Константин Кайтанов - Наше небо Страница 17

— Рекорд ставите, что ли? — равнодушно спросил командир.

— Никак нет.

— Кому же нужны ваши высотные стремления?

Скитев вышел от командира смущенный.

Любимая работа свела меня с этим замечательным волевым летчиком, объединила в стремлении достичь желанной цели.

В будничных рядовых полетах мы дотянули до восьми тысяч метров, — старенькие машины выше не везли, а других командир не давал. Но мы были настойчивы, перешли в барокамеру и там, в обстановке условного подъема, приучали себя к пребыванию на высоте до двенадцати-четырнадцати тысяч метров.

В 1937 году мы получили, наконец, возможность продолжать свои экспериментальные работы, так необходимые для дела обороны родины.

После нескольких десятков тренировочных полетов в июле 1937 года Михаил Скитев поднял меня на высоту в девять тысяч восемьсот метров, и первый парашютный прыжок из стратосферы принадлежал советской родине. Месяцем позже Скитев поднял меня на высоту в одиннадцать тысяч тридцать семь метров.

Скитеву давно уже ясен был смысл той раздражительности, с которой в 1935 году встретили его рапорт о первом высотном полете. Вражеские наймиты, пробравшиеся в Красную армию, всячески занижали потолок советской авиации, зная, что на большой высоте она обретет новые скорости, неуязвимость, независимость от погоды, то есть все те боевые свойства, которые являются знаменем сталинских летчиков.

Настойчивость и упрямство привели, наконец, к желанной цели. Скитев это ясно почувствовал.

Высота освоена и настолько прочно, что сейчас Скитев идет с целой боевой частью, для которой нижняя кромка стратосферы стала уже обычным горизонтом боевых полетов.

Для тридцатилетнего командира это было ощущение глубочайшего морального удовлетворения, которое может испытывать только человек, завершивший большой жизненный этап. Полнота этой волнующей гордости за успех любимого дела искупала все неудачи и горечи первых лет. Дело не только в том, что сам он получил реванш в борьбе за свою боевую идею: партия и правительство высоко оценили заслуги Скитева, отметив его высокой наградой.

С потолка боевого полета, на котором теперь шла белокрылая эскадра, Скитеву казалась еще более значительной и осмысленной вся его трудовая жизнь.

Курьер, наборщик, садовник, шофер — до десятка разнообразных профессий перебрал молодой Скитев, пытливо отыскивая в них самого себя.

Взятый по очередному призыву в Красную армию, молодой боец попал в авиационную часть. После года службы он убедился, что тяжелые жизненные поиски окончились и он нашел, наконец, настоящую профессию.

И вот он летчик.

Всего лишь шестью годами измеряется путь Скитева от пилота-экстерна до командира части передового соединения округа.

Скитев с гордостью осматривает эскадру и спрашивает в микрофон:

— Как самочувствие людей?

Самолеты покачивают плоскостями:

— Все в полном порядке!

Не нарушая строя, эскадра плывет в эфире. Вдруг легкий взрыв в воздухе. Справа по борту флагманского корабля вспыхивает белый дымок. Это зенитная артиллерия «противника» нащупала боевую эскадру.

— Курс прежний, семь тысяч пятьсот! — быстро приказывает Скитев.

Корабли словно в гору задирают носы. Стрелка альтиметра плывет по кругу, отмечая новые горизонты боевого строя — 7000… 7100… 7200… 7300…

Легкая вуаль скрывает задымленную землю, вспышки разрывов остаются все ниже, и скоро эскадра уходит от досягаемости «противника». Она идет уже в верхних слоях тропосферы, неуязвимая, под ослепительно чистым голубым небосводом. Взору командира, в радиусе почти на сотню километров, открываются свободные ясные дали, величественные в своей красоте и спокойствии.

В эти минуты стрелка альтиметра стоит на высоте семи тысяч пятисот метров, любопытной исторической высоте, еще недавно считавшейся пределом боевого полета. Десятки завоевателей стратосферы, пытливых и талантливых стратонавтов, погибли от удушья и холода. Но ни один из пилотов, штурманов и радистов боевого соединения, которое ведет капитан Скитев, не испытывает малейшего ограничения в своем дыхании. Люди давно уже перешли на кислород, поглощая его тем больше, чем выше становится потолок полета. Автоматические приборы подают кислород непрерывной струей. Живительный газ поступает через гофрированные шланги настолько обильно, что никто не испытывает даже малейших признаков высотного заболевания.

