Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №1 за 2003 год Страница 13

Утром пятницы 22 августа на улице Фоссе-Сен-Жермен по пути из Лувра в свою резиденцию на улице Бетизи адмирал Гаспар де Колиньи был ранен. В момент выстрела он нагнулся, чтобы поправить обувь, поэтому ему лишь раздробило руку и оторвало палец. Люди адмирала нашли дымящуюся аркебузу, но стрелявшему удалось скрыться. По описаниям, преступник был похож на некоего Морвера, человека из окружения Гизов. Дом, откуда был произведен выстрел, принадлежал мстительной Анне д`Эсте, вдове герцога Франсуа Гиза, чей убийца в свое время указал на Колиньи. Скорее всего, это была дворянская вендетта лотарингских герцогов. Но тень подозрения в соучастии падала на королевскую власть. У постели раненого адмирала гугеноты возбужденно обсуждали, следует ли им добиваться правосудия от короля или бежать из Парижа и мстить Гизам самостоятельно. Это было высказано самому Карлу IX и Екатерине Медичи, пришедшим выразить сочувствие. Король пообещал наказать виновных и прислал своего лучшего лекаря, знаменитого Амбуаза Паре, отца современной хирургии. На протяжении субботы 23 августа требования гугенотов делались все более настойчивыми, неотвратимо усугубляя кризис. Шансы политического разрешения ситуации стремительно приближались к нулю. Совершить правосудие для короля означало поставить себя в зависимость от протестантов и скорее всего навлечь на свою голову всю мощь католических «ультра», в чьих глазах дом Гизов был едва ли не последним оплотом против наступающей Реформации. Роковое покушение на Колиньи загнало Карла IX в политический тупик. Новая война обещала вспыхнуть так или иначе. Требовалось на что-то решиться. Пятницу и субботу заседал своего рода «антикризисный комитет»: король, Екатерина Медичи, брат короля герцог Анжуйский, маршал Таван, канцлер Бираг и еще несколько вельмож.

Принятое решение состояло в том, чтобы в ночь на воскресенье 24 августа 1572 года, праздник Святого Варфоломея, уничтожить ограниченное число протестантских лидеров, дабы ослабить их движение как организованную военную силу. В субботу вечером в Лувр были вызваны представители городских властей, которым было предписано мобилизовать городскую милицию и запереть городские ворота. Примерно в 2 часа ночи к Отелю де Бетизи явились люди Генриха Гиза, к которым примкнули солдаты из королевской охраны. Они убили адмирала Колиньи и выбросили тело в окно под ноги Гизу, который его опознал. Тогда же ударил большой колокол церкви Сен-Жермен-Л`Оксерруа, близ Лувра. Отряды Гиза и герцога Анжуйского стали врываться в дома, где размещались гугеноты. Была ли необходимость заранее отмечать их белыми крестами? Скорее всего, это одна из легенд, которыми Варфоломеевская ночь окружена в изобилии. В распоряжении католиков имелись полные списки приезжих, поскольку все они становились на довольствие в Лувре. Из-за заминки с ключами из

Парижа вырвались гугеноты, расположившиеся в предместье Сен-Жермен-де-Пре, и Гиз бросился за ними в погоню. Протестантов избивали и в Лувре, но сохранили жизнь принцам – Генриху Бурбону и его кузену Конде, вынуждая обоих принять католичество. Генрих, сын своего отца, согласился довольно быстро. Конде противился.

Действия Гизов, ссылавшихся на королевский приказ, парижанами были восприняты как сигнал к массовой резне. К утру началась народная расправа. Ее жертвами теперь становились все подозреваемые в приверженности к кальвинизму. Тем же утром произошло чудо. На кладбище Невинноубиенных Младенцев расцвел засохший боярышник и стал сочиться кровью. Смысл чудесного происшествия был понятен. Бог наконец потребовал истребить тех, кто годами оскорблял его славу. Бог был среди убийц. Убийства, как водится, сопровождались грабежами и сведением личных счетов. К выдающемуся французскому философу, логику и математику Петру Рамусу убийцы были подосланы неким Жаком Шарпантье, иначе смотревшим на философию Аристотеля.

10 августа 1572 года один из лидеров гугенотов, молодой принц Генрих Конде, женился на католичке Марии Клевской (если верить слухам, своей будущей отравительнице). А 18 августа была отпразднована пышная королевская свадьба. Невеста-католичка одна венчалась в соборе Нотр-Дам, пока жених-гугенот ожидал ее на улице.

