Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №4  за 1998 год Страница 18

Обстоятельного   предметного   разговора  с   Расмусом Кангропоолем не получилось. Мы сидели в его кабинете в тяжелых, обитых кожей креслах, и беседа велась вокруг Таллинна, города, где нет ни одной пропавшей улицы и которому предстоит войти в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. За свои семьсот пятьдесят лет он прекрасно сохранился, у него своя особенность: он, с одной стороны, — Вышгород, феодальный город, с другой — Нижний, бюргерский свободный. В них течет жизнь, в домах горит свет, и им не грозит опасность стареть и разваливаться.

Одним словом, разговор шел о вещах, которые я хорошо знал — за время нашей дружбы с моими заездами в Таллинн меня просвещали и Яан, и сам Кангропооль. Так что я слушал не очень внимательно, и мой собеседник видел — мои мысли где-то за окном. Мне же ничего не оставалось как откровенно признаться, что за этот приезд я сильно привязался к улицам и провел на них почти все время и лишь вечерами отправлялся по Вяйке Америка в дом, где остановился.

Здесь, на темной улице, в подворотне меня поджидали парни, они ждали от меня сигарет. С одним из них, наконец, я решил заговорить, но из этого ничего не вышло.

— Как живете? — спросил я того, кто подошел ко мне.

— Как живешь? — спросил он в свою очередь товарища.

— Как живу? Не знаю, — отозвался тот из темноты.

И я почувствовал, что мои сигареты слишком малый повод, чтобы дать им заглянуть в себя. Таких парней, оседающих в подворотне и подъездах, и у нас немало, но когда я о парнях с Вяйке Америка рассказал Славе Титову, он сказал:

— Это из тех ребят, кто, окончив школу, без знания эстонского не могут найти себе применения.

Кангропооль же об этом отозвался так:

— С языком им было бы легче... В Эстонии сейчас самое главное — язык. Знаешь эстонский — неважно, где ты родился, кто твои родители, знаешь эстонский — ты уважаешь культуру Эстонии.

А потом неожиданно он спросил меня:

— Что особенного теперь вы заметили для себя в Таллинне? И  я рассказал ему, как передал для президента Эстонии

Леннарта Мери наш журнал с письмом его московского друга.

Вот как это выглядело: С первого же звонка в справочном мне дали номер телефона канцелярии президента. Я позвонил. Ответила секретарша. Я назвал себя и сказал по какому поводу звоню.

— Вы хотите лично передать? — услышал я.

— Нет, нет,  — сказал я,   — я бы  передал любому,  кто встретит меня.

— Пожалуйста, Вейценберги 39.

Прогулялся до Кадриорга. Дождь перестал, небо осветилось. Иду по дорожке парка, подхожу к Петровскому дворцу, вхожу в ворота. Обстановка непарадная, по всему видно — здесь давно ведутся ремонтные работы. Но спросить не у кого. Вокруг ни души. Забор ведет вглубь леса. Дошел до его поворота, обогнул территорию дворца и здесь вижу небольшое аккуратненькое строение и перед ним стоянка машин. И опять никого. Подхожу близко к подъезду, читаю: «Канцелярия президента Эстонии». Несколько ступенек — и я нажимаю на кнопку, щелчок — и дверь открывается. В глубине помещения окошко, и в нем молодой человек в синей униформе. Подхожу. Он встает.

— Пожалуйста, — протягиваю ему пакет, — это президенту.

— Спасибо...

Вышел я из канцелярии президента и недоверчиво осмотрелся. Где они? Может, спрятались за деревьями? Откровенно прощупываю глазами лес. Никого. Убеждаюсь, что мной никто не интересуется. И я, сетуя на подобное невнимание к себе, иду по дорожке и выхожу на трамвайную остановку...

Мы сидели в кабинете Расмуса Кангропооля в тяжелых, обитых кожей креслах, перед нами за окном как на ладони лежала площадь Ратуши. Нарядная разноцветными домами, чисто вымытой дождями брусчаткой, она производила впечатление места, где все готово к празднику, но время ему еще не настало.

Надир Сафиев

Таллинн

Земля людей: Один день на охоте в Каскадных горах

В половине четвертого утра я выезжаю из дома. Пересекаю лишь угадывающуюся в полной темноте под пролетами моста бесшумно, но мощно текущую Колумбию и держу путь на север — из Орегона в соседний штат Вашингтон. Еду на охоту.

Ночное шоссе свободно, полицейских не видно, антирадар молчит, успокаивающе посвечивая над рулем зеленым огоньком, можно было бы и поддать газу, но, к сожалению, туман. В его разрывах на холмах проглядывает чистое небо со звездами — погода обещана хорошая, что в ноябре в этих краях на Северо-Западе США редкость.

