Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» № 11 за 2003 год Страница 15

Впрочем, Лидия Яковлевна Гинзбург – «старуха» и «мудрая черепаха Тортилла», как ласково и любовно называли ее молодые друзья, – по всей видимости, гораздо раньше, чем они, почувствовала и подбиравшийся холодок «тени» хрущевских реформ.

Не могла она не понимать, что едва ли не хамские идеологические проработки городской интеллигенции достаточно ощутимо «рифмовались» с явным зажимом в повседневной жизни. Безусловно, метро в Ленинграде радовало всех, но все же вряд ли стоило сносить ради сооружения выхода из него великолепную церковь, венчавшую ансамбль бывшей Сенной площади. Ленинградцы рвались приобрести вещи из синтетики, но, как правило, в свободной продаже были очень средние ее образцы. Не лучшим образом пахли в тепле этого самого метро шубы из искусственного, почти всегда черного меха – орлона, произведенного на Ленинградском заводе технического волокна. Трескались от мороза модные зимние сапожки из отечественных кожзаменителей.

Впрочем, к началу 60-х шестидесятники сумели-таки убедить властные структуры в том, что одетые в узкие брюки «нигилисты» вполне способны совершать подвиги во имя идеи. Интеллигенции стали вторить даже советские функционеры. Правда, делалось это в неуклюжей, политизированной манере. Невозможно без горькой иронии читать призыв, завершавший доклад о мероприятиях по перестройке работы Ленинградского Дома моделей, датированный 1961 годом, о необходимости «одеть ленинградцев, идущих в первых рядах строителей коммунизма, в добротную и красивую одежду!» Читатель вполне вправе задуматься над тем, что же предназначалось для «вторых рядов» тех же строителей? Так вот, им часто не доставалось ни модных узких, ни даже изрядно устаревших широких брюк. Неповоротливая легкая промышленность не поспевала не только за модой, но и за сменой сезонов. Осенью 1963 года в Ленинграде разразился кассовый кризис, вызванный переполнением магазинов устаревшими товарами.

Просчеты в реформировании пищевой промышленности и сельского хозяйства ленинградцы ощутили еще раньше. Уже к концу 50-х в рыбных магазинах Ленинграда опустели традиционные аквариумы. Сначала вместо живой рыбы их заполняли водорослями, а с начала 60-х перестали даже заливать водой. Постепенно стали исчезать из продажи рыбные консервы, равно, как и соленая, и копченая рыба. Зато на прилавках появилась так называемая «китовая колбаса» – некое изделие из перемолотого мяса кита, которое ленинградцы сразу же окрестили «никитовой колбасой».

Осенью 1962 года начались ощутимые перебои с хлебом. Чтобы как-то удержать ситуацию под контролем, власти приняли решение продавать в «одни руки» не более 2,5 килограмма хлебобулочных изделий – такая норма существовала в 1947-м, после отмены карточек. В следующем году хлеб в ленинградском общепите стал платным – по 1 копейке за кусок, независимо от веса. А в булочных города появились плакаты, всячески рекламирующие запеканки и торты из… черных и белых сухарей.

Донимала ленинградцев и вездесущая в то время «кукурузная эпопея». Им, видевшим на полях Ленобласти жалкие ростки «королевы полей», трудно было спокойно смотреть на появившийся на городских улицах плакат с надписью: «Кукурузе – полный ход!» На нем был изображен увенчанный красной звездой тепловоз в виде кукурузного початка, который тащил обычные вагоны. Главная героиня этого шедевра – железнодорожница на переезде сигнализировала не жезлом, а все тем же початком кукурузы. И уж совсем нелепым выглядело открытие в конце октября 1963-го на Невском проспекте, 136, кафе с многообещающим названием «Чудесница». Его посетителям предлагалось отведать «кукурузных» конфет, шоколада и даже вина. Правда, просуществовало это странное заведение сравнительно недолго – до октября 1964 года, иначе говоря, только до момента смещения Хрущева с высокого поста.

Не менее ощутимыми стали для ленинградцев и просчеты в жилищной политике 60-х годов. С лета 1957 года в городе начали массовое возведение пятиэтажных домов, квартиры в которых были предназначены «для заселения одной семьей».

Спичечные коробки «хрущевок» буквально зажали исторический центр града Петрова. В результате в черту города вошли такие районы, как Гражданка, Парголово, Ульянка, Лигово, бурно застраивавшиеся «пятиэтажками». Совмещенный санузел с сидячей ванной и без раковины, потолок высотой 2 метра 20 сантиметров, тонкие, почти «символические», межквартирные перегородки – вот реалии хрущевской жилищной реформы. Конечно, с ними соприкоснулись не только жители Ленинграда, но особенно нелепыми все эти архитектурные «новшества» выглядели в условиях «регулярного Петербурга». Его строгому духу совершенно не соответствовала система свободной планировки новых районов, унизительное единообразие панельных зданий, убогость внутреннего устройства квартир.

