Валерий Воскобойников - Солдат революции. Фридрих Энгельс: Хроника жизни Страница 15

Маркс первым в мире создал исторический материализм.

Вся история человеческого общества начинается с производства. «Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии — вообще по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им жизненные средства…»

Для того чтобы жить, люди должны иметь пищу, питьё, жилище, одежду. Поэтому первый исторический акт — это производство средств, которые необходимы для поддержания общества. Способ производства определяет историческую формацию общества.

Это открытие Маркса объяснило всю историю человечества. Жизнь народов — в Египте, Индии, Америке или Европе — подчиняется одним и тем же законам общественного развития, зависит от производительных сил. Социальные революции — вот истинные вехи истории, здесь общество переходит от одной формы к другой.

«Производительные силы определяют форму общения, общественные отношения». Раб и хозяин, феодал и крепостной крестьянин, пролетарий и фабрикант — эти общественные отношения менялись в человеческой истории не случайно.

Производительные силы развиваются, и старая форма общения — рабство, крепостная зависимость — перестаёт соответствовать им, становится оковами, сдерживающими развитие производства. Тогда и происходит социальная революция. Она рвёт оковы, создаёт новые, более передовые общественные отношения, которые соответствуют более развитым производительным силам.

«Революция является движущей силой истории», — писали Маркс и Энгельс.

Они доказали, что пролетарская, коммунистическая революция неизбежна. К этому стремится весь ход развития человеческого общества.

Материалистическое понимание истории, законов, по которым развивается общество, — главный переворот в научном познании мира, который совершили Маркс и Энгельс.

Так во время работы над книгой «Немецкая идеология» в 1845 году они разработали первое теоретическое обоснование научного коммунизма.

В будущем Энгельс напишет, что два великих открытия — другое Маркс совершит в пятидесятые годы при написании «Капитала», когда создаст теорию прибавочной стоимости, — два этих открытия превратили социализм из утопии в науку.

Союз коммунистов

В грядущее открыта дверь широко.

И настоящее готово в бой!

Пришёл апрель. Ранние рассветы и весенние надежды.

Два тома «Немецкой идеологии» лежали в кабинете Маркса.

— Книгу надо печатать как можно скорей, она необходима именно сейчас, в разгар споров! — убеждал Энгельс.

Маркс предлагал посидеть ещё, уточнить кое-какие абзацы, каждый день к нему приходили всё новые и новые мысли.

Издатели — они даже называли себя социалистами — поначалу были готовы печатать книгу. Но, когда прочитали рукопись, испугались тех смелых идей, той критики, с которыми Маркс и Энгельс обрушились на современное общество…

Марксу и Энгельсу не удалось издать эту важнейшую для своего времени книгу. Лишь отдельные главы были напечатаны при их жизни.

Постепенно в Брюссель стали съезжаться эмигранты из разных стран. В Европе знали, что в столице Бельгии живётся свободнее.

Приехал Вильгельм Вольф — сын крестьянина из Силезии. В юности он пробился в университет, но после студенческих волнений угодил в тюрьму.

— Ваши статьи в «Немецко-французских ежегодниках» мне очень помогли, — сказал Вольф при первом знакомстве Энгельсу, — они научили меня серьёзно думать о коммунизме.

Друзья прозвали Вольфа Лупус, то есть «волк», переведя его фамилию на латынь.

Приехал прусский лейтенант Вейдемейер. Под влиянием «Рейнской газеты» и «Ежегодников» он стал социалистом, отказался служить прусскому королю.

Приехал Эдгар фон Вестфален, младший брат Женни, товарищ Маркса по гимназии.

Зимой, во время рождественских праздников, они собрались в тесной квартире Маркса, подняли тост за революцию. Все говорили об одном: коммунистов надо немедленно объединять. И центром должен стать Коммунистический корреспондентский комитет здесь, в Брюсселе.

Письма по адресатам: Энгельса — в Кёльн, Эльбер-фельд, Дюссельдорф, Лупуса — в Силезию, в Англию — Гарни, Шапперу, Моллю, — были отправлены сразу после рождества.

Первыми откликнулись Шаппер и Молль. Они создали такой же комитет в Лондоне. К ним присоединился Гарни.

Деньги кончались.

