Борис Григорьев - Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного Страница 18

О Борнхольм, милый Борнхольм!

К тебе душа моя

Стремится беспрестанно;

Но тщетно слезы лью,

Томлюся и вздыхаю!

Навек я удален…

…От берегов твоих!

Так пел один датчанин на страницах рассказа Н.М. Карамзина, разлученный со своей родиной. Не менее горестные чувства испытывал и сам автор, покидая остров:

«Море шумело. В горестной задумчивости стоял я на палубе, взявшись рукою за мачту. Вздохи теснили грудь мою. — наконец я взглянул на небо — и ветер свеял в море слезу мою».

И ветер свеял в море слезу мою…

…А «наружка» ПЭТ после возвращения с Борнхольма плотно села на мои плечи, чтобы не слезать с них до конца командировки.

Что ж, искусство требует жертв.

За весь период ДЗК ко мне прилипали люди определенного типа, и полностью отлипнуть от них я не смог до самого отъезда из страны.

Их нравы

Qumodo vales?26

Как бы я сейчас ни пытался, оглядываясь назад, анализировать пережитое глазами беспристрастного наблюдателя, все равно я не могу избавиться от чувства, что внутри меня живет и функционирует вполне самостоятельное и не всегда подчиняющееся моей воле то ли фильтрующее, то ли синтезирующее устройство. Читая книги моих коллег по профессии, я вижу, что и они тоже не вполне свободны от этого недостатка, а может быть, преимущества по сравнению с другими литераторами. Все-таки профессия накладывает отпечаток на образ мышления — от этого никуда не денешься. Треть столетия работы в разведке дает о себе знать.

Изображая отошедшие в Лету события, описывая те или иные характеры и явления, невольно ловишь себя на мысли, что все это существовало не само по себе, а только служило в качестве своеобразных декораций, на фоне которых разыгрывался сценарий твоей оперативной пьесы. И ты сам, никудышний актеришка на подмостках копенгагенского театра действий, изо всех сил стараешься более-менее сносно сыграть свою роль, так чтобы зритель не заподозрил, что его «дурят», следишь, чтобы ненароком не отклеились усы или борода, чтобы не забыть сказать нужные слова и главное — в нужный момент. А если уж чувствуешь, что проваливаешься и в тебя вот-вот полетят тухлые помидоры, стараешься сделать хорошую мину при этой подлой игре и не спеша, с достоинством уходишь со сцены. Не забывая сделать поклон публике.

Разведчику, несомненно, приходится быть актером, он тоже играет свою роль — роль в общем-то другого человека, и система перевоплощения Станиславского оказывается для него совсем не лишним средством, хотя разведка сама по себе — все-таки ремесло. Что бы там ни говорили мои коллеги, для разведчика важнее правильно пользоваться кулисами, нежели занавесом — аксессуаром, принадлежащим более чистой дипломатии. Оперативная работа, как правило, театр одного или двух актеров. Остальные вокруг них получают роль статистов, от которых тем не менее во многом зависит, как будет сыграна пьеса под названием «Двое на качелях». Впрочем, в любом ремесле бывают таланты, и тогда ремесло становится искусством. Хуже, если из ремесла пытаются делать науку. Становится невероятно скучно.

Прошу прощения за такое длинное «лирическое» отступление и перехожу к делу.

Итак, о Дании и датчанах. С точки зрения национального характера датчане — весьма посредственный материал для разведчика. Повторяю: с точки зрения разведки. Датчане прекрасный народ (плохих народов вообще не бывает). Они добры, гостеприимны, общительны, любознательны, трудолюбивы, снисходительны к чужим недостаткам, неутомимы, терпеливы, обладают чувством юмора, любят хорошенько повеселиться, выпить и поесть, хорошо живут и не мешают жить другим, но… они не умеют держать язык за зубами.

Рано или поздно — чаще рано — они кому-нибудь «по секрету» поведают о том, что у них появился знакомый из советского посольства. Этот кто-нибудь без всякого злого умысла вскользь упомянет своему приятелю о том, что Енсен-то, мол, встречается с советским дипломатом. И тогда это известие начинает порхать по Копенгагену и непременно дойдет окольными путями до заинтересованного официального лица. Нет, датчанин не стукач и не ябеда, он не побежит докладывать о контакте с господином Григорьевым в контрразведку (что достаточно типично для его северного собрата шведа), он может, сам того не желая, просто спонтанно выболтать угнетающий его секрет близкому человеку.