Чтобы вникнуть в эту ситуацию, надо себе представить особый идеологический строй французской монархии эпохи Ренессанса – монархии, пронизанной духом гуманистической культуры и подчиненной программе неоплатонической философии. Королевская власть при Карле IX всерьез мыслила себя как сила неоплатонической любви, преобразующая мир, проявляющаяся как господство согласия между людьми. К практическим шагам в данном направлении, например, можно отнести основание по инициативе Карла IX Академии музыки и поэзии. Предполагалось, что воссозданные античные музыкально-поэтические жанры, помогая людям услышать гармонию, дадут им понятие о духовной красоте, управляющей Вселенной, и тем самым позволят правительству бороться с варварством и хаосом. Вся деятельность королевского двора накануне Варфоломеевской ночи служила преодолению взаимного отчуждения недавно враждовавших партий. Ритуал бракосочетания принца-гугенота и принцессы-католички отсылает нас к воображаемому миру неоплатонической магии. Предусматривалось, что группы католиков и гугенотов будут идти навстречу друг другу, в точности следуя драматургии гармоничного слияния противоположностей. Организованная в соответствии с астрологическими расчетами, церемония была призвана произвести над королевством магическое действие, являя образ Марса, бога войны и человеческих страстей, плененного богиней любви Венерой. В русле гуманистических утопий Ренессанса магический обряд навсегда изгонял войну и раздор, знаменуя наступление Золотого века. На деле же королевская власть оказалась в плену своих идей и иллюзий, уверовав в собственное всемогущество и способность пышными торжествами и мудрыми указами навязать подданным религиозный мир. Одним выстрелом из аркебузы установление Золотого века мира и согласия, который так счастливо начался благодаря прекрасному союзу Марса и Венеры, оказалось отсроченным на неопределенное время.

Хотя в парижской бойне участвовала часть городской милиции, многие городские магистраты пытались остановить насилие. Прево Парижа Жан Ле Шаррон неоднократно отдавал приказы сложить оружие и разойтись по домам. Он пытался защитить своего коллегу по Палате косвенных сборов историка Ла Пласа и его семейство. Сьер де Перрез, ближайший соперник Ле Шаррона на последних городских выборах, спрятал в своем доме на улице Вьей-дю-Тампль более сорока гугенотов. Сил, способных противодействовать избиению, у городских властей имелось не больше того, чтобы сопровождать прево и эшевенов в их бесполезных перемещениях по городу. Лучшее, что они могли придумать в Париже и других местах, – это спешно запереть протестантов по городским тюрьмам. Резня в Париже продолжалась неделю. В двенадцати других французских городах, включая Руан, Труа, Орлеан, Анжер, Бурж, Лион, Бордо, Тулузу, – все шесть недель. По сведениям историка де Ту, убитых в столице насчитывалось около 2 тысяч. По всей Франции в погромах конца августа и начала сентября, видимо, погибло не менее 5 тысяч человек.

Гугеноту Агриппе д`Обинье повезло: Варфоломеевской ночью его уже не было в столице. В «Жизни Агриппы д`Обинье, рассказанной им его детям» он повествует о себе в третьем лице: «Во время свадебных празднеств (бракосочетания Генриха Наваррского и Маргариты Валуа) он находился в Париже, ожидая назначения. Будучи секундантом одного своего друга в поединке близ площади Мобер, он ранил полицейского сержанта, попытавшегося его арестовать (дуэли были запрещены). Это происшествие заставило его покинуть Париж. Через 3 дня произошли события Варфоломеевской ночи. Получив известие о резне, Обинье в сопровождении 80 человек, среди которых можно было насчитать десяток самых отважных солдат Франции, пустился в путь, впрочем, без цели и плана, когда при неожиданном беспричинном возгласе: „Вот они!“ – все бросились бежать, словно стадо баранов. Потом, опомнившись, они взялись за руки втроем или вчетвером, каждый будучи свидетелем храбрости соседа, взглянули друг на друга, краснея от стыда. На следующий день половина этих людей пошла навстречу шестистам убийцам, спускавшимся по реке (Луаре) из Орлеана в Божанси. Этим они спасли (город) Мер». В «Трагических поэмах» Агриппа д`Обинье бросает обвинение тем, кого считал организаторами Варфоломеевской бойни. Поистине Дьявол двигал ими. Но другая сторона дела – всеобщее безумие. Варфоломеевская ночь, в его глазах, столь же спланирована, сколь и безумна. «Французы спятили, им отказали разом // И чувства, и душа, и мужество, и разум». Избивающие и избиваемые едва понимали, что они делают. Мадемуазель Иверни, племянница кардинала Бриссона, исповедовавшая протестантизм, пыталась спастись, переодевшись монахиней, но не сыскала нужной обуви. Ее туфли стоили ей жизни. Некая девица Руайан выдала убийцам тайник, где укрылись два протестанта, один из которых приходился ей родственником, другой – бывшим возлюбленным. Католик Везен спас от расправы своего личного врага гугенота Ренье, вывез из Парижа и проводил до его замка в Керси. 200 лье (около 900 км) два заклятых врага проехали молчком. Были очевидцы убийств, совершенных 10-летними католиками, – справиться дети-убийцы могли только с теми, кто был еще младше них. Малолетний гугенот принц Конти, как взрослый, попытался заслонить грудью своего воспитателя, господина де Бриона; погибли оба. Таких травмирующих воображение историй в «Трагических поэмах» и других протестантских сочинениях несметное множество. Реки, запруженные трупами, – кошмарный образ, преследующий Агриппу д`Обинье десятилетия спустя, – вода рек, превратившаяся в кровь.