Максим Кустов - Кто и когда купил Российскую империю Страница 14

Десятками эти дети бродили вдоль линии железной дороги и по прилегающим селам на территории красных. Многие из них добровольно являлись к нам и говорили, кто они и для чего посланы. Некоторые из них давали точные сведения о расположении противника, а иногда раскрывали его замыслы, подслушав их в среде пьяных офицеров. Часть таких подростков оставалась служить у нас, многие принимали участие в боях против белых»[34] (кстати, позднее это послужило сюжетом для прекрасных детских приключенческих книг А.Е. Власова и А.М. Млодика «Армия Трясогузки» и «Армия Трясогузки снова в бою»).

После завершения Уфимской операции войска Колчака на всём фронте продолжали отступление. Председатель Реввоенсовета республики Троцкий и главком И.И. Вацетис предложили остановить наступление армий Восточного фронта и перейти к обороне на достигнутом рубеже. Центральный Комитет партии решительно отклонил это предложение. И.И. Вацетис был освобожден от занимаемой должности, на пост главкома назначен С.С. Каменев, и наступление на востоке было продолжено, несмотря на резкое усложнение обстановки на юге России. К августу 1919 года красные захватили Екатеринбург и Челябинск.

В сентябре-октябре 1919 года между реками Тобол и Ишим произошло решающее сражение между белыми и красными. Как и на других фронтах, белые, уступая противнику в силах и средствах, потерпели поражение. После чего фронт рухнул и остатки армии Колчака начали отходить в глубь Сибири. В ходе этого отступления колчаковскими войсками был совершен Великий сибирский ледяной поход, в результате которого колчаковские войска отступили из Западной Сибири в Восточную, преодолев тем самым более 2000 километров, и избежали окружения.

В тылу нараставшее недовольство уже откровенно проявлялось в настроениях населения. Достаточно привести такой пример из жизни Иркутска 1919 года: «Присматриваясь и прислушиваясь к настроениям жителей города, я, увы, мог констатировать, что правительство адмирала Колчака не пользуется симпатиями в широкой гуще городского населения.

Встречаю я как-то на улице одного знакомого мелкого чиновника железнодорожного контроля. Он останавливает меня и с места в карьер начинает бранить Омское правительство.

— Что же это оно думает! Разве мы можем теперь жить на то жалованье, какое мы получаем? Нет, так продолжать нельзя! Придет еще одна революция, обязательно придет!

Выкрики эти донеслись до слуха проходившего мимо молодого офицера, который не преминул угрожающе заметить оратору:

— Гражданин, будьте осторожны насчет революции, не то и в морду можете получить!..

Во избежание скандала я поспешил перевести разговор на другие темы.

Однажды со мной ведет беседу одна старушка, богомольная и благочестивая, любительница путешествовать по святым местам.

— Что же это такое? Когда же большевики Колчака-то свалят? Хоть бы поскорей уж с ним справились, что ли! — жалуется мне старуха.

— Чем же Колчак вам не угодил? — спрашиваю я.

— Где уж угодить! Поди-ка на базар да спроси, что теперь четверть молока стоит.

Наивная старуха была убеждена, что придут большевики и сразу все станет дешевле.

Заходят в обувной магазин два покупателя, видимо, из деревни, и спрашивают, сколько стоят сапоги. Им говорят цену.

— Дорого. Не надо, — говорит один другому, — пойдем! Все равно месяца через два все наше будет. — И оба, злые, уходят из магазина.

Такого рода разговоров и сценок можно было бы привести множество»[35].

В этих условиях 4 января 1920 года Верховный правитель России Александр Васильевич Колчак подписал свой последний указ, в котором передал «всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской Восточной Окраины, объединенной российской верховной властью», атаману Григорию Михайловичу Семенову. В это время эсеры организовали в тылу Колчака ряд мятежей, в результате которых им удалось захватить Иркутск, где власть взял эсеровский Политцентр, которому 15 января 1920 года чехословаки, среди которых были сильны проэсеровские настроения и не было никакого желания воевать, выдали находившегося под их охраной адмирала Колчака. 21 января 1920 года иркутский Политцентр передал Колчака большевистскому ревкому. Адмирал Колчак был расстрелян в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года. Спешившие на выручку адмирала русские части под командованием Каппеля опоздали и, узнав о гибели Колчака, приняли решение не штурмовать Иркутск.

