мы спасли!

И вот это «тяни-толкай» 200 лет продолжается. Но англичане никогда не отдадут, это как Лувру «Джоконду» отдать. Как это можно отдать?

И вот вы входите, а через весь зал идет эта вещь. Вы смотрите и понимаете, что то, что вы видите- это лучшее из созданного человечеством. В этом зале находится не только гениальное произведение, но и великий документ – ибо это «Шествие эфебов».

Школа эфебов, в каждом Полисе, размещалась сразу в двух точках: одна на Востоке, у восточных ворот, а вторая на Западе, у западных. На Востоке помещались дормиции, где эфебы ночевали. С восходом солнца, из восточных ворот выезжала армия эфебов и ехала через весь город к западным воротам, где располагались гимназии и полестры. Там тренировались и учились эфебы. Они ехали, сидя только на белых лошадях, чьи копыта, хвосты и гривы были позолочены или посеребрены. И вот едут на таких лошадях юноши от 8-ми до 20-ти лет, бронзовые от загара, с завитыми волосами, припудренными серебряной или золотой краской, обнаженные и весь город их встречает. И поди там найди своего сына! Они первым делом, когда вставали, все тело натирали специальным составом оливкового масла. И младшие помогали старшим Они все так делали. Перед боем натирались, перед Пиром или в торжественных случаях.

И город смотрел: едут наши мальчики, наши защитники, будущие мужи, победители, наш свет. Вы знали об этом? Нет! Если окажетесь в Лондоне, первое что надо сделать, это идти в Британский Музей и смотреть там античность. Такой античности нет больше нигде. Ну, еще Пергамский алтарь в Берлине. В Берлине гениальная коллекция античности, просто умопомрачительная. Но она другая. Потому что той эпохи, того периода, к тому же подлинного, как в Лондоне нигде нет. В Лондоне Парфенон, но в Лондоне нет такой коллекции, как в Берлине. В обоих этих музеях есть нечто невероятное, о чем мы будем говорить позже. В Лувре плохая коллекция – 3—4 вещи.

Посмотрите, что на них надето. Плащ. Они обнажены, а плащи, как драпировка… Такой плащ называется хламида. (смех) Это плащ эфеба. Греки одежду не шили. Они шить не умели – ткали готовую. Хламида, это что-то вроде юбки-солнца, только разрезанной сбоку (смех). Одевался он на левую руку, чтобы правая была свободна и наверху, на правой руке застегивался пряжкой – фибулой. Вот и вся одежда эфеба. Вообще, все что носили греки – это то или иное качество выделки шерсти. Греция – это запах козьей шерсти. О костюме позже. Дойдем до Пира, там и погуляем.

Я бы очень хотела видеть эфебов разными, но они, в принципе, как мультипликация – проекция одного и того же типа. Среди них есть совсем маленькие мальчики, а есть уже взрослые. Но есть и еще одна вещь. Как на очень невысоком рельефе умещается такая пространственная глубина? Как-будто это не барельеф, а горельеф, становящийся круглой скульптурой. Когда вы на него смотрите, то видите все стадии ваяния: от очень низко поднятого над мраморным блоком барельефа, до глубины ноги лошади, которая почти отделяется

Он такой многослойный и камень необычайной красоты. Все, начиная от материала и кончая деталями: изображение коней, юношеских тел, как они едут без стремян и без седла, как они свободно сидят на своих лошадях. Дело даже не в том, с каким техническим совершенством сделан этот барельеф, с какой утонченностью ваяния, а в том, как они могли добиться такого эффекта и такой глубины?

Когда мы видим подлинники, то понимаем, какая перед нами бесконечная одухотворенность формы. Бесподобная одухотворенность! И сравнить это можно только с иконой. Несмотря на то, что эта вещь выражена через плоть и через объем, а икона плоская и лишена плоти, этот барельеф одухотворен. Это почти невозможно передать, это можно только почувствовать. Я буду показывать разные вещи и, поскольку античная тема – это все-таки тема, в основном мужского тела, тела эфеба и делалась для того, чтобы запечатлеть эфеба, то, конечно, равному этому изображению мировое искусство еще не имело. Поверьте мне. Есть замечательная легенда. Она о Пигмалионе и Галатее. В ней главное то, что, когда Пигмалион обожал свое изделие, оно оживало. Я хочу сказать, что степень одухотворенности такова, что, когда вы смотрите в подлиннике, то создается такое впечатление, что в этой святости они непревзойденные мастера. В форме, в этой удивительной драпировке. В обнаженных женских телах есть что-то и это «что-то» удивительное, а именно, что они застряли на полпути между воодушевленностью камня, который становится живым существом или существа, становящимся камнем. Там есть трепет жизни. Я не могу понять, как это делается! Трепетно-чувственное дыхание жизни. Вам хочется погладить этот камень-существо. Словно это только что было явью и становится на ваших глазах камнем, либо наоборот.

Чтобы немного перейти к тем мастерам, которые так работали, нужно вспомнить о художественном союзе – фантастической организации, единственной в мире и никогда больше не повторившейся. Эфебы учились очень мощно. Они все время проводили между палестрами и гимназией. В гимназии они изучали следующие предметы: арифметику, письменность, историю, музыку, литературу. Они должны были сочинять стихи, играть на кифаре, которая была инструментом Аполлона, петь и танцевать. Конечно, они занимались спортом и знали Гомера. Начиная с 8-го века до н.э. и до 2-го века н.э. все мужское и практически женское население Греции было грамотным. Все знали Гомера, всю историю Олимпийских игр и всю мифологию. Это было необходимо для их жизни.

Олимпийские игры были не только играми со спортивным комплексом, означавшим божественно-гармоническое развитие человека, это были также соревнования на кифарах и в стихосложении. Обязательно. Кроме того, Олимпиады сопровождались тем, что театр давал новые пьесы. Игры – это не только смотр того, что мы имеем на сегодняшний день, как ребята владеют грамотой, как они знают историю, как они танцуют, поют или читают стихи, но игры – это еще и театры. Много историй сохранилось о том, как Софокл, принимавший участие в одной из битв греко-персидской войны, в честь победы разделся догола, взял кифару и начал танцевать, декламируя свои монологи – это был настоящий триумф. Это были очень серьезные художественные формы проявления себя, что было гораздо важнее, чем все остальное.