Армен Гаспарян - Война после Победы. Бандера и Власов: приговор без срока давности Страница 17

Деникинская армия, равно как и Рабоче-крестьянская Красная армия, начиная с середины 1919 года — это очень серьезные противники. Профессионалы. Наивно полагать, что условно офицеры были только у Деникина, а у красных — только рабочие; ничего подобного. Троцкий быстро понял, что армии без офицеров (их называли военспецами, и это были те же самые выпускники Николаевской академии Генерального штаба) быть не может. А что могут этому противопоставить попугаи в желто-синих шароварах с колокольчиками на головных уборах?

Естественно, будут избегать стычек. Они пытались воевать с махновцами и какими-то, как их тогда называли на Украине, бандитскими формированиями. Вообще не совсем понятно, кто под это определение подпадает. То ли это сброд типа батьки Ангела, то ли большевики и белые — господь их ведает.

И мы планомерно подходим к торжественному провозглашению «акта злуки». Это же повод для невероятной гордости — объединение двух Украин: Западной с ее абсолютно хуторским восприятием мира и Юго-Восточной и Центральной. Для чего это делалось? Все понимали, что лучше вместе противостоять противнику, который может лишить тебя независимости. Иной цели перед ними, разумеется, не было.

И вот тут наконец-то вспоминают о Киеве. Причем это сделали синхронно и красные, и белые. Деникин отправляет туда корпус Бредова. Конечно, никаких серьезных боев не произошло, и все закончилось очень быстро. Но на хвосте бредовских частей в Киев вошли западенцы. И напросились на совместный парад в честь освобождения города. Но даже здесь все получилось как всегда. Русская армия стояла под национальным флагом. Один из сечевых стрельцов то ли спьяну, то ли сдуру — это до сих пор неизвестно — отнял этот флаг, бросил его на землю и принялся топтать. Дальнейшую судьбу сечевых стрельцов, думаю, вам объяснять не нужно. Все произошло крайне быстро. Потом началось наступление Красной армии, и на этом первый этап истории украинского национализма был завершен, потому что все его участники дружно оказались в эмиграции.

Конец Гражданской войны в принципе был одинаков и для русской, и для украинской политической эмиграции. Эти люди были вынуждены покинуть свою Родину. Участь изгнанников из бывшей Российской империи незавидная. Мифы времен Советского Союза о том, что это были сплошь князья, графы, фабриканты, которые увезли все свои деньги и распрекрасным образом жили за границей, — абсолютная ерунда. Конечно, таковые были. Но в процентном отношении от общей массы — где-то 3–5 %. Для остальных это стало тяжелейшим моральным ударом.

Представьте, что это совершенно другой мир, где вам абсолютно не рады. Где вы, израненный в боях человек (если мы говорим об офицерстве, в том числе и украинском), испытываете на себе негативное отношение окружающих. Что вы тут забыли? И если русская военная эмиграция получила некие преференции в Сербии, Болгарии, частично лимитрофах (так назывались три балтийские страны), то украинцам, конечно, повезло намного меньше. В основном они оказались в Западной Европе.

Но злая судьба в очередной раз посмеялась над украинской самостийностью. Украинская эмиграция полностью пребывала в тени очень деятельной, бурлящей, действительно настроенной на политический реванш русской эмиграции. Политические задворки, ничем не отличающиеся от позиций грузинской эмиграции. Как выгнала Красная армия деятелей буржуазной республики — так все и закончилось.

Естественно, издавались журналы, проходили какие-то торжественные памятные вечера, связанные с датами борьбы, например битвы под Крутами. Но никаких более серьезных поводов для радости и гордости у украинцев, конечно же, не было. Русская эмиграция относилась к ним крайне негативно, потому что для нее это были самостийники в первую очередь. Русская военная эмиграция выступала за единую великую неделимую Россию, и понятно, что вся околопетлюровская прослойка каких-либо положительных чувств совершенно не вызывала.

Украинской национальной диаспоре жилось хуже всего. Во-первых, Украины в том виде, в каком она существовала, скажем, до 2013 года, тогда не было. Часть западных областей оказалась в составе второй Речи Посполитой (как в то время называлась Польша). И надо понимать, что вопреки абсолютно лживым и гнусным фразам современных киевских политиков украинцы в Польше — это граждане даже не второго сорта.

Поляки мечтали кардинально изменить национальный состав населения в западных областях. Думаю, рано или поздно этот вопрос был бы ими успешно решен путем очень жесткой насильственной ассимиляции западных украинцев. Но не успели. Грянула Вторая мировая война. Речь Посполитая сама стала первой главной жертвой, если, конечно, не брать в расчет раздел Чехословакии и Мюнхенский сговор.

