Лариса Буракова - Почему у Грузии получилось Страница 18

Вдобавок к этому высокий уровень коррупции окончательно ставил крест на попытках отыскать ответственных. Все были заинтересованы «скручивать» счетчики, снижать уровень платежей. Причем на уровне потребителей в регионах никакого учета электроэнергии не было вообще. Ужесточало проблему наличие различных льготных категорий (например, беженцев), которые, по сути, могли тратить электричества столько, сколько хотели.

По свидетельству Бендукидзе, в 2002 году одна семья израсходовала электроэнергии на полтора миллиона лари[94], поскольку отвела от своего дома провод, и эта электроэнергия уходила на работу нескольких промышленных предприятий.

Такое несанкционированное использование электричества записывалось в категорию технических потерь. Да и действительные потери из-за устаревшей инфраструктуры в два-три раза превышали норму.

Дистрибуторских компаний было четыре: «Теласи» в Тбилиси, UEDC (United Energy Distribution Company), распределявшая энергию более чем на 70 процентов территории Грузии, и региональные дистрибуторы в Кахетии («Кахетинское энергораспределение») и Аджарии (Аджарская распределительная компания). Кроме «Теласи», на 75 процентов принадлежавшей «Интер РАО ЕЭС», остальными компаниями владело государство.

Важным элементом системы электроснабжения Грузии была неправительственная Национальная комиссия по регулированию энерготарифов (GNERC)[95]. Предполагалось, что орган, созданный государством, будет абсолютно деполитизированным: независимое руководство назначается на семь лет, да еще и получает зарплату выше, чем у министра. По формальному статусу эта комиссия похожа на суд первой инстанции, она проводила слушания, на которых выступали члены энергорынка со своими предложениями о тарифах. Рассмотрев позиции участников и их аргументацию, комиссия устанавливала итоговый тариф.

На практике же оказалось, что GNERC была самым слабым звеном системы. Определение тарифов происходило так: GNERC запрашивала у генерирующей компании бюджет на следующий год и просто делила эту сумму на объем электроэнергии, производимый компанией. Кроме того, комиссия выдавала технические лицензии на производство, передачу, диспетчеризацию и дистрибуцию, а также на экспорт и импорт. И с каждого получателя лицензии брала ежегодную плату. На эти деньги и существовала.

Из-за сложной запутанной схемы, чрезвычайно низкой дисциплины платежей и отсутствия рычагов для их стимулирования система не получала финансирования, не было возможности обновить инфраструктуру. Проблемы с электричеством усиливались, а объем платежей, естественно, снижался. Получался порочный круг, который никто и не собирался разрывать, так как очень многие были в нем заинтересованы.

Картина, которая открылась перед сотрудниками CERMA, пытавшимися разобраться в сложившейся ситуации, была ужасающей. До реформы относительно неплохой показатель по выплатам – 82 процента был только в Тбилиси, во многом благодаря тому, что «Интер РАО ЕЭС» установила новые счетчики. В регионах ситуация была гораздо хуже: счетчиков не было, все платили фиксированную сумму, притом электричество подавалось три-четыре часа в сутки. В итоге UEDC получала всего 32 процента платежей. Дистрибуторские компании, в свою очередь, недоплачивали оптовому рынку: самый большой покупатель, «Теласи», оплачивал только 28 процентов получаемой электроэнергии, UEDC – 8 процентов, компания Кахетии – 13 процентов, Аджарии – 63 процента. И по контракту это было допустимо, так как там указывалось, что компании платят оптовому рынку только после покрытия своих издержек. Из-за этого нередко часть издержек оказывалась «нарисованной». В итоге оптовый рынок по цепочке недоплачивал 81 процент генерирующим компаниям и 80 процентов компании, занимающейся передачей и диспетчеризацией.

В таких условиях приватизацию проводить было невозможно – никто не купит заведомо убыточное предприятие. Сначала требовалось привести структуру рынка в порядок, чтобы у компаний появилась возможность получать прибыль.

