Генри Шлезингер - Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ Страница 18

Рассел и Готлиб с их оперативным опытом понимали это разделение и поставили себе задачу «навести мосты». «Все дело было в различии культур. Это очевидно. Когда Сид Готлиб вернулся из Германии в 1959 г., чтобы возглавить в TSD научную и проектную работы, его подход был таков: "Да, есть такое разделение, но его не должно быть в резидентурах. И TSD должен это соединить, поскольку Оперативный директорат делать этого не будет", – объяснял инженер TSD. – Готлиб был прав в своей оценке». В конечном счете Оперативный директорат управлял операциями, деньгами и людьми, в то время как TSD получал финансы и задачи, которые надо было успешно решать, и это должно было стать частью оперативной деятельности.

Одним из первых шагов Готлиба была попытка приблизить научные исследования и разработки к деятельности офицеров-техников, непосредственно участвующих в операциях{134}. Менее очевидным в то время был смысл создания в 1962 г. Директората исследований{135}. Однако благодаря новому подразделению этапы НИОКР для космических и спутниковых программ «Глобальных технологий» теперь проводились независимо от оперативной деятельности. И TSD оставался в Оперативном директорате с единственной целью – обеспечивать резидентуры, оперативников и агентов специальной техникой{136}.

Готлиб и Рассел стремились к тому, чтобы TSD организовывала операции с новыми специальными устройствами и методами. Программа «Глобальные технологии», в рамках которой были созданы спутники-фоторазведчики, доказала возможность успеха в относительно предсказуемых условиях. Теперь TSD предстояло доказать, что сложная, менее масштабная техника могла быть очень эффективной в непредсказуемых условиях уличных операций.

Однако эта амбициозная стратегия вначале столкнулась с неприглядными реалиями. Большая часть оборудования TSD была крайне устаревшей, а кроме того, не хватало квалифицированных инженеров.

Еще в 1960 г. большинство электронных устройств, используемых в разведке, были слишком громоздкими, ненадежными, сложными и энергоемкими. Как сказал один научный специалист, это оборудование было просто «мусором».

В то время TSD мог обеспечить разведку превосходно подделанными документами, качественной тайнописью и хорошим камуфляжем. Но это не соответствовало потребностям разведки при проведении секретных операций против Советского Союза.

«Руководителям TSD нужно было решить две проблемы, – рассказывал сотрудник TSD того времени. – Во-первых, это плохая техника. Например, тайнопись – мы пользовались методами, которые применял еще Юлий Цезарь. Мы применяли системы, которые были разработаны в Первую мировую войну. Мы не задействовали достижения послевоенной химии, а наш противник, СССР, конечно, имел возможность обнаружить наши существующие технологии тайнописи. Итак, нам нужна была более совершенная и современная техника. Также мы должны были убедить действующих офицеров-агентуристов, что наши разработки могут принести им пользу. Но на тот момент техника отсутствовала, так что мы должны были развивать новые возможности и создавать новое оборудование по всем направлениям».

Так, в распоряжении Готлиба, например, были несколько дипломированных химиков, занимающихся разработкой тайнописи, которые получали образование еще до Второй мировой войны. Другие химики TSD и техники, обеспечивающие мероприятия с тайнописью, ранее были военными санитарами и не имели профессионального образования{137}.

Для решения этой проблемы и специально для НИОКР Готлиб и Рассел начали набор не техников, а выпускников высших учебных заведений, ученых и инженеров. Они стремились сотрудничать с университетами, исследовательскими центрами и быстро внедрять жизнеспособные специальные системы.

Рассел перестал привлекать кадровое подразделение ЦРУ, традиционный источник новобранцев для TSD, и начал посылать старших офицеров разведки в университеты для бесед с инженерами и привлечения молодых дипломированных специалистов. Была начата программа, в рамках которой второкурсники колледжей и молодежь в летнее время принималась на работу в лабораторию TSD. Программа давала возможность познакомиться с новейшими исследованиями университетов и позволила TSD оценить потенциального сотрудника перед подписанием долгосрочного контракта. За счет этого маневра подразделению удавалось привлекать инженеров с двухлетним контрактом. Эти служащие, не считавшиеся постоянными сотрудниками ЦРУ, находились вне кадровых лимитов. Такие контракты могли возобновляться каждые два года, если позволял бюджет, но для этого TSD всегда находил деньги.

