Геннадий Андреев - Горькие воды Страница 18

Непоседов вернулся дня через два. Взглянув на машину, я ахнул: она сияла новенькой резиной!

— Где достали?

Непоседов хвастливо, но воровато ухмыльнулся:

— В Наркомате получил! — Потом отвел меня в сторону и тихонько сказал: — Ни одной душе не говорите, в особенности жене, съест! Главбуха предупредите, чтобы не проговорился, когда извещение придет: я в Наркомате наградные получил, тысячу рублей, и за семьсот полный комплект резины купил. Не срамиться же, на самом деле, на арканах ездить? Зато гляньте: хороша резина, а?

Я посмеялся: чего не делает любовь! До этого Непоседов покупал для машины на свои деньги только мелкие запасные части и бензин, которого по наряду давали мало, — не пожалел он для машины и своих наградных! Что ж, охота пуще неволи.

Месяца через два после того, как завод резко поднял производительность, технорук забеспокоился: у нас мало оставалось пил. Технорук давно дал заявку на пилы, послал несколько напоминаний — Москва молчит, а пил на заводе осталось недели на две-три. Это грозило серьезными последствиями: завод мог остановиться, в самый разгар работы, когда мы только начали выпутываться из жестокого кризиса.

Технорук доложил Непоседову, что Москва не присылает пил. Доложил на свою голову: Непоседов вспылил так, как редко бывало с ним.

— Почему молчали раньше? Не знаете, что у нас под носом делается? Не первый день работаете, как вы можете полагаться на заявки? Москву надо год ждать! — Это было справедливо: пилы тоже крайне дефицитный товар. Что у нас не дефицитно?

— Вызвать Москву, Васильева к телефону! — распорядился Непоседов.

Васильев — наш агент по снабжению. Жил он в Москве, получал от нас всего 300 рублей в месяц, а пропивал не меньше тысячи: был он горьким пьяницей, от него разило водкой. В любое время дня и ночи. Но это не мешало ему быть необходимейшим человеком, ибо Васильев обладал неоценимым качеством: он мог достать почти всё, выкапывая самые дефицитные материалы, как говорится, из-под земли. За это ему прощали и пьянство, и хамоватость, и то, что жил он явно не по средствам, разными способами прикарманивая даваемые ему на покупки и расходы заводские деньги.

Поговорив по телефону, Непоседов распорядился: немедленно выслать Васильеву удостоверение о том, что он командируется в Горький, на завод, изготовляющий пилы, и перевести ему 300 рублей на расходы.

Через несколько дней приходит телеграмма из Горького: «Подтвердите согласие отгрузить два вагона леса. Подробности письмом. Васильев». Согласие тотчас же посылается. Еще через неделю Васильев доставляет сотни полторы новеньких пил и представляет отчет рублей на 600–800: проездные, суточные, квартирные, доставка пил на станцию, погрузка, выгрузка, всё, как полагается, подтвержденное документами. Такой мастер, как Васильев, достанет или сделает любые документы! Беспрекословно платим: ловкость Васильева еще не раз пригодится нам.

По письму завода, изготовляющего пилы, также беспрекословно отгружаем два вагона леса: обязательства надо выполнять. Очень может быть, что нам и еще придется обращаться к этому заводу, опять за пилами. Если обманем, в другой раз не дадут: играть надо честно.

Привезенные Васильевым пилы горьковский завод, вероятно, по плану должен был отгрузить какому-то другому заводу и последний пил не получит. Нас это не беспокоит: как говорит Непоседов, не будь растяпой, бабочек не лови. Положишься на план, насидишься без работы, а у нас, хоть и не чистым путем приобретенные, а пилы есть и мы теперь спокойно можем ждать пилы, полагающиеся нам по плану.

Механик заявляет, что нет баббита для заливки подшипников — Васильев неведомыми путями достает баббит. Нет гвоздей — Васильев достает гвозди, «которых обычным путем тоже не достать. Всё дефицитно, во всем нужда, но мы можем достать почти всё, потому что обладаем тоже на редкость дефицитным материалом: лесом. Стройкам и заводам лес нужен, как воздух — мы даем им лес, а взамен получаем тоже необходимые вам, как воздух, материалы. Не подмажешь, не поедешь. А тем временем в Москве лежат наши заявки на материалы «по плановому снабжению», которые когда-нибудь будут выполнены, может быть, в половинном размере. Если ждать их выполнения, то и завод будет работать наполовину, поэтому, хочешь — не хочешь, а надо «проявлять инициативу».