Решив стать охотником в Америке, вы можете это сделать за один день. Купить в магазине ружье или винтовку (на это не требуется особых разрешений) и лицензию на охоту. Последняя, вместе со специальным буклетом, описывающим разрешенные виды, сроки и регионы охоты, есть во многих магазинах-универмагах. Умение обращаться с оружием и соблюдение установленных правил охоты — это ваша персональная ответственность. Во многих штатах (а порядки везде разные) формальных экзаменов на эти знания нет, но наказание за нарушения сурово. В охоте, как и во всем другом, здесь, в Америке, закон не предполагает в вас нарушителя и не устанавливает профилактических препонов (как это нередко бывает у нас), но он неотвратимо карает в случае недобросовестного ему следования.

На сегодняшнюю охоту я напросился в качестве гостя. Допустил меня к этому таинству Андрей Великанов. Журналист и бизнесмен, он одновременно и профессиональный проводник — рыбак и охотник с многолетним опытом путешествий по нашему Европейскому Северу, Сибири, Северо-Западу США и Африке. Попадая под его опеку, я избавляюсь от массы проблем — транспорт, выбор места и т. п.

Охота, как известно, пуще неволи. Из этого, видимо, следует, что я должен описать, как, дрожа от нетерпения и радостного ожидания, лечу по ночному интерстейту словно на крыльях — к месту встречи на автозаправке в небольшом местечке Вудлэнд («Лесной Край») в первый день открытия охоты на благородного оленя. Но, должен вас разочаровать, я не фанатик. И даже более того — постоянно работая в природе, охоту все же не люблю. Не рождает у меня вдохновения стрельба по безответным копытным с не очень осмысленным взглядом...

Но охота сыграла в моей жизни поистине определяющую роль. Отец начал брать меня на охоту лет с пяти. Великолепие приволжской природы навечно запечатлелось в памяти и душе именно в обрамлении чисто охотничьей романтики — ощущения серьезной тяжести доверенного перед выстрелом ружья и будоражащего порохового запаха вороненых стволов. Уже сейчас я понимаю, что добыча никогда не была для нас самоцелью, важен был процесс. И процесс этот не просто захватывал, он был олицетворением самой жизни, всего самого в ней важного и замечательного. Пятнадцать лет спустя, занимаясь орнитологией, я свои охотничьи инстинкты враз утерял, но влечение к природе осталось навсегда.

И вот сейчас, работая на Северо-Западе США, я не мог не приобщиться к тому, что столь важно для многих жителей этого региона. В этой части Америки охота входит в понятие «стиль жизни», к тому же это не просто охота, это западная охотничья индустрия, познакомиться с которой я был просто обязан по роду своей деятельности.

Подъезжаю к месту встречи чуть раньше — знакомых машин не видно, но жизнь в утренней темноте уже кипит: магазинчик на автозаправке — форпост перед началом лесного горного массива — открыт. Многие охотники начинают свой маршрут отсюда в этот желанный, весь год ожидавшийся день.

В назначенное время все появляются как-то разом. Наши компаньоны в основном из этих мест, охотятся здесь всю жизнь и еще поразят меня легкостью, с которой ориентируются среди одинаковых, на первый взгляд, дорог, склонов и долин. Народ разный, но охота, как баня, уравнивает, а порой устанавливает и свою собственную иерархию, предоставляя иной раз более опытному в охотничьих делах механику или шоферу лучший шанс, чем, скажем, сенатору или миллионеру. Последних среди нас двое: говорливый очкарик Пэрри — здешний, заправила сегодняшней охоты (этот своего шанса не упустит), и молчаливо улыбающийся Шимано — японец, купивший у Пэрри бизнес в Вашингтоне («Шимано» — лучшие спиннинговые катушки и переключатели скоростей на велосипедах известны по всему миру).

Короткие приветствия, быстрое обсуждение стратегии действий, я пересаживаюсь из своей городской машины к Андрею в его более подходящий для горных и неасфальтированных дорог вездеходный «исузу» — и наша кавалькада быстро набирает высоту по серпантину, взбирающемуся на склон.

Антураж и амуниция у нас — по высшему разряду: мощные японские машины с повышенной проходимостью (только Пэрри едет на новеньком американском вездеходе «шевроле». «Покупая американский автомобиль, я поддерживаю американскую экономику!» Патриотизм, однако, не помешал ему продать свой бизнес японцу... Хотя и это под некоторым углом тоже можно рассматривать как поддержку американской экономики). На каждой машине — мощная рация, позволяющая вести перекрестные разговоры и координировать действия.