Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №1 за 1999 год Страница 17

Из темноты, как по волшебству, бесшумно появился африканец и стал раскладывать свои принадлежности в двух шагах от меня. На сотню метров от меня никого не было, но ему почему-то хотелось быть именно рядом со мной. Забросили удочки. Африканец терпеливо молчал. Через какое-то время у меня появилось желание сказать что-нибудь.

— У моего приятеля рыба только что утащила удочку, — сообщил я.

— Бывает,  —  спокойно   ответил парень, глядя на поплавок. — В прошлом году рыба утащила одного бенинца,    моего    знакомого.    У    него была очень толстая леска, и он намотал ее на руку. Когда рыба рванула, он упал в воду и не смог освободить руку. Он выплыл на поверхность,   кричал,   пытался   перегрызть леску, но не успел.  Рыба потащила его за собой в океан. Его так и не нашли. Очень большая была рыба.

— А что за рыба?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Ее никто не видел...

Вскоре я перешел на другое место, но и там никто из морских обитателей не прельстился на мое угощение.

Видимо, я задремал от вынужденной неподвижности, потому что, когда из воды вдруг прямо передо мной с шумом вынырнуло какое-то чудище, свалился с камня и ощутимо ударился седалищем о землю. В следующий момент я понял, что это здоровая, как чемодан, черепаха. Чем я привлек ее внимание, было непонятно. Впрочем, интерес ее ко мне быстро угас. Понаблюдав, как я, кряхтя и ругаясь, встаю на ноги, черепаха тихо хрюкнула и погрузилась в черную воду.

Поубавив  амбиции,   я   стал   нанизывать   на   крючок   кусочки   поменьше    и    попостнее.    Это    было встречено   с   энтузиазмом   со   стороны    мелкой    морской    живности, но то,  что  мне удалось  вытащить, могло   обрадовать   разве   что   соседского   кота   Барсика.   Я   понял, что   крупная    рыба   здесь   весьма привередлива  и   к  грубой  тяжелой пище не привыкла.

С восхождением жаркого светила интенсивность   клева снизилась. От предлагаемой мной жирной свинины, похоже,    начало   воротить даже вечно голодную мелочь. Пришлось   выпросить   у   ребят   несколько аппетитных креветок. Я и сам облизывался, нанизывая их на крючок, а уж мелочь набрасывалась на деликатес тучей и раздирала его в мгновенье ока. Крючок вдруг зацепился за что-то. Я несколько раз дернул удочкой.

—  Сейчас крючок с поплавком на дне оставишь, — равнодушно предсказал ловивший рядом Кодяков.

—  Что же делать? — спросил я.

—  Лезть в воду и отцеплять. Незадолго  до   этого  он  достал из воды свою удочку вместе с утащившим ее здоровенным окунем. При этом так радовался, словно это был не окунь, а горшок с золотом. Я снял майку и шорты и осторожно полез в воду.

— Вот   сейчас   тебя   мурена   и прихватит  за  одно  место,  — оживился   Кодяков.   Он   не   спускал   с меня глаз и,  похоже,  приготовился к захватывающему зрелищу.

—  А они здесь есть? — с тоской спросил я.

—  Для тебя найдутся, — радостно заверил он.

Репутация у мурен была нехорошая: то ли они были ядовитые, то ли какая-то зараза была у них на зубах, одним словом, боялись мы их панически. К счастью, крючок зацепился неглубоко. Мне быстро удалось его высвободить и вернуться на берег невредимым. Кодяков был явно разочарован. Он хотел мне что-то сказать, но в этот момент у него клюнуло.

После продолжительной и искусной борьбы он вытащил на камни большую, похожую на сома, рыбу. Крючок крепко застрял в ее широкой жесткой пасти.

— Дай-ка мне кусачки  из сумки, — спокойно попросил Кодяков, придерживая рукой рыбу.

Я положил удочку и начал рыться в его барахле.

— Не надо кусачек, — через секунду сказал он, извлекая из пасти рыбы половинку перекушенного ею стального крючка. — Этой палец в рот не клади, — добавил он, опасливо косясь на нее.

Но все же это была не синяя рыба. Постепенно я начал о ней забывать. Азарт брал свое. Снова клюнуло. Рыба оказалась сильной. Меня несколько удивило, что она не ходит по кругу, не рвется в океан, а держится в одном месте. «В камни ушла», — догадался я. Перебравшись на торчавшую из воды бетонную пирамидку, я принялся тянуть леску руками вертикально вверх. Я чувствовал, как рыба сопротивляется, и это еще больше распаляло меня. Леска начала потихоньку подаваться, и меня удивило, что процесс этот несколько затянулся. Леска пошла совсем легко, и на поверхности показался омерзительного вида шевелящийся темно-коричневый ком.

— Нет, это не синяя, — спокойно заметил Кодяков.

