Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №5  за 1997 год Страница 13

Открылась дверь, и мне тотчас стало дурно. Я вообще плохо переношу высоту. Если надо добраться до какого-нибудь высокогорного места, предпочитаю делать это постепенно, желательно, на автомобиле и обязательно с пассажиром: будучи за рулем, выше трехтысячной отметки непременно начинаю засыпать, и никакая сила не может вывести меня из этого состояния. На этот же раз меня в одну секунду, как рыбу на лед, выкинули из уютной, царившей в салоне самолета кондиционированной атмосферы, соответствующей высоте уровня моря, прямиком в чуть ли не безвоздушное пространство. И началось!

Страшнейшая головная боль: словно два отбойных молотка впились в оба виска. Приступы тошноты, головокружение, озноб и прочие прелести горной болезни «сороче», так знакомой мне по другим высокогорным приключениям. Весь путь длиной с полсотни километров до мотеля я промучился, лелея мечту о живительном отваре листьев коки или глотке кислорода, смягчающих эти чудовищные пытки. Но, по закону бутерброда — а он, как вы знаете, всегда падает маслом вниз, — в мотеле ни того, ни другого не оказалось, и мне ничего не оставалось, как вползти под одеяло и постараться уснуть.

На следующее утро, несмотря на тяжелое состояние, я все-таки решил совершить первую прогулку. Служба есть служба! Вышел во двор, как человек, у которого только что сняли скальп и водрузили на голову сосуд с водой, за каждую утраченную каплю которой следовала высшая мера наказания. Медленно, выверяя каждый шаг, я начал путь по аллейке, ведущей к обрыву. Мотель стоял на высоком берегу, и с него открывался прекрасный вид на гигантское, волшебной красоты озеро. Ни единого ветерка, все вокруг нежно-голубое, яркое, прозрачное и приветливое. Но в то утро этот свет и эти краски были мне немилы, и каждый шаг отдавался в моей голове ударами вечевого колокола...

Ко мне подошел служащий мотеля и вежливо сообщил, что меня уже давно ждут на катере. Плохо соображая, о каком катере идет речь, я, как робот, вернулся в номер, автоматически взял сумку с блокнотом и фотоаппаратами, показавшуюся мне весом в тонну, и так же, подобно канатоходцу выверяя каждое движение, спустился на причал.

В катере сидела веселая и нетерпеливая группа молодых немецких туристов. Катер тут же отчалил. Природа словно ждала нашего старта: тотчас подул неизвестно откуда нагрянувший сильный ветер. Только что нежно-бархатное, озеро ощетинилось волнами, началась качка. К моей горной болезни добавилась еще и морская. Закон бутерброда бушевал вовсю.

Так продолжалось около часа, пока на горизонте не появилась маленькая точка. По мере приближения к ней она росла, росла и наконец выросла в огромную, похожую на спящего кота гору. Кот был полосат: весь склон горы был превращен в узенькие, параллельные терраски, на которых, наверное, что-то выращивали или кого-то пасли. Дивился я всему этому, а еще больше тому, что, согласно программе моего пребывания на Титикаке, первым объектом моего посещения должны были быть острова рукотворные — плавучие, сделанные из тростника-то-торы руками живущих на них индейцев, а отнюдь не базальтовые, образовавшиеся миллионы лет назад в результате вулканической деятельности. Тут-то и выяснилось, что меня приняли за другого и посадили в лодку по ошибке, а тот, кто должен был ехать с немцами, так и остался в мотеле.

Ну ладно, думал я, не вплавь же обратно. Тем более, что и остров Такиле (так назывался этот базальтовый кот) тоже значился в числе достопримечательностей Титикаки, которые мне предстояло познать. В проспектах о Такиле говорилось, что там, в очень чистенькой и живописной деревушке, живут самые честные и самые добрые на земле люди, что они занимаются террасным земледелием, рыболовством, разведением овец, коров и домашней птицы, что изготавливают они замечательные предметы народного творчества из камня и шерсти и все обязательно носят очень красивые, типичные для этого маленького этноса одежды.

Однако сколько ни вертел я своей измученной головой, сколько ни щурился на надвигавшегося на нас кота, никаких признаков знаменитой деревушки ни его склонах не замечал: одни полосы-террасы. Но была пристань. Мы ткнулись в нее, и от этого толчка моя голова вновь загудела. Поджидавшие катер индейцы, действительно очень милые, вежливые и приветливые, одетые в красочные чистенькие, вышитые хитроумными узорами рубашки, жилетки и вязаные шапочки с помпонами, помогли нам взобраться на высокий причал. И тут я не выдержал:

— Так где же все-таки ваша деревня?

— А она там, — утопая в лучезарной улыбке, ответил служитель причала и махнул кистью руки над головой, — за горой.

— Что-о-о?! — возопил я. — А как же туда...

— По тропинке, по ступенькам. — Он был просто счастлив от сознания того, что угодил гостю своим ответом.

