Владимир Губарев - Супербомба для супердержавы. Тайны создания термоядерного оружия Страница 16

— Страшно было?

— Впечатление осталось неприятное… Я находился приблизительно в 20 километрах от эпицентра. Пришла ударная волна и сорвала с меня не только шляпу, но и почему-то очки. Ощущение весьма скверное… Однако во время испытаний я почувствовал, насколько мощное оружие мы создаем. Именно соединение ядерного заряда и ракеты коренным образом изменило ситуацию в мире.

…Академик Мишин упомянул об одном из испытаний ядерного оружия, которое состоялось не на Семипалатинском или Северном полигонах, а над степью в районе Аральска. Это был 25-й ядерный взрыв в СССР, и случился он 2 февраля 1956 года.

В тот день стало ясно, что история человеческой цивилизации повернула на новую тропу — «тропу ядерной гонки», и, по сути дела, именно с этого события «холодная война» стала изматывающей для экономик СССР и США, так как «сессии» (так атомщики называли серии ядерных испытаний) теперь уже стали идти непрерывно, а производство ракет начало напоминать «производство сосисек» (как и обещал американцам Н.С. Хрущев).

А толчком всему этому послужил пуск ракеты Р-5 с ядерной боеголовкой…

Участников тех событий осталось совсем немного. Да и большинство из них не могли быть «на обеих берегах реки» — между атомщиками и ракетчиками всегда существовала пропасть, и они почти друг с другом не контактировали. «Атомные секреты», конечно же, охранялись намного жестче, чем ракетные, хотя и у фирмы Королева, и на полигоне службы режима свирепствовали нещадно: малейшее отступление от правил каралось моментально и беспощадно. Хотя времена Сталина ушли в прошлое, но принципы работы секретных служб не изменились.

На полигоне, который назывался одно время «Государственный Центральный полигон № 1», а для нас был просто «Капустин Яр», неподалеку от стартового комплекса началось необычное строительство. К «Объекту» никто не имел права приближаться. А вскоре здания, что возводились там, были отгорожены высоким бетонным забором. У ворот и проходов появилась своя охрана. Это были сотрудники КГБ.

Всем служащим полигона стало ясно, что на «Объекте» — «площадке 4Н» — собирается ядерное «изделие» и что нынче это самая главная тайна. Но «лошадка» для боеголовки еще не готова. Испытания ее идут полным ходом, но одна неудача сменяет другую. А уверенность в пуске Р-5 с ядерной боеголовкой должна быть полной.

Испытания новой ракеты с дальностью в 1200 километров начались еще в 1953 году. Им предшествовало знаменитое заседание Научно-технического совета НИИ-88, на котором выступили СП. Королев (конструкция ракеты), В.П. Глушко (двигатели), Н.А. Пилюгин и Б.Н. Коноплев (системы управления).

Из тезисов доклада Главного конструктора СП. Королева:

«Ракета Р-5 разрабатывалась в соответствии с планами ОКР. Сегодня мы должны доложить о выполнении работ первого этапа и о готовности к выезду на летные испытания… Для того чтобы создать такую машину, необходимо было провести тщательные исследования в аэродинамических трубах…

В процессе создания конструкции был отработан целый ряд узлов. Стендовые испытания позволили проверить элементы конструкции в сборке и подтвердить правильность принятых решений по 15 позициям. Мы применили новую систему для измерения вибраций в стендовых условиях.

Было проведено 11 огневых испытаний. Часть испытаний была проведена без хвостового отсека, и часть испытаний — с полностью собранной ракетой. Двигатель работал надежно, характеристики двигателя соответствуют паспортным данным. Аппаратура на стенде работала нормально. Общее заключение по стендовым испытаниям: ракета работала нормально. Надо переходить к летным испытаниям первого этапа. Проведенные исследования дают уверенность в положительном исходе испытаний».

О результатах заседания было доложено И.В. Сталину. Тот распорядился форсировать работы по созданию новой ракеты.

Летом 1955 года начались пуски ракеты, которой суждено было иметь «атомную бомбу». 28 раз стартовала Р-5. К сожалению, большинство из этих пусков не удовлетворяли атомщиков. Взорвалась только одна ракета, но большинство из них отклонялись от курса, что для испытаний ядерной боеголовки было недопустимо. «Изделие» должно сработать точно в расчетном месте, где его ждут.

Впрочем, о сомнениях атомщиков никто не знал. Они коротко бросали — «Нет!», и все приходилось начинать заново.

