Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ - Николай Николаевич Берченко Страница 15

А теперь горят драккары викингов, подожженные греческим огнем

Далее, плывя по Арге, викинги высадились возле города Памплона, разграбили город и захватили в плен короля Наварры Гарсию I, кстати племянника и недавнего военного союзника Мусы, освободив его только после получения крупного выкупа. Вместе со своими сокровищами они протащили свои корабли по баскским холмам к Бискайскому заливу. Здесь они снова вышли на воду и направили домой свои драккары, наполненные добычей и пленниками для продажи в рабство46.

Аль-Андалус пришлось выдержать еще несколько набегов викингов, но все они получили достойный отпор.

Современные историки, подчеркивают, что и достаточно быстрый мусульманский ответ во время набега 844 г. и организация долгосрочной обороны оказались значительно эффективнее отпора викингам современных каролингских и англосаксонских королей. В итоге викинги не оказали большого влияния на Пиренейский полуостров. Их набеги были кровавыми и разрушительными, но и аль-Андалус, как впрочем и христианским королевствам севера удавалось сдерживать их. В результате викинги не стали здесь катализатором перемен, как это произошло во многих других местах Европы, на которые они совершали набеги, и где они создали свои собственные государства.

Кроме того сформированный военно-морской47 флот позволил Кордове контролировать проливы между Европой и Африкой, а также западную часть Средиземного моря. Этот контроль над морями позволил доминировать в торговле в регионе, как за счет перевозки собственных товаров, так и за счет захвата товаров соперников, что немало способствовало росту экономики аль-Андалус. Но самое главное он позволил предотвратить попытки нового опасного врага, появившегося в Магрибе — Фатимидов, пересечь море, а также помог блокировать поставки вооружения и припасов другому мувалладскому вождю, поднявшему восстание на самом юге Иберийского полуострова.

Если генеалогия семьи Бану Каси надежно установлена, то происхождение другого муваллада Умара ибн Хафсуна, лидера восстания против Омейядов, вспыхнувшего на юге аль-Андалуса, в горах над Малагой, и длившегося почти сорок лет, не совсем ясно, хотя он сам и утверждал, что является потомком вестготского аристократа времен до завоевания.

Начало восстания Ибн Хафсуна восходит к концу семидесятых годов IX века, последних в долгом правления Мухаммеда I, когда эмир, борющийся с постоянными мятежами северных окраинных провинций и нашествиями все более усиливавшегося астурийского короля Альфонсо III, пришлось дополнительно столкнуться с восстанием в бастионах своей власти на юге страны.

Восстание Ибн Хафсуна имело неясное, но скорее всего прозаическое начало. По-видимому, он бежал из аль-Андалус после убийства конкурента семьи и нашел убежище в Северной Африке. Когда дело утихло, он вернулся домой, видимо даже служил у Омейадов, но, быстро поняв, что при всех своих талантах он со своим происхождением большой карьеры здесь не сделает, начал свою собственную игру. Воодушевленный борьбой при дворе Омейядов и смертью Мухаммеда I в 886 году, Ибн Хафсун начал вступать в союз с местными недовольными, как берберами, так и мувалладами, и постепенно увеличивал контроль над растущей территорией. Эпицентром мятежа и столицей будущего королевства стало Бобастро, его родовое гнездо, лежащеей на вершине холма к северу от Малаги.

Вступив на престол, новый эмир, аль-Мунзир поставил перед собой цель подавить мятеж, сочетая военные экспедиции с предложением о примирении, если Ибн Хафсун подчинится ему в обмен на назначение его губернатором региона. Но Ибн Хафсун, почувствовав ослабление эмира, нарушил только что данную им клятву верности и напал на территорию, прилегающую к Кордове. В ярости Аль-Мунзир вернулся в 888 г. во главе армии к Бобастро и приступил к его осаде, но умер в лагере, якобы от болезни, но, возможно, отравленный собственным братом Абдаллахом, который скрывал его смерть в течение трех дней, чтобы закрепить за собой титул эмира. Армия эмира сразу же в панике отступила.

Ибн Хафсун воспользовался этим. Он провозгласил полную независимость, претендуя на роль повелителя народов юга, представлял себя в роли человека, который освободит их от гнета арабов, которые унижали их, облагали налогами и обращались с ними как с рабами. Это должно было расшевелить местную, как христианскую, так и мусульманскую элиту, а также и берберские семьи, в общем всех, кто был вытеснены на обочину клиентами Омейядов48.

При этом в поисках союзников и утверждения своей легитимности Ибн Хафсун отличался полной беспринципностью. В 891 г. он сообщил Аглабидам, правившим в то время в Тунисе и формально признававшим сюзеренитет аббасидских халифов, что он тоже признал багдадский халифат. В то же время он поставил христианского епископа в Бобастро, построил церковь и обратился в христианство в 899 году, выбрав имя Самуил. Под этим предлогом он также пытался добиться признания своего государства королем Астурии Альфонсо III Великим (866–910). Но, ведя такую сложную политику, он зачастую, ища новых союзников, терял старых. До этого в 898 году он заключил союз с другим знаменитым мятежником Лопе ибн Муса из семейства Бану Каси, как раз перед этим захватившим Толедо. Но отступничество Умара ибн Хафсуна от ислама оттолкнуло от него и Лопе ибн Мусу и мусульманскую часть его собственного войска. А в 910 г. после провозглашения в Магрибе халифата Фатимидов, Ибн Хафсун-Самуил решил признать этих врагов, как Аббассидов так и Омейядов, забыв информировать население о том, что они шииты. Фактически, из мечетей, контролируемых Омаром, раздавались шиитские проповеди, несмотря на то, что здесь все мусульмане было суннитами.

В целом власть Омейядов над аль-Андалус ослабла, в то время как арабы, берберы и муваллады утвердили свое лидерство в городах и крепостях по всей стране, иногда сражаясь друг с другом, иногда заключая союзы, иногда признавая суверенитет Омейядов, прежде чем снова восстать. Поэтому вторую половину девятого века и первое десятилетие следующего иногда называют первой фитной. Как я писал еще во вступлении, фитна это арабский термин, обозначающий междоусобицы, политические и религиозные разногласия. Как показала дальнейшая история аль-Андалус это была лишь маленькая буря по сравнению с теми событиями, которые и называют настоящей фитной. Но именно между этими двумя фитнами и располагается тот золотой век, который прославил и аль-Андалус и ее правителей.

Аль-Маккари в своей хронике дает обычно исчерпывающую характеристику каждого правителя, но про Абдаллаха он смог лишь написать, «что эмир был очень набожным человеком,