«Я был принят в подразделение в рамках программы сразу после окончания школы. Я помню, как сидел на первом занятии по тайнописи. Некоторые из недавно принятых на работу химиков усмехались, слушая о технологиях тайнописи 1930-х гг., которую нам преподавал инструктор, – рассказывал офицер-химик. – Мы задали инструктору вопрос с подвохом: "А этот д-орбитальный…?" Инструктор, конечно, не знал этого термина, связанного с внутриатомными свойствами некоторых веществ, типа кристаллов и металлов. Я рассказал только об одном эпизоде тех лет, но это хорошо показывает уровень, на котором находилась специальная химия».

Новые сотрудники оказали большое влияние на спецтехнику TSD. Молодые химики улучшили процессы тайнописи, которые до этого оставались неизменными в течение многих десятилетий. Специалисты по тайнописи называли себя «соковыжималки» в подтверждение одного из старейших тайнописных компонентов – лимонного сока.

«Агентурные сообщения времен Второй мировой войны писались деревянной палочкой специальными чернилами на водной основе, – объяснял специалист по тайнописи. – Агент растворял в воде специальные химические чернила, размешивал состав, затем обматывал конец деревянной палочки маленьким кусочком ваты и опускал его в приготовленные чернила. Он должен был предварительно подержать бумагу над водяным паром (пропарить бумагу), затем написать секретное сообщение, пропарить бумагу вторично и положить затем ее под пресс. Наконец, он должен был написать открытое (легальное) письмо поверх секретного сообщения».

Это многошаговый и трудоемкий процесс был неэффективным и очень затратным по времени. Кроме того, он требовал конспиративных квартир в странах с «железным занавесом». «Я начал работать, и через некоторое время мы поняли, что русские и британцы делали все это немного по-другому и более надежно. Когда руководство наконец-то реализовало мое предложение, мы увидели, как отставали в сфере тайнописи, – рассказывал офицер-химик. – Почему мы используем жидкие компоненты? Почему мы не можем сделать их сухими?»

Оперативные офицеры ЦРУ узнали об изменениях не сразу, и на то были свои причины. TSD не перевели в новое здание ЦРУ в Лэнгли в 1961 г., где расположились другие оперативные подразделения. В 1965 г. TSD разместил несколько своих подразделений в трех зданиях, Центральном, Восточном и Южном, в старом комплексе ЦРУ в Вашингтоне, недалеко от Госдепартамента. Руководитель TSD и его заместитель заняли офисы, прежде использовавшиеся Алленом Даллесом и другими директорами ЦРУ. Это улучшило взаимодействие офицеров-техников, правда, теперь техникам нужно было ехать 10 км в Лэнгли, чтобы встретиться с офицерами-агентуристами.

В конце 1960-х гг. усилия Готлиба по привлечению инженеров и ученых, а также финансирование из Оперативного директората и новейшая техника преобразовали TSD. Был достигнут прогресс в технике подслушивания и тайнописи в мероприятиях в Африке, Латинской Америке, Ближнем Востоке и большой части Азии. Исключениями были Китай, Советский Союз, страны советского блока и Куба – страны, где прямой доступ к целям ЦРУ был практически невозможен. Однако именно эти страны были приоритетными для американской разведки. Поэтому важнейшей задачей было создание техники, которая работала бы в сложных контрразведывательных условиях.

С Советским Союзом был связан особый набор оперативных задач. КГБ под руководством Юрия Андропова создал одну из самых мощных контрразведок. КГБ относился с глубоким подозрением к своим гражданам, иностранцам и новой технике.

Для КГБ даже простая техника в руках народа была потенциальной угрозой государственной безопасности. Фактически каждая пишущая машинка, проданная в Советском Союзе, например, опробовалась на листе бумаги для определения шрифта, затем регистрировалась для того, чтобы в случае чего проследить происхождение подозрительного документа. Доступ к копированию текстов был далеко не у всех и осуществлялся в правительственных учреждениях, требовал подписанных руководством разрешений, а количество копий обязательно регистрировалось{138}. Даже потребительские товары, доступные на Западе, типа дешевых фотокамер Kodak и транзисторных радиоприемников на батарейках, невозможно было купить в СССР. И если такие изделия появлялись у советских граждан, это сразу привлекало внимание КГБ.