СП. Королев ходил мрачнее тучи. Вся обстановка в «Москве-400» (так в то время был зашифрован полигон в Капустином Яре) была очень нервной. Да и режим свирепствовал: читались все письма, в том числе и Королева жене. Он знал об этом, а потому писать стал очень редко…

На каждую ракету атомщики вместо «изделия» ставили стальную плиту. После пуска на ней появлялись отметины — это срабатывали детонаторы. Плиты находили и привозили на полигон, где атомщики тщательно изучали, как срабатывает их автоматика. Потом они исчезали в своем суперзакрытом Арзамасе-16 и вновь появлялись уже с новыми идеями. За «изделие» отвечал Евгений Аркадьевич Негин, будущий академик и генерал — бессменный руководитель большинства ядерных испытаний «Приволжской конторы» (так тогда именовали атомный центр).

На «площадке 4Н» был лишь один человек не из Арзамаса-16. В.Д. Кукушкин работал старшим инженером одного из управлений полигона. Он занимался подготовкой головных частей ракет к пуску в то время, когда они «начинялись» тротилом. На самом высоком уровне ему было разрешено «войти в круг атомщиков», то есть в круг посвященных.

«В мои обязанности в ходе испытаний, — вспоминает Виталий Дмитриевич Кукушкин, — входили следующие технологические операции: стыковка стабилизатора и наконечника к корпусу ГЧ, обмазка стыков теплостойким покрытием для предохранения стального корпуса от потери прочности и разрушения при входе в плотные слои атмосферы, проверка герметичности и системы внутреннего обогрева отсека, в котором размещался шаровой заряд, проверка геометрических параметров системы отделения ГЧ от ракеты, установка экрана на стабилизатор для защиты внутренних объемов от теплового воздействия при входе в плотные слои атмосферы, транспортировка ГЧ на стартовую площадку, стыковка разъемов, в том числе и системы аварийного подрыва на траектории, установка шариковых болтов, раскрывающихся по завершении активного участка траектории от специальных толкателей, стыковка ГЧ с ракетой, при необходимости одевание и съем термочехла наружного обогрева».

В.Д. Кукушкин стал свидетелем того, как Негин знакомил Королева с «изделием». — Сергей Павлович моментально схватывал основное, — рассказывал мне много позже генерал Е.А. Негин. — Я еще тогда подумал, что ракетчикам очень повезло, что у них такой Главный…

«Они стояли возле расстыкованной ГЧ, — вспоминает Кукушкин, — непосредственно возле шарового заряда, и Евгений Аркадьевич объяснял Сергею Павловичу, что для равномерного обжатия центральной части на шаровом заряде из взрывчатого вещества (смеси тротила и гексогена) в 32 специальных розетках установлены капсюли-детонаторы, на которые для их подрыва подается импульс высокого напряжения 15–20 тысяч вольт. Негин подчеркнул, что на разновременность их срабатывания установлен очень жесткий допуск в несколько миллионных долей секунды и что от этого зависит сферичность взрывной волны…»

Королев очень внимательно слушал Негина. Он прекрасно понял, что у атомщиков проблем, пожалуй, побольше, чем у ракетчиков. И с того дня Сергей Павлович требовал от своих подчиненных, чтобы они неукоснительно выполняли пожелания своих атомных коллег. «Они имеют дело с температурами в миллионы градусов, — говорил он, — а у нас только тысячи…»

И трудно было понять, шутит Главный конструктор или нет.

И тут случилось то, чего Главный боялся больше всего.

Ракета 8К51 с заводским номером «001» находилась уже на технической позиции. Буква «К» обозначала, что ракета «ядерная». И вдруг один из офицеров, проверяя заглушки в районе турбонасосного агрегата, обнаруживает, что нет одной контргайки. О происшедшем немедленно докладывают Королеву. Вместе со своими сотрудниками и испытателями он пытается разобраться, куда же делась эта контргайка. А вдруг она попала внутрь турбины?!

Поиски «беглянки» результата не дают.

Королев отдает распоряжение поставить ракету в вертикальное положение — вдруг контргайка упадет вниз?!

Но и вновь пропажа не обнаруживается…

Кто-то предполагает, что этой гайки вообще не было, и… Королев принимает решение: ракету № 001 отправить на завод, где разобрать двигательную установку, а готовить к старту носитель № 002.

И хотя «лошадей на переправе не меняют», это решение Главного конструктора было абсолютно правильным. Ту контргайку так и не нашли, ракета стартовала — она стала седьмой по счету, и все прошло благополучно, но при первом «ядерном пуске» СП. Королев не имел права рисковать: слишком велика была его ответственность. Малейшее отклонение от района испытаний, авария на пути к нему, — все это могло закончиться трагически…