«Дорогой Эмиль! — писал Энгельс своему зятю Эмилю Бланку в Лондон. — Сделай одолжение, пришли немедленно 6 ф. ст., или 150 франков.

Я верну их тебе через неделю или две…

В заключение ещё раз прошу тебя ничего не говорить о содержании этого письма. Привет.

Твой Ф.».

Маркс уже давно заложил свои вещи в ломбард. Фридрих тянул до последнего, но в конце концов и ему пришлось заложить одежду.

И тут отец неожиданно написал, что заедет на день по делам в Брюссель.

К счастью, деньги от Эмиля пришли накануне приезда отца. Фридрих успел выкупить фрак и пальто. Мери лихорадочно приводила их в порядок.

Утром Энгельс встречал отца. Энгельс-старший был холодно-деловит. День у него был расписан: осмотр новых машин, пряжи, тканей, контракты на поставку своих товаров.

Лишь вечером, на вокзале, перед отправлением поезда он, казалось, на минуту оттаял.

— Мама часто плачет, когда вспоминает тебя… Мне показывали твои статьи, там всё те же коммунистические бредни. Жаль, очень жаль, — помолчав, добавил он, — с такими блестящими способностями из тебя мог бы выйти неплохой коммерсант…

Фридрих и Лупус помогли Марксу погрузить небогатый семейный скарб на тележку, и возчик повёз его на площадь Сент-Гюдюль, к дешёвой гостинице «Буа Соваж». Женни и Ленхен шли следом и несли детей.

В июне в ту же гостиницу переехал Энгельс с Мери.

«Напротив моей комнаты живёт известный Маркс со своей высокообразованной женой и двумя прекрасными детьми. Кроме того, здесь остановился также и Фридрих Энгельс, книгу об Англии которого ты читала. Он взял себе в жёны маленькую англичанку из Манчестера, так что мы беседуем теперь наполовину по-английски, наполовину по-немецки», — писал Георг Веерт своей матери.

Брюссель стал политическим центром движения коммунистов. Из многих городов: Копенгагена, Гавра, Гётеборга — шли письма в Коммунистический корреспондентский комитет.

Парижские общины оставались пока под влиянием Вейтлинга.

В августе комитет направил Энгельса в Париж отвоёвывать Союз справедливых. С деньгами было, как всегда, туго: набрали только на дорогу.

— Видимо, эти подлые буржуа перетрусили, и надежд на издание «Немецкой идеологии» почти нет, — на прощание сказал Маркс. — И всё-таки, Фридрих, мы были обязаны написать её. Обязаны перед историей!

Это было не просто — людей, привыкших к наивным призывам Вейтлинга, повернуть к пониманию основ научного коммунизма.

В своей книге «Гарантии гармонии и свободы» Вейтлинг так и утверждал: стоит лишь объяснить каждому, как правильно жить, поделить богатство и земли поровну, и сразу в счастливых семьях станут рождаться счастливые дети. После собраний, на которых хорошо было помечтать, до мелочей обсудить подробности будущей справедливой жизни, люди расходились, как из церкви, просветлённые, успокоенные. Но годы проходили, а надежды не сбывались…

Общины ремесленников собирались всё в тех же кабачках на окраине Парижа, куда когда-то Энгельс ходил вместе с Марксом и Бакуниным.

Теперь он ежедневно встречался с рабочими. Один день — с общиной столяров, на следующий — с портными. И всюду делился мыслями, открытиями, которые они с Марксом изложили в книге «Немецкая идеология».

Иногда это были товарищеские беседы, иногда беседы переходили в многочасовые лекции.

В сознании простых, часто малограмотных, но мужественных людей постепенно происходил переворот.

А в декабре началась слежка. Шпики ходили открыто — передавали его друг другу.

Главное задание Брюссельского комитета Энгельс выполнил, поэтому встречи в общинах можно было прекратить.

Ну, а шпиков следовало проучить. Вечерами теперь он посещал весёлые места: танцзалы «Прадо», «Милый холостяк». Шпики растерянно покупали входные билеты..

Ложась спать, Фридрих хохотал, представляя их утренние финансовые отчёты в полиции.

— Ну, старина, с трудом вас отыскал, — говорил Молль, улыбаясь, как прежде, своей широкой и застенчивой улыбкой. — Понадеялся на свою память, а Париж за восемь лет так изменился!