Гость же воспринял его ответ как приговор к высшей мере наказания, причем, обжаловать его было негде. Озеро лежит на высоте 3882 метра над уровнем моря. Полуметровой высоты ступеньки, оставшиеся в наследство нашему поколению, судя по всему, с доколумбовых времен, должны были вознести меня еще метров эдак на 300 над уровнем Титикаки. Это в моем-то состоянии! Удар был жесток и ниже пояса. «Наверное, — подумалось мне, — в предыдущей жизни я чем-то не угодил древним обитателям этого острова, и сегодня настал час их исторического реванша!»

Мои ноги подкосились, и, тихо застонав, я опустился на доколумбов базальт. Сидя в роденовской позе на первой из полутысячи ступеней, я тихо горевал, вспоминая любимую и вечную «Песню журналистов»: «ради нескольких строчек в газете...» Но тут, взглянув на мой 300-метровый эшафот, заметил нечто, с моей точки зрения, совершенно нелепое.

Я увидел человека... бегущего наверх. Сначала не поверил своим глазам, решил, что я уже окончательно свихнулся и начались галлюцинации. Но человек действительно был реальным, и он легко и весело, как горный козлик, скакал по ступеням в высь, казавшуюся мне недоступной. А он просто спешил предупредить живущих за бугром односельчан о прибытии катера и о том, что вместе с туристами на его борту прибыла и почта. Короче говоря, это «нечто», так диссонировавшее с моим состоянием, оказало на меня действие сродни шокотерапии и хоть немного, но привело меня в чувство. Все равно отступать было некуда, за нами была безбрежная Титикака, и цацкаться со мной на причале никто бы не стал: все живые существа — те, кто прибыли на катере, и те, кто нас встречал, уже поднимались на горб базальтового кота.

Не стану расписывать все муки и перипетии этого подъема. Вы, наверное, уже обратили внимание на то, что я не умер. А, преодолев этот барьер, был вознагражден сторицей. Я познакомился с этим, на самом деле, уникальным островком и его чудесными обитателями, убедился, что все рассказы о них — чистая правда. В качестве компенсации моих мучений обратный путь мы проделали по зеркально гладкому озеру, едва подернутому легкой рябью. Кстати, претензий ко мне за то, что я занял чужое место на катере, никто не предъявил. Оказалось, что немец остался в мотеле неспроста: накануне он попил водички из крана, чего там категорически не советуют делать никому, а приезжим — тем более. Если я мучился от «сороче», и, хотя и с трудом, но все-таки передвигался, то он, как мне рассказали потом, провел весь день не выходя из туалета, что вызвало у его друзей прилив просто неудержимого юмора.

Постепенно я приходил в себя. И на следующий день, уже как ни в чем не бывало, приступил к выполнению моей собственной программы знакомства с окрестностями священного озера инков. Побывал я и на плавучих островах, и еще на одном маленьком озерце, укрытом среди плавных холмов Альтиплано, где царит оглушающая, абсолютная тишина и где посетитель чувствует, как какая-то сверхъестественная космическая радиация нисходит на него с небес, как все это обволакивает его, поглощает, и кажется, что еще мгновение, и рядом опустится инопланетный корабль с существами, когда-то, как считают многие, создавшими эти загадочные андские цивилизации, и наконец расскажут всю правду обо всем. И тут же, посреди этого волшебного озерца находится правильной формы, круглый и совершенно плоский островок, больше напоминающий стартовую площадку космических кораблей, а на берегу, как сторожевые башни, охраняющие вековые тайны этих мест, рассыпаны башенки «чульпы» — могильники древних обитателей Альтиплано, сложенные из идеально отшлифованных и так же идеально пригнанных друг к другу камней...

Вскоре забыл я про «сороче» и про ее морскую сестру. Наконец настал день отлета. Переполненный впечатлениями, я сидел у окна самолета, прощально помахивая рукой оставшимся на поле немцам: им не хватило места в самолете, и они ждали следующего рейса.

Самолет делает долгий разбег, взлетает, быстро набирает нужную высоту: отсюда, с четырех тысяч метров над уровнем моря, взлет и в самом деле быстротечен. Летим. Впереди целый час полета. Отстегиваю ремни безопасности, потягиваюсь, распрямляю конечности, устраиваюсь поудобнее, достаю блокнот, чтобы сделать последние записи. И вдруг — толчок, другой, третий. Самолет будто спотыкается и... круто идет вниз! Смотрю на световое табло — оно мертво. Инстинктивно начинаю лихорадочно шарить в поисках ремней безопасности. Взгляд падает на иллюминатор, а за ним — Кордильеры! Как же прекрасны они были в этот час! Острые, черные, чуть припудренные снежком пики, фиолетовые щели таинственных, стремительно приближающихся пропастей. Эх, в иное время не оторвался бы от этого зрелища...