Александр Бренер - Что делать? 54 технологии сопротивления власти Страница 16

Скука забралась к нам в пупок и скребет его своим злым коготком все время, час за часом. Скука кастрировала науку и искусство, эротику и политику. А что может предложить нам власть в качестве противоядия от скуки? Известно что: порнографию и демонстрацию насилия. Никогда еще прозрачность секса (в его знаках, в его образах, в его нарративах) не была столь тотальной и столь самодостаточной, никогда еще массовые и единичные бойни не были столь неприкрытыми и находящими всеобщее одобрение, пошлый всеобщий интерес. И растет, крепнет связь между порно и политикой: чем больше технология войн разворачивает их в сторону механистического и систематического уничтожения, тем больше решения, которые их развязывают или их прекращают, подчиняются голым интересам выживания и самолюбования, цинизма и силы. Скука требует хлеба и зрелищ, прозрачности и гиперреальности, что значит порнографизма. Скука требует потребления и репродукции подловатых развлечений. Как же нам с этим бороться? А? Сопротивляться как?

Скука дико боится автономизации субъекта. Автономизация означает, что субъект нашел увлекательное занятие, которым он поглощен. В этом своем занятии субъект делается отдельным, иным, отличным от скучающего и развлекающегося большинства. И если развлечения поставляются прежде всего массовыми технологиями производства, то занятия субъект находит через процедуры знания и формы субъективации, через то, что Фуко называет «технологиями себя». Именно с помощью этих технологий субъект конституирует себя в качестве такового. Речь идет об образовании себя через разного рода техники жизни. Исторически эти техники крайне разнообразны: это и древние формы вечернего сосредоточения и постоянной бдительности по отношению к себе, выработанные внутри философских школ античности; это и практики исповеди и саморефлексии, используемые в христианстве; это и методы социального и политического (само)анализа и активизма, практикуемые отдельными субъектами (и группами) в Новое время; это и некоторые психоаналитические, авангардистские подходы, перенесенные в сферу «культуры себя». (Как мы уже писали, политика может разворачиваться на уровне микрополитики «социальные практики — на уровне индивидуальных ежедневных практик.)

Таким образом, неплохое средство от скуки — воспитание и образование себя через изучение и критику способов отношения к себе. С помощью этого метода можно спровоцировать роман с реальностью, который принесет много удовольствия. А сейчас мы кратко перечислим лишь некоторые ежедневные техники, направленные против скуки:

1) упражняться в дружбе;

2) тренировать способность к полноценному восприятию мира во всем его многообразии;

3) тренировать способность к неформальной коммуникации;

4) упражняться в эротическом отношении к миру;

5) дисциплинировать свои эмоции и делать их артикулированными:

6) никогда не поддаваться тоске, унынию и депрессии;

7) постоянно устанавливать с собой новые отношения;

8) контролировать и знать все свои желания;

9) править собой, а не другими;

10) постоянно перестраивать свои отношения с другими, вытравливая из них интонации власти.

Ну, и так далее.

Ненавистью к скуке (которая была частью более широкой ненависти к «обществу спектакля») были одержимы ситуационисты. Они разработали довольно эффективные методы борьбы с унынием и пассивностью. Одной из их наиболее интересных находок была идея derive. Это идея экспериментального «присвоения города» группой сопротивленцев. Жизнь участников эксперимента в процессе такого присвоения делается гораздо более интенсивной и яркой, чем это может представить себе какой-нибудь обыватель. Итак, в чем заключается эта идея? С помощью собственных чувств и их документации объективные карты города превращаются в субъективные. Однако это не субъективность бреда или романтической грезы, а субъективность нового культурно-политического проекта, рождающегося в процессе эксперимента. Город разделяется на зоны, каждая из которых получает свою функцию. Зоны имеют свои символические значения, даваемые им ситуационистами. Эти значения пересекаются с реальными историческими значениями тех или иных городских районов. Деконструируются старые смыслы и возникают новые. Конспирация переплетается с фантазиями. Предшественниками ситуационистов в этой игре были сюрреалисты, которые приходили в восторг от случайных городских встреч и происшествий, от иррациональных необъяснимых инцидентов на улице. В отличие от них ситуационисты подчеркивали урбанистический и социальный характер «derive», указывали на сопротивленческий подтекст своей игры. В 1957 году (то есть в год основания ситуационистского интернационала) ими была учреждена фиктивная Лондонская психогеографическая ассоциация, которая и занималась проблемами "психогеографической картографии" — derive. Впрочем, игра вовсе не была бумажной и домашней: ситуационисты действительно бродили по Парижу (и другим европейским городам), изучали его, обсуждали план города, а также катались по улицам на велосипедах. Психогеография приносила, по всей видимости, массу сопутствующих удовольствий: споры, сидение в кафе и т. п.