Коснувшись камня, ком вдруг развернулся широкой пятнистой лентой. Это была метровая мурена, похожая на широкий пестрый пояс со страшной змеиной головой. От неожиданности я соскользнул с камня и с головой погрузился в воду. Открыв в испуге глаза под водой, я видел, как мурена, извиваясь в лучах солнца, падающей лентой устремилась в глубину. Какое-то время после этого по телу моему бегали судороги, хотя никто меня не кусал.

За то короткое мгновение, пока мурена была на берегу, мне все же удалось рассмотреть ее. До сих пор холодок пробегает по спине. Ее глаза, круглые и неподвижные, вселяли какой-то необъяснимый страх. Головой этот ближайший родственник угря напоминал миниатюрного плотоядного динозавра. Возможно, страх мой сидел в генах, доставшихся от очень далеких, еще хвостатых предков, удиравших когда-то на четырех конечностях от гигантских ящеров.

Продолжая внимательно следить за поведением поплавка, я начал замечать вокруг себя странное движение. Оглядевшись по сторонам, увидел несколько десятков черных крабов средней величины. Они осторожно, но решительно подступали ко мне со всех сторон, и число их росло. Наживка, лежавшая рядом со мной на камне, начала к тому времени издавать легкое зловоние, и, видимо, обманувшись моей неподвижностью, крабы приняли меня самого за богатую добычу. Их медленное, безостановочное наступление завораживало. В какой-то момент мне стало не по себе. Казалось, еще секунда — и они бросятся в атаку.

Я пошевелился. Крабы бесшумно и синхронно, как по команде, отступили и выжидающе замерли. Теперь все мое внимание было приковано не к поплавку, а к этим настойчивым тварям. Они буквально гипнотизировали меня. Нервы мои не выдержали, и я швырнул в них камнем. Крабы попрятались по расщелинам, как по окопам, продолжая внимательно наблюдать за мной. Переждав артналет, они вновь нестройными шеренгами двинулись на меня. Пришлось собрать свои причиндалы и оставить позицию без боя.

Недалеко от меня Панов ловил крупняк на спиннинг. Забрасывая блесну, он так неистово размахивал удилищем, словно отбивался от стаи собак. Если бы он случайно зацепил блесной кого-нибудь из стоящих рядом, то, наверное, забросил бы в море и его. Вскоре по берегу пронесся его победный крик. Уж не знаю, какой пробы была его нынешняя блесна, но похоже, на этот раз Панов подцепил ту рыбину, о которой мечтал. Он отчаянно трещал катушкой спиннинга, нервно дергал удочку и время от времени страстно матерился. Рыба металась метрах в пятидесяти от берега, сверкая боками на солнце. Похоже, это был бар, хотя могла быть и барракуда. Леска натянулась, как струна.

— Подтягивай!  — орали  вездесущие советчики. — Крути катушку!

— Трави! Отпускай! — надрывались другие.

Все сбежались к Панову, побросав свои удочки, и с двух сторон кричали ему в уши, как надо тащить. Видимо, не желая никого обижать, Панов то отпускал рыбу, то вновь подтягивал ее. В конце концов сторонники подтягивания начали одерживать верх над оппонентами, и Панов, держа в одной руке прыгающую удочку, второй начал медленно крутить катушку. Страсти накалились до предела, и болельщики едва не сцепились между собой.

Когда рыбе оставалось до берега метров пятнадцать-двадцать, согнутая дугой удочка резко дернулась назад, а сам Панов уселся на острые камни. Леска беспомощно легла на воду. Панов испустил звериный рев. Боль, причиненная камнями, была ничто по сравнению с болью утраты. «Отпускать надо было!» — с досадой выкрикнул один из присутствовавших. Панов попытался огреть его удилищем, но не достал.

С тоской и обидой смотрел он на воду, словно надеясь, что рыба вернется. Хотя бы ради того, чтобы отдать блесну. Так смотрят вслед поезду, в котором навсегда уезжает любимая женщина. Поезд давно уже скрылся из виду, а бедный влюбленный все стоит, сжав губы, грустно смотрит вдаль и думает: «Почему я не смог удержать ее? Что я сделал не так?» На этом сходство с влюбленным заканчивалось. Панов, как настоящий лингвист, кратко, но выразительно выругался, намотал на катушку то, что осталось от лески, и побрел к своей машине.

Вдоль берега лагуны бегал туда и обратно немолодой африканец в просторных светлых штанах до колен и с тряпкой на седой голове. Время от времени он что-то кричал. Бегал он уже давно, не один час, и я подумал, что это сумасшедший, которые часто встречаются в этих жарких краях. Поэтому я обеспокоился, увидев, что этот странный старик во весь опор несется ко мне. Я напряженно соображал, что ему от меня надо. Сразу за мной начиналась вода, и бежать ни ему, ни мне было некуда. Оставалось лишь сидеть и быть готовым к любому развитию событий.