Так, совмещая то, что дается по плановому снабжению, с тем, что добывается всеми правдами и неправдами, работала и продолжает работать вся промышленность. Ничего не поделать: без частной инициативы, оказывается, не может существовать и социалистическое хозяйство, если оно хочет работать, а не прозябать.

Но что делать предприятиям, не производящим ничего такого, что можно было бы обменять, чем можно было бы «смазывать»? Что делать, скажем, тем, кто занят обслуживанием населения? Им остается полагаться лишь на плановое снабжение и жить в постоянном ожидании выговоров и даже ареста из- за плохой работы предприятий, которые и не могут работать лучше — потому что их неизменно подводит «плановое снабжение». Либо им надо развивать колоссальную энергию, чтобы как-то удовлетворить свои насущнейшие нужды.

На заводе не раз появлялся заведующий коммунальным хозяйством нашего города, тоже член партии, усталый, нервный, измотанный человек.

— Будь другом, выручай, — молил он Непоседова. — Ну, чего тебе стоит?

— У меня не соцобес![6] — ругался Непоседов. — Я по плану работаю, у меня каждая доска на учете. Почему наряда; не имеешь?

— Имею, как не имею, да я по этому наряду с весны ни палки не получил! А у меня сезон: электростанцию ремонтировать надо? Надо. Баню к зиме надо приготовить? Квартиры надо в порядок привести? Мост надо перекрыть? На нем лошади ноги ломают. Где взять? Будь другом…

— Я не обязан вас снабжать, идите к дьяволу! — пуще раздражался. Непоседов.

— А ты сам где живешь, в Москве? — наседал с другого бока Завгоркомхозом. — Сам зимой в баню пойдешь, сам без света сидеть будешь, сам по мосту поедешь…

— Я на заводе вымоюсь и свет с завода проведу, — отмахивался Непоседов. Коммунальщик не отставал, в конце концов, нытье его Непоседову надоедало, он спрашивал:

— Сколько тебе?

— Ерунду, полсотни кубометров всего, — нарочито небрежным тоном говорил коммунальщик. Непоседов вскидывался:

— Ты что, спятил? Два вагона! Смеяться пришел?

Опять начинались мольбы, торг — мирились на половине и обрадованный коммунальщик, конечно, назвавший первую цифру с большим запросом, бежал в город, чтобы прислать за лесом подводы.

За Завгоркомхозом приходил Завгорздравом, которому надо было ремонтировать больницу и детские ясли, потом являлся директор животноводческого техникума, за ним директор механического техникума, заведующий театром, а там еще и еще завы и директора — после долгих просьб, ругани, споров каждый увозил с завода воз-другой драгоценных досок.

Жизнь продолжалась, предъявляя свои требования, люди рождались, болели, женились, учились, умирали, им нужно было и отдохнуть и повеселиться, потанцевать — для всего нужна крыша над головой, пол и четыре стены. «Плановое социалистическое хозяйство» не в силах обслужить людей, поэтому поневоле приходится как-то изворачиваться, ловчиться, обходя рогатки социализма и фактически работая не по планам, а по причудливой «диалектической комбинации» из плана и бесплановости, а в сущности из постоянного нарушения плана, что официально, впрочем, называлось «проявлением здоровой инициативы».

Главный бухгалтер завода не всегда выдерживал здоровые этой инициативы. Человек мягкий и снисходительный, он без большого труда пропускал плутни Васильева, но иногда, проверяя отчеты агента и наткнувшись на слишком нагло-фиктивный счет, не выдерживал. Швырнув счет Васильеву, главбух кричал:

— Вы свои фигли-мигли хоть оформляйте как следует! Эту филькину грамоту, хоть убейте, не приму!

Не раздражаясь, с лицом невинно страдающего человека, Васильев шел к Непоседову. Директор звал главбуха и терпеливо объяснял, что счет, да, фиктивный, но по нему приобретен абсолютно необходимый материал, который иначе, более честным путем, завод получить не может. Что прикажете делать?

Чаще главбух, вздыхая, соглашался и одному ему ведомыми способами оформлял и оплачивал несчастный документ. Но бывало, что доведенный комбинаторством Васильева до высшей точки кипения, главбух не сдавался, — тогда узкое совещание в составе Непоседова, Васильева, технорука и меня находило другой способ оплатить Васильеву счета и спрятать концы в воду. Выписывался, например, наряд на какую-нибудь невыполненную работу, Васильев, мастер расписываться разными почерками, подмахивал его, технорук подписывал, я визировал, Непоседов накладывал резолюцию «оплатить» — бухгалтерия получала совершенно добропорядочный и устраивавший её документ, к которому не мог придраться самый требовательный ревизор.