38. Технологии сопротивления: выебываться

Выебываться — это значит сознательно сопротивляться ходу истории и порядку вещей, понимая, что силы неравны и ты, в общем-то, обречен. Многие сопротивленцы (прежде всего эстеты и интеллектуалы) только и делали, что выебывались. Только один исторический пример для иллюстрации этого положения.

Как известно, Просвещение пробудило к жизни силы, противоположные ему по качеству и направлению. Культура капиталистического города, рационализм среднего класса, новые общественные отношения вызывали ожесточенное сопротивление. Буржуазная цивилизация очищала жизнь от страсти и карнавала, освящала собственность и семью, разграничивала частную и публичную жизнь, признавала право на насилие за одним государством и оставляла человека наедине с его жизненным циклом. И конечно, эта цивилизация вызывала к жизни встречные яростные сопротивленческие движения, отрицавшие собственность, семью и рациональность, полные антибюрократического протеста, уверенные в своем праве на насилие, сливавшие частную и публичную жизнь, дававшие новые обещания бессмертия. Просвещение шло из европейских центров, сопротивление питалось прежде всего местными традициями. Силы сопротивления были более разнородными, специфичными, культурно насыщенными.

Протест принимал разный характер — мистических пророчеств, крестьянских восстаний, религиозных ересей, социальных революций, праздничных карнавалов, космических утопий, ностальгических сетований, индивидуального и массового террора, философских теорий, художественных течений. Если в политике и экономике идеи сопротивления рано или поздно терпели поражение или вливались во властные структуры, то в культуре именно сопротивленчество (в качестве архаики, неофольклора, декадентства, авангардизма, оккультизма и мистики) часто оказывалось весьма продуктивным (и тоже рано или поздно вливалось в буржуазную культуру). Сопротивление Просвещению сочетало общий для романтической и постромантической эпохи протест против рационализма со специфическими местными антибуржуазными выпадами. Формировалась богема. Бодлер целовал трупы и проповедовал Зло. Ван Гог отрезал ухо. Флобер убил мадам Бовари. В России декаденты вели антизападную агитацию и пили кровь монгольских кобылиц. В Бельгии символисты блевали. В Германии мистические тенденции сочетались с сифилитическими симптомами. А что в это время было в Африке? Рембо. Но в целом все это выглядело великолепно: отчаяние, стриптиз, протест, понт и выебон. Переоценивались ценности, денди становились демократами (и наоборот), делались карьеры, добывались наслаждения, пахло революцией. Сопротивление? О'кэй, сопротивление. Ницше спятил и стал Распятым.

39. Технологии сопротивления: куковать, квакать, кукарекать

Посвящается Делёзу и Гваттари

Поздней осенью 1997 года авторы этой книги явились в венскую кунстхалле на лекцию директора Музея современного искусства в Нью-Йорке (МОМА) мистера Гленна Лоури, говнюка. Лекция была посвящена деятельности музейной администрации в современных условиях. На лекции присутствовало всего 12–14 человек — местные музейщики во главе с директором кунстхалле герром Маттом — мелким популистом и бюрократом. Сам мистер Лоури также был известен нам как реакционер, демагог, модник и интриган. Мы пришли на его лекцию специально для того, чтобы выразить ему наше отвращение. Слышите, мистер Лоури?!

Через пять минут после начала лекции стало ясно, что все ее куцее содержание — бодяга и пустомельство. И тогда мы начали квакать. Ничего больше: просто квакать, как болотные лягушки. Ква-ква-ква…