Уже через 2—3 года эти малометражки стали тесными и неудобными даже для бывших жителей коммуналок. В их игрушечных комнатках никак не могла поместиться массивная мебель старого образца. Не потому ли столь неуютно чувствовали себя в новостройках истинные питерские интеллигенты, настоящие шестидесятники.

Лидия Яковлевна Гинзбург почти с ужасом слушала рассказ о неудобствах, испытанных ее коллегами-филологами, супругами Тамарой Сильман и Владимиром Адмони. Они с большим трудом привыкали к своему новому жилью. Из-за низких потолков им пришлось расстаться со старинными книжными шкафами, а главное, с частью библиотеки. Невозможно было повесить и привычный для них абажур – его следовало заменить на так называемую люстру-тарелку в комплекте с жидконогим торшером. И так было у большинства новоселов. Пришлось и Лидии Яковлевне выехать из центра города – дом, в котором находилась ее коммуналка, понадобился Ленинградскому Управлению железных дорог – там разместили билетные кассы. Молодые друзья с трудом выбили для «старухи» однокомнатную квартиру на Муринском проспекте. Для нее началась эпопея «великого переезда», во время которого терялись вещи, книги, а главное – бесценные черновики, письма и наброски.

…Происходило все это уже на заре новой, брежневской, эпохи. Над городом уже вознеслась 320-метровая телебашня. Уже был построен ленинградский «Дворец Съездов» – концертный зал «Октябрьский». И хотя это сооружение из стекла и металла с огромными витражными стеклами было лишено признаков сталинского ампира, выглядело оно в историческом центре Ленинграда все же достаточно странно.

К тому же времени монументальность сошла на нет и в облике первых лиц города. Вальяжного и одновременно кондового Козлова на главном партийном посту города сначала сменил сдержанно одетый человек с по-чеховски смешной фамилией – Толстиков, а затем – и вовсе непомпезный Романов. Впрочем, скромная внешность не мешала им быть жесткими и партийно-устремленными. На тот момент уже был осужден, выслан и готовился к эмиграции Иосиф Бродский…

Казалось, власти удалось сломить свободный дух ленинградских шестидесятников, в особенности же потому, что многие из них оказались оторванными от центра и запертыми в спальных районах новостроек.

Но попытка изжить питерский дух в новом жилом пространстве обернулась для властей совсем не тем, на что они рассчитывали. Выселенные на окраины и втиснутые в «стандартные индивидуальные квартиры», питерцы «изобрели» новую бытовую привычку. Отныне центром жизни для них стала кухня. Здесь не только готовили и питались всей семьей, но и принимали гостей.

На пяти стандартных квадратных метрах, между холодильником «Ленинград» и обеденным столом размером 60 на 70 сантиметров, на тонконогих табуретках шестидесятники могли, не опасаясь доносов, поговорить о делах насущных, попеть под гитару Окуджаву и Высоцкого и послушать «вражеские голоса». В «хрущевках», а потом и брежневских домах-кораблях набирала силу и крепла диссидентская субкультура, созвучная демократическим традициям петербургской интеллигенции…

Мудрая «старуха» Лидия Гинзбург оказалась провидицей. Питерское поколение 60-х годов XX века, как и столетие назад, опять считало людей не столь уж, казалось, далеких 40-х обитателями совершенно иного, помпезно-монументального, ушедшего мира. Сами же ленинградские шестидесятники – независимо от того, молодыми они были или старыми – были нацелены в будущее.

Сегодня в Петербурге нет памятника людям этого поколения. Более того, скоро сгинут «хрущевки» – самый яркий, пожалуй, знак 60-х годов. Но в городе на Неве навсегда останется «слово» – стихи Бродского и Городницкого, Рейна и Кушнера, а также проза, эссе и записки Лидии Яковлевны Гинзбург – еще одной шестидесятницы – не по возрасту, а по духу.

Наталия Левина 

Досье: Хозяева небес

В 1908 году француз Леон Делагранж совершил первый в Европе полет на аэроплане с пассажиром и, сам того не ведая, положил начало коммерциализации воздушного пространства. Этот процесс превзошел все ожидания: на сегодняшний момент 15 тысяч самолетов ежедневно перевозят около 4 миллионов пассажиров. География воздушных рейсов настолько велика, что при «погоде по маршруту» современный путешественник может облететь за сутки несколько континентов. Для этого ему достаточно лишь купить билеты и довериться пилотам и организаторам воздушного движения на всем пути следования.