Первоначальная идея состояла в том, чтобы ликвидировать все регулирующие органы и создать объединенные компании по географическому принципу с условным названием East и West, оперирующие соответственно в Восточной и Западной Грузии. Предполагалось, что East и West будут владеть и генерирующими, и дистрибуторскими мощностями. Такое совмещение функций было обусловлено тем, что в отличие от ГЭС, инвестиции в которые были хорошим капитальным вложением, инфраструктура передачи электроэнергии конечному потребителю в существовавшем тогда виде не представляла интереса для инвесторов – требовалось создавать буквально все с нуля. Потребность в инвестициях была высока, а продукция – политически актуальна. Было решено отдавать активы бесплатно, но только тем соискателям, которые возьмут на себя обязательства вложить в них не меньше той стоимости, которую пришлось бы заплатить при покупке. Более того, предполагалось, что активы должны передаваться освобожденными от задолженностей. Де-юре компании с задолженностями продолжали существовать, просто у них изымались все активы. Позже эти компании проходили процедуру банкротства: должниками государства были государственные же компании. Конечно, такая схема оставляла за рамками «Теласи», поскольку у этой компании был частный собственник.

Таким образом, реформаторы теоретически объединили приватизацию, инвестиции и реструктуризацию. GNERC при такой схеме постепенно теряла свои функции, и в итоге рынок пришел бы к полной самостоятельности: тарифы должны были устанавливаться компаниями из расчета окупаемости и платежеспособности населения; East и West должны были конкурировать между собой, при этом покупать энергию можно было бы у любой компании – независимо от географического положения. Оптовый рынок электроэнергии ликвидировался, его участники полностью переходили на прямые контракты, формировалась клиринговая служба, которая в конце отчетного периода раздавала бы счета потребителям. Высоковольтная передача оставалась бы в государственной собственности, как во всем мире.

Но замысел реформаторов в этой идеальной форме не удалось воплотить по политическим мотивам. Несмотря на то что многие увидели преимущества этой схемы, встал вопрос о безопасности. Дерегуляция должна была привести к значительному повышению тарифов. И людей было трудно убедить в необходимости их увеличения. Все были уверены, что из-за тотальной коррупции ни один заплаченный дополнительно тетри[96] не пойдет на пользу электроснабжения, а достанется коррупционерам.

В результате пришлось адаптировать эту «идеальную» схему к социальной действительности.

Во-первых, было отменено требование вертикальной сепарации – компаниям разрешили объединять несколько этапов производственной цепочки. Структура рынка изменилась, роли и ответственности каждого игрока стали четко определенными. Оптовый рынок электроэнергии, согласно принятым в сентябре 2006 года поправкам к закону «Об электричестве и природном газе», был ликвидирован – все его бывшие участники работают теперь по прямым контрактам. Производитель знает, кому он продает электроэнергию, и в случае неплатежей может отключить должника и начать разбирательство в суде. Появился новый оператор ESCO (Electricity System Commercial Operator), который покупает излишки энергии и продает их внутри страны или экспортирует. Это позволяет производителям избавиться от собственных служб маркетинга и не продавать излишки самостоятельно. Причем ESCO координирует на порядок меньшие объемы, чем это делал оптовый рынок.

Бендукидзе был против создания ESCO:

Я видел опасность в том, что если на рынке не будет сильных игроков, то ESCO станет жиреть, набирать вес, покупать и продавать все больше. Можно было торговать излишками внутри самой системы. Но в жизни эта опасность оказалась невысокой, сейчас есть сильные игроки.

Во-вторых, были частично дерегулированы тарифы. Это произошло в несколько этапов: сначала были введены долгосрочные контракты, затем в ходе приватизации компании получили право самостоятельно устанавливать цены, регулируемый тариф остался только для конечного потребителя. С 1 июня 2006 года был введен трехступенчатый тариф, названный Бендукидзе «наименее вредным видом субсидирования»[97]. Он рассчитывается из масштабов потребления – чем больше объем, тем выше плата за единицу энергии. Так, если до реформы жители Тбилиси платили за 100 кВт.ч при любом объеме потребления 6,75 доллара, то с июня 2006 года наименьший тариф составил 7,6 доллара, а наивысший – 9,9 доллара. Для жителей регионов тариф вырос с 4,5 до 7,3–9,9 доллара.

Изменение тарифа на электроэнергию (тетри за 1 кВт.ч)

Источник: Georgia Human Development Report by UNDP. The Reforms and Beyond. 2008