Джон Кракауэр - Эверест. Кому и за что мстит гора? Страница 19

В ТОТ ДЕНЬ МЫ ВПЕРВЫЕ НАБЛЮДАЛИ ДРУГ ДРУГА В УСЛОВИЯХ НАСТОЯЩЕГО ВОСХОЖДЕНИЯ И СМОГЛИ ЛУЧШЕ ОЦЕНИТЬ СИЛЬНЫЕ И СЛАБЫЕ СТОРОНЫ СВОИХ ТОВАРИЩЕЙ, НА КОТОРЫХ КАЖДЫЙ ИЗ НАС БУДЕТ ПОЛАГАТЬСЯ В БЛИЖАЙШИЕ НЕДЕЛИ.

Даг и Джон (пятидесяти шести лет, самый старший в нашей команде), как я и предполагал, оказались довольно крепкими орешками. Однако больше всех меня поразил Фрэнк – щеголь-издатель из Гонконга с мягким голосом. Демонстрируя навыки, приобретенные им в трех предыдущих экспедициях на Эверест, он шел медленно, но ровно, четко держал темп, а около вершины ледопада спокойно обогнал почти всех, причем никто бы и не сказал, что ему трудно дышать.

Стюарт, самый младший и по виду самый сильный платный участник во всей команде, выглядел на фоне Фрэнка весьма блекло. Он сразу взял хороший темп и вырвался вперед группы, но быстро выбился из сил и на подходе к вершине ледопада еле-еле плелся в хвосте. Лу растянул мышцу на ноге в первое утро во время перехода к базовому лагерю, поэтому шел медленно, но уверенно. А вот Бек и в особенности Ясуко, как выяснилось, оказались слабыми альпинистами.

Несколько раз казалось, что Бек и Ясуко вот-вот упадут с лестницы и провалятся в трещину, и складывалось такое ощущение, что Ясуко даже не знала, как пользоваться «кошками»[9].

В обязанности Энди, который был младшим проводником, входило сопровождение наиболее слабых и медленных клиентов, идущих в арьергарде. Энди проявил себя как талантливый и чрезвычайно внимательный тренер и целое утро обучал Ясуко основным техникам подъема по льду.

Несмотря на все недостатки членов нашей группы, на вершине ледопада Роб заявил, что он доволен действиями и подготовкой каждого из своих клиентов.

– Для первого выхода из базового лагеря все вы показали себя с самой лучшей стороны, – сказал он с отеческой гордостью. – Я считаю, в этом году у нас хорошая и сильная команда.

Для того чтобы спуститься в базовый лагерь, потребовалось чуть больше часа. Когда я снял «кошки», чтобы пройти последние тридцать метров до палаток, солнце уже палило так сильно, словно хотело вскипятить мои мозги. Однако настоящая головная боль началась только через несколько минут, когда мы с Хелен и Чхонгбой болтали в палатке-столовой. Я никогда не испытывал ничего подобного. Это была убийственная боль между висками, боль такой силы, что к горлу то и дело подкатывала тошнота, и я не мог говорить членораздельными, законченными предложениями. Испугавшись, что у меня сейчас случится инсульт, я прервал разговор на полуслове и, пошатываясь, побрел к себе в палатку, забрался в спальный мешок и натянул шапку на глаза.

Головная быль была убийственной силы и напоминала мигрень, однако я понятия не имел, что могло ее вызвать. Казалось маловероятным, что боль явилась результатом пребывания на большой высоте, потому что началась она только после того, как я вернулся в базовый лагерь. Скорее всего, это была реакция организма на сильное ультрафиолетовое излучение, которое обожгло сетчатку и напекло голову. Чем бы эта боль ни была вызвана, мучился я ужасно. Последующие пять часов я пластом пролежал в своей палатке, стараясь избежать воздействия любых раздражителей. Если я открывал глаза или, даже не поднимая век, просто двигал ими из стороны в сторону, боль била, как разрядом электрического тока. На закате, когда у меня больше не было сил все это терпеть, я потащился в медицинскую палатку за советом к врачу нашей экспедиции Каролине.

Она дала мне сильное болеутоляющее и добавила, что надо выпить немного воды, но после пары глотков меня вырвало пилюлей, водой и остатками ланча.

– Хм-м, – призадумалась Каролина. – Думаю, нам стоит попробовать другие методы лечения.

Она сказала, чтобы я положил под язык крошечную таблетку, которая остановит рвоту, и потом проглотил две пилюли с кодеином. Через час боль начала стихать, и, чуть не плача от счастья, я погрузился в сладкое забытье.

В полудреме я лежал в своем спальном мешке, глядя на утренние солнечные тени на стенах моей палатки, как вдруг раздался голос Хелен:

– Джон! Телефон! Тебе звонит Линда!

Я кое-как натянул сандалии, трусцой добежал до расположенной в двадцати метрах палатки связи и, пытаясь восстановить дыхание, схватил телефонную трубку.

Аппарат спутниковой телефонной и факсимильной связи был не намного больше обычного ноутбука. Звонки стоили дорого, около пяти долларов за минуту, и иногда соединение так и не срабатывало. Вообще было крайне удивительно, что моя жена в Сиэтле набрала тринадцатизначный номер и спокойно дозвонилась до меня на Эвересте. Я был очень рад ее слышать, но в голосе Линды угадывалась грусть, которую я почувствовал даже на другом полушарии.

– У