Тайна угнетает датчанина, у него есть внутренняя и неосознанная потребность делиться ею с другими. Любой секрет рано или поздно становится достоянием прессы, радио, телевидения или досужих слухов. Датская столица полна всяких слухов, и с информационной точки зрения усилия разведчика в конечном смысле компенсируются. Так недостаток национального характера диалектически переходит в достоинство.

Датчане были когда-то воинственны, а Дания считалась крупной европейской державой. Ну взять хотя бы национальный флаг страны: белый крест на красном фоне. Датчане называют его «Даннеброгом», и возник он отнюдь не за купеческим прилавком и не рядом с сохой земледельца, а на поле битвы. 15 июня 1219 года датское войско сражалось с некрещенными еще эстонцами, и язычники так стали наседать на христиан, что ряды последних заколебались. И тут на датчан снизошло чудо: в руки оказавшегося тут кстати епископа Сунесена с неба упало красное знамя с белым крестом. Оно воодушевило захватчиков, и битва окончилась поражением эстонцев. Однако впоследствии «Даннеброг» не всегда помогал датчанам. Шведские короли, в том числе и Карл XII, немецкие князья и английские короли не раз брали верх над датчанами — вероятно, потому, что они тоже были христианами, и за ними стояла церковь.

Небольшая страна Дания подарила миру целый ряд блестящих имен, среди которых есть писатели, драматурги, художники, ученые, музыканты, политики: Людвиг Хольберг — датский Мольер, скульпторы Бертель Торвальдсен и Кай Нильсен, астроном Оле Ремер, сказочник Ханс Кристиан Андерсен, Грундтвиг — поэт и педагог, датский Ушинский, писатели Понтоппидан, Мартин Андерсен-Нексё и Ханс Шерфиг, лингвист Ельмслев, физик-атомщик Нильс Бор, комики Пат и Паташон (К. Шенстрем и X. Мадсен) и многие другие. Эту «талантерею» можно продолжить, если хотя бы вспомнить, что Витус Беринг, прославивший Россию, и Владимир Даль, обогативший русский язык, тоже были датчанами. На душу населения знаменитых датчан, пожалуй, больше, нежели в других странах. Чем-то этот феномен, наверное, объясняется. Мне сдается, чисто датской терпимостью к недостаткам и достоинствам своих ближних и глубоким уважением к своим предкам.

Датские короли в Средневековье считали Швецию и Норвегию своей вотчиной, а знаменитая Кальмарская уния была для покоренных шведов и норвежцев ничуть не лучше какого-нибудь британского или французского протектората в Африке.

В создании скандинавского союза, который, несмотря на серьезные политические и экономические издержки, сегодня считают прообразом Северного Совета, выдающуюся роль сыграла королева Маргарет Датская. Дочь датского короля Вальдемара Четвертого Аттердага и жена норвежского короля Хокона VI, Маргарет правдами и неправдами в 1376 году добилась избрания своего малолетнего сына Улафа на датский престол, еще при живом муже стала его регентшей, а когда Хокон VI почил в бозе (1380) — правительницей Норвегии. Но Улаф оказался хилым мальчиком и скоро скончался. Маргарет стала королевой обоих государств — и Дании и Норвегии.

«Железная леди» Скандинавии не успокоилась на достигнутом. Искусными интригами она добилась изгнания шведского короля Альбрехта Мекленбургского с престола и украсила свою расчетливую голову еще и шведской короной. В 1397 году она собрала в Кальмаре представительное собрание из числа норвежских, шведских и датских сословий и провозгласила тройственный союз Дании, Швеции и Норвегии, сохранив к тому же за своей династией преемственность в наследовании общескандинавского трона. Но бедняжка осталась без прямых наследников, и после ее смерти на трон посадили ее племянника герцога Эрика Померанского. Вечные проблемы с немцами, шведами и англичанами, естественно, подталкивали датчан к поиску союзников, и они нашли его в лице России, когда во главе ее стал царь-реформатор, царь-большевик.

Густав Ваза, шведский Иван III, осмелился серьезно заявить о независимости Швеции, а Карл XII в начале XVIII века отнял у Дании Норвегию. Но датские фогды-наместники еще будут крепко и долго держать в своих мягких рукавицах Исландию, Гренландию и Фарерские острова, территория которых в десятки раз превосходила метрополию. В середине XX столетия только Исландия обрела полную независимость, а Гренландия и Фареры на правах автономии по-прежнему принадлежат Датскому королевству. Один или два депутата от этих автономий заседают вместе с двумястами датчанами в фолькетинге27 и решают вместе с ними свою судьбу. Справедливости ради стоит сказать, что метрополия в последние годы XX столетия уделяет Гренландии и Фарерам много внимания в плане оказания культурной, материальной и всякой другой поддержки.