А еще так недавно воздухоплаватели Кроча-Спинелли и Тиссандье задыхались, едва достигнув семи тысяч метров.

Первоклассная советская техника вооружила наших летчиков безотказной материальной частью, которая делает совершенно свободным и безболезненным полет и боевые действия на высоте до двенадцати тысяч метров.

Пребывание в разреженном пространстве, конечно, сковывает движения людей. Человеческий организм должен быть приспособлен к суровым требованиям стратосферы, в которой каждое лишнее движение вызывает утомление и упадок сил, сонливость и безволие. Именно поэтому сейчас движения людей так экономны. Летчики, штурманы словно впаяны в свои сидения, но ясность боевой задачи увлекает их все вперед, все выше к предельному потолку полета.

Капитан Скитев, неуклюжий в меховом комбинезоне, полулежит в кресле, держа штурвал обеими руками. Сейчас, когда грелки электрического комбинезона сдаются пятидесятиградусному морозу (не забудьте — на земле тридцать три градуса жары), руки Скитева коченеют, как у человека, вылезающего из ледяной проруби… Он держит штурвал, почти не чувствуя его окоченевшими пальцами.

Скитев смотрит в далекую и безжизненную даль, потом переводит взгляд в угол рамы, где лежит шмель, запрокинувшись вверх лапками. Крылатый спутник залетел в кабину и случайно отправился в необычное путешествие. Мороз скрутил его хрупкие нежные крылышки. Полосато-желтое тельце обволок иней. Летчик царской армии Слепень погиб так же, как некогда погиб, примерно на этой же высоте, от удушья и холода немецкий воздухоплаватель Шренк со своими спутниками.

На Скитеве маска, предохраняющая лицо от обморожения, от колючих уколов холода, которые особенно ощутимы при температуре ниже сорока градусов. Кислородный присосок обильно подает газ прямо ко рту. Скитев дышит учащенно. Его глубокие жадные вздохи слышит в наушники радист Комендантов и, сам того не замечая, глотает кислород торопливо, будто спеша за своим командиром. Такая же картина в каждом боевом самолете, который идет в воздушном строю.

В морозном воздухе люди напряженно преодолевают высоту. Командир выверяет людей и машины своей боевой части, ибо моторы, как и сердце пилотов, по-своему реагируют на высоту. Иногда винтам нехватает воздуха. В руках даже опытного летчика неприспособленная к высоте машина впустую глотает воздух, не поднимая экипаж ни на один метр выше своего предельного потолка. Но эскадра Скитева, идущая на первоклассной материальной части, уверенно набирает высоту, далеко оставив все пределы, которые были установлены вредителями-лазутчиками, пробравшимися в советскую авиацию.

Н-ская часть бомбардировочной авиации, управляемая молодым командиром, сыном московского садовника, отшвырнула вражескую теорию опасностей высотных полетов и, совершая свой обычный рейд в стратосферу, шла по горизонту в девять тысяч метров над землей, боеспособная, грозная в своей стремительности и сокрушающей силе вооружения.

И вот настал момент испытать меткость молодых высотников.

За бортом кабины Скитев увидел сверкнувшее зеркало озера. Огромная водная поверхность казалась не больше чайного подноса. С этой высоты предстояло найти огневые точки «противника» и, подавив их, решить свою боевую задачу.

По приказанию командира эскадра разомкнулась и легла на боевой курс. В этом строю машина Скитева пошла первой… Теперь ее курс лежал словно по натянутой струне, точный до мельчайших измерений, оптических и температурных поправок.

Скитев не отрывается от сверкающих циферблатов компаса и курсоуказателя…

Настал момент, когда от мастерства летчика и расчета штурмана зависит исход боевой операции. Нужно точно выдержать боевой курс, постоянную скорость и высоту. Малейшее отклонение сведет на-нет штурманские расчеты, — бомбы окажутся в нескольких километрах от цели.

В эти секунды штурман Завилович, связанный со Скитевым радиотелефоном, прильнув к узкому стволу своеобразного перископа-прицела, напряженно глядит на землю, подернутую дымкой, на сверкающую гладь далекого озера. Земные ориентиры плывут перед ним, как на исполинском экране, слегка бурые на безжизненной поверхности земли, освещенные преломленным светом солнца.

И вот она, цель, ничтожная с высоты девяти тысяч метров, едва уловимая в видоискателе прицела. Завилович видит ее бегущей прямо к центру прицела. Скитев изумительно точно ведет самолет.