Чешская коммерция на крови и бесчестии

Можно предположить, что значительную и даже роковую роль в решении чехословаков выдать Колчака врагам сыграл тот самый «золотой запас», значительной части которого (помимо трат колчаковского правительства) потом недосчитались. Уж больно не хотелось им возвращаться домой с пустыми карманами. Об этом упоминается и в некоторых воспоминаниях белых эмигрантов. Тот же атаман Семенов писал: «Дело в том, что в этот период времени (1920 г. — Авт.), по признанию самого командующего чешскими войсками генерала Сырового, дисциплина в чешских полках была настолько расшатана, что командование с трудом сдерживало части. Грабеж мирного населения и государственных учреждений по пути следования чехов достиг степеней совершенно невероятных. Награбленное имущество в воинских эшелонах доставлялось в Харбин, где продавалось совершенно открыто чехами, снявшими для этой цели здание местного цирка и настроившими из него магазин, в котором продавались вывезенные из Сибири предметы домашнего обихода, как то: самовары, швейные машины, иконы, серебряная посуда, экипажи, земледельческие орудия, даже слитки меди и машины, вывезенные с заводов Урала.

Помимо открытого грабежа, организованного, как видно из предыдущего изложения, на широких, чисто коммерческих началах, чехи, пользуясь безнаказанностью, в громадном количестве выпускали на рынок фальшивые сибирские деньги, печатая их в своих эшелонах. Чешское командование не могло или не хотело бороться с этим злом, и подобное попустительство влияло самым развращающим образом на дисциплину в полках чешских войск. Что же удивительного в том, что, получив в свою власть состав Верховного правителя, в котором, кроме вагонов Ставки, находился весь золотой запас Российского государства, чехи быстро пришли к соглашению с красными и продали им Верховного правителя за наличный расчет в золоте? Сопоставляя данные о количестве золота, отправленного из Омска, с количеством принятого большевиками от чехов в Иркутске, мы можем восстановить более или менее точную сумму, в которую был оценен адмирал Колчак. Оставшийся у красных генерал Болдырев в своих записках указывает, что чехами в Иркутске было сдано красным всего двести пятьдесят миллионов золотых рублей, тогда как по сведениям лиц, сопровождавших этот литерный поезд, количество отправленного из Омска золотого запаса превышало эту сумму более чем в два раза.

Изменивши своему императору в период Великой войны, сотнями тысяч сдаваясь в плен, чехи вторично показали себя предателями, на этот раз изменив общеславянскому делу, предав красным национальную Россию и ее Вождя — покойного адмирала Колчака.

Интересно отметить, что на мои решительные протесты против повального грабежа, который учинили чехи в Сибири, я долгое время спустя получил от союзного командования пояснение, что в его задачи не входит забота об охране интересов населения от кого бы то ни было, а оно стремится лишь к возможно скорейшей эвакуации чешских войск из Сибири, чтобы этим закончить свою миссию по интервенции в Сибирь»[36].

Самая, пожалуй, омерзительная подробность бурной «коммерческой» деятельности чехословаков стала известна через несколько лет после окончания Гражданской войны в России:

«Большевикам удалось тайно связаться с Чешским легионом… в результате чего чехи покинули поле боя, обнажив фронт. В качестве награды за предательство чехи получили царское золото, а также прихватили с собой часть беженцев и прежде всего девушек из Института благородных девиц…

В тогдашнем китайском Харбине чешские легионеры продали около 200 русских девушек из аристократических семей в китайские публичные дома…

Спустя несколько лет… стало известно о судьбе русских девушек-аристократок, оказавшихся в Харбине. Американские посредники собирали деньги, чтобы выкупить этих девушек из китайских публичных домов. Условия содержания в этих борделях были типично китайскими, т. е. поступающих сюда девушек немилосердно избивали, чтобы они стали послушными. Их сажали в клетки, которые выставлялись в витринах, и не давали есть до тех пор, пока какой-нибудь китаец не платил за выбранную им девушку и не уводил ее с собой на ночь сначала в ресторан, а затем в постель.