Хантер Дэвис - The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография Страница 16

Джулия, по словам сестер, тоже всегда пела. «Она была веселой, остроумной и легкомысленной, – говорит Мими. – Ничего не воспринимала всерьез, жила играючи. Вечно ей было смешно, вот только в людях разбиралась слишком поздно. Скорее жертва чужих грехов, чем грешница».

Итак, Джулия переехала к своему новому другу, Джон поселился у Мими, а Фред снова ушел в море. Как-то в увольнительной он решил навестить Джона в доме Мими. «Я позвонил из Саутгемптона и поговорил с Джоном по телефону. Ему тогда было, наверное, почти пять. Я спрашивал, кем он хочет стать, когда вырастет, в таком духе. Речь у него была изумительная. Я потом, много лет спустя, когда услышал этот его ливерпульский говор, сразу понял: дурака валяет».

Фред приехал в Ливерпуль, психуя, по его словам, из-за Джона, и явился к Мими. «Я спросил у Джона, а не махнуть ли нам в Блэкпул, на ярмарке погулять, порезвиться на пляже. Он был в восторге. Я спросил у Мими. Та ответила, что не может отказать. Ну и мы с Джоном поехали в Блэкпул, чтоб никогда больше не возвращаться».

Фред и пятилетний Джон несколько недель прожили в Блэкпуле у Фредова приятеля. «У меня была куча денег. Тогда, сразу после войны, дела шли прекрасно. Я зашибал деньгу то здесь, то там, в основном возил женские чулки для черного рынка. Небось в Блэкпуле до сих пор моими чулками торгуют».

Приятель, у которого они жили, собирался переселиться в Новую Зеландию. Фред решил поехать с ним. Все уже было готово, и тут на пороге появилась Джулия.

«Сказала, что хочет забрать Джона. У нее теперь симпатичный домик, она желает, чтобы Джон жил с ней. Я сказал, что страшно к Джону привязался, хочу взять его с собой в Новую Зеландию. Я же видел, что она по-прежнему меня любит. Говорю: поехали со мной? Начнем заново. Она отказалась. Ей только Джон был нужен. Мы разругались, и я предложил: пусть Джон сам выбирает… Позвал Джона. Он прибежал и запрыгнул ко мне на колени. Прижался ко мне, спрашивает: а мама еще придет? Ясно было, чего он хочет. Я говорю: нет, выбирай, с кем хочешь остаться – со мной или с ней. Он говорит: с тобой. Джулия переспросила, а Джон опять сказал, что со мной… Джулия вышла, уже по улице зашагала, и тут Джон бросился за ней вдогонку. С тех пор я его не видел и не слышал, пока мне не сказали, что он один из „Битлз“».

Джон вернулся с Джулией в Ливерпуль, но у матери не остался. Его затребовала к себе тетушка Мими. Он переехал к ней и ее мужу Джорджу, в двухквартирный дом на Менлав-авеню, Вултон, Ливерпуль, – теперь уже насовсем.

«О родителях я с Джоном речи не заводила, – говорит Мими. – Пыталась его оградить. Может, слишком беспокоилась, не знаю. Я хотела, чтобы он был счастлив».

Джон очень благодарен Мими за все, что она для него сделала. «Понятно, что она была ко мне добра. Ее наверняка беспокоили условия, в которых я рос, и она вечно донимала моих родителей, чтоб они побольше думали о ребенке. Они ей доверяли – поэтому, видимо, и отдали меня».

Джон быстро привык к Мими. Она воспитывала его как собственного сына. Была строга и не позволяла шалостей, но никогда не кричала и не била. Она считает, это признак родительской слабости. Худшее наказание – не замечать ребенка. «Он этого не выносил. Говорил: „Мими, ты чего меня гнорируешь?“»

Но развитию его личности Мими не мешала. «Мы всегда были особенной семьей. Мама пренебрегала условностями, и я тоже. Она ни дня в жизни не носила обручального кольца, и я тоже. Это еще зачем?»

Слабым звеном в воспитательной системе был дядя Джордж, который вел семейное дело – торговал молочными продуктами. Он часто баловал племянника. «Я постоянно находила у Джорджа под подушкой записки от Джона: „Дорогой Джордж, давай сегодня меня будешь мыть ты, а не Мими“. Или: „Дорогой Джордж, давай сходим в «Вултон пикчерз»“».

Мими дозволяла Джону два развлечения в год: зимой – посмотреть рождественскую пантомиму в ливерпульском театре «Эмпайр», летом – сходить на фильм Уолта Диснея. Но были и маленькие радости, например «Строберри Филд» – детский дом Армии спасения, где каждое лето устраивали большой пикник в саду. «Едва заслышав оркестр Армии спасения, Джон начинал подпрыгивать и кричал: „Мими, пошли скорее, опоздаем!“»

Джон пошел учиться в начальную школу в Давдейле. «Директор сказал мне, что этому мальчугану палец в рот не клади. Если захочет, сможет все. А по шаблону ничего делать не желает».