Украинская эмиграция, в отличие от русской, устойчивых прямых контактов с западными странами не имела. Это вам не Русский общевоинский союз, который засылал на территорию России и эмиссаров, и диверсантов и вообще вел очень серьезную деятельность. На Украине, конечно, эти процессы проистекали в абсолютно микроскопическом виде. И здесь надо учитывать следующее. В дальнейшем, когда пройдут знаменитые политические репрессии 1937–1938 годов, очень многих расстреляют именно за связь с буржуазными разведками, националистическими организациями и т. д. Но мы должны понимать, что люди могли вообще не иметь никаких подобных контактов и вся их вина состояла в том, что условно в 1919 году они служили в петлюровских войсках.

По реалиям того времени этого хватало для вынесения смертного приговора или осуждения на долгие годы заключения в лагерях. Это правда, и очень глупо отрицать факты. Документов за последние годы рассекретили великое множество. Желающие могут самостоятельно с ними ознакомиться. Но и внедряемую современными украинскими историками мифологию о всенародном повстанческом движении, которым руководили эмигрантские организации, необходимо отбросить в сторону. Звездный час организации украинских националистов — середина 1940-х годов, но никак не раньше.

Украинские политики, оказавшись в эмиграции, пошли по привычному маршруту вообще всех изгнанников и оставили очень глубокий литературный шлейф после себя. Они попытались проанализировать причины краха собственных деяний, но далеко в этом не продвинулись, потому что, как и всегда у проигравших, виноваты были не они, а обстоятельства. Если ознакомиться с их литературой, то вывод можно сделать очень простой: они все делали правильно, но злая судьба и тотальный террор и геноцид, который устроили большевики, не дали им возможности победить.

Под этим лукавым определением обычно скрывается так называемая насильственная украинизация Украины. Дело в том, что по решению съезда Российской коммунистической партии большевиков все национальные окраины должны были постепенно выходить из-под всепоглощающего давления, как бы мы сейчас сказали, федерального центра. Ленин был искренне убежден, что Российская империя есть не что иное, как тюрьма народов. Значит, с этим надо бороться. А сделать это можно, только укрепляя национальные стержни в республиках.

Украине повезло так, как не везло ни одной союзной республике, потому что большевики умудрились создать Украину как страну. До этого ничего подобного, конечно, не было. Исполнять решение партии отправился Лазарь Моисеевич Каганович, старый большевик, в дальнейшем министр путей сообщения. Человек невероятно активный и жесткий. Все сегодняшние рассуждения могучих умов вроде Яценюка, Турчинова, Парубия об украинцах в политическом значении этого слова и превознесение при этом украинской политической эмиграции, которая якобы невероятно много для этого сделала, — наглая ложь.

Никакого отношения к украинизации Украины самостийная политическая эмиграция не имела в принципе. Все сделала партия большевиков. Каганович насаждал украинизацию чудовищными методами и запредельными темпами, но для РКП(б) действовать подобными революционными методами было абсолютно естественно. Более того, они никакой другой путь не признавали. Потому что, как мы помним, у Ленина существовало достаточно точное определение, что нравственно все, что полезно революции. Революция осуществилась, но не до конца, ее надо завершить. Должно наступить общее пролетарское счастье, в том числе на национальных окраинах.

За это взялись с поистине животным остервенением. По указанию Кагановича на государственной службе можно было говорить только на украинском языке. Для многих это стало катастрофой, потому что язык никто толком не знал. Даже в маленьких украинских городах люди говорили на русском. Что уж говорить про Харьков и Одессу. Выход был найден — организовали специальные курсы, на которых обучали той самой «мове».

Академия наук Украины спешно разрабатывала языковые положения, потому что языка в таком виде, в каком он существует сейчас, на тот момент еще толком не было. Если мы посмотрим на национальный состав руководителей Украины в 1920-е годы, то увидим, каков был процент, как сказали бы тогда, уроженцев Новороссии и Малороссии. Да, безусловно, там присутствовали (как, собственно, и по всей стране) латыши, кавказцы, поляки и евреи. Это правда. Но с каждым годом они будут играть все меньшую роль в происходящих процессах. И уж совсем незначительная роль (вопреки утверждениям нынешних украинских властей) выпадет на долю украинской эмиграции. Что она знает о ситуации на Родине? Крайне мало. Объективных источников информации, кроме советских газет, которые распространялись в Европе, и статей западных журналистов, по сути дела, никаких не было. А ведь на Украине тогда разворачивались удивительные события.