Уже через пять месяцев Джон читал и писал – тут помог и дядя Джордж, – хотя орфография у него уже тогда была смешная. Ветрянку неизменно называл ведрянкой. «Как-то он поехал на каникулы к моей сестре в Эдинбург и прислал открытку: „Фенансы поют рамансы“. Я ее до сих пор храню».

Мими хотела провожать Джона в школу и встречать, но он не позволил. На третий день заявил, что Мими выставляет его на посмешище и пускай больше за ним не приходит. Мими кралась за ним тайком, ярдах в двадцати за спиной, – проверяла, что с ним все в порядке.

«Его любимыми песнями были „Let Him Go, Let Him Tarry“ и „Wee Willy Winkie“[34]. У Джона был хороший голос, и он пел в хоре в церкви Святого Петра в Вултоне. Не пропускал ни одного занятия в воскресной школе, а в пятнадцать лет по собственной воле прошел конфирмацию. Религию ему никогда не навязывали, но в детстве у него к ней была склонность».

До четырнадцати лет Мими давала ему на карманные расходы всего пять шиллингов в неделю. «Я хотела, чтоб он узнал цену деньгам, но у меня так ничего и не вышло». Чтобы раздобыть еще денег, Джону приходилось работать в саду. «Джон упирался, пока не оказывался совсем на мели. Мы слышали, как дверь сарая с грохотом распахивается, он в бешенстве выкатывал газонокосилку, носился по лужайке со скоростью шестьдесят миль в час, а потом врывался за деньгами. Но на самом деле деньги его не волновали. Вообще не имели значения. Когда появлялись, он ими сорил направо и налево».

Лет в семь Джон начал писать маленькие книжки. У Мими до сих пор хранятся целые кипы. Первая серия называлась «Спорт и скорость. С картинками. Издано и иллюстрировано Дж. У. Ленноном». Там были анекдоты, карикатуры, рисунки и вклеенные фотографии кинозвезд и знаменитых футболистов. И история с продолжением – каждый выпуск заканчивался словами: «Если вам понравилось, читайте продолжение на следующей неделе, будет еще интереснее».

«Я обожал „Алису в Стране чудес“ и рисовал всех персонажей. Писал стихи а-ля „Бармаглот“. Проживал то „Алису“, то „Просто Уильяма“. Сочинял свои истории Уильяма, только главным героем был я… Когда позже я начал сочинять серьезные стихи, про чувства и все такое, писал их шифром, сплошными закорючками, чтобы Мими не прочла. Да, за колючей внешностью, похоже, скрывалась чувствительная натура… Я любил „Ветер в ивах“. Читал какую-нибудь книжку, а потом заново ее проживал. Поэтому, в частности, и хотел быть главарем школьной банды. Чтобы другие играли в игры, которые нравились мне, о которых я только что прочел».

В детстве у него были золотистые волосы – Джон пошел в родню по материнской линии. Его всегда принимали за сына Мими, и ей это нравилось. Чужим она никогда не возражала.

Бдительная Мими не спускала с мальчика глаз, старалась уберечь от общения, как она выражалась, с «хулиганьем».

«Как-то раз иду по Пенни-лейн и вижу ватагу мальчишек – стоят кружком, наблюдают за дракой. „Прямо как эта шпана из «Роуз-лейн»“, – думаю. Это другая школа, не та, где учился Джон. Потом они расступаются, и из толпы выходит жуткий мальчишка в разорванном пальто. И я с ужасом вижу, что это Джон… Джону всегда нравилось, когда я рассказывала эту историю. „В этом ты вся, Мими. Все остальные вокруг – хулиганье“».

По словам Мими, в играх со сверстниками Джон всегда метил в лидеры. Но в школе это стало гораздо опаснее. У Джона была своя банда, и он вечно с кем-нибудь цапался и дрался – доказывал свое первенство. Айвен Вон и Пит Шоттон, два его самых близких школьных друга, говорят, что дрался он постоянно.

Этих парней Мими одобряла – они жили по соседству, в таких же двухквартирных домах, – но кое-каких других на дух не выносила.

«Ну да, в Давдейле я постоянно дрался, а если противник был сильнее, я давил на психику. Пугал, грозил мокрого места от него не оставить, и они верили… Мы с одним парнем тырили яблоки. Ездили на „колбасе“ трамваев по Пенни-лейн – сядем и катим многие мили, не платя за проезд. Страшно было до усрачки… Среди ровесников я был заводилой. С раннего детства знал кучу похабных анекдотов – меня соседская девчонка научила… Моя банда промышляла мелким воровством в магазинах. Стягивали трусики с девчонок. Иногда дело пахло керосином и всех хватали, но мне всегда удавалось удрать. Было страшно, но из всех родителей только Мими так ничего и не узнала… Другие родители меня ненавидели, запрещали своим детям со мной водиться. Я им вечно дерзил. Большинство учителей ненавидели меня лютой ненавистью… Повзрослев, мы перестали просто набивать карманы конфетами и стали тырить то, что можно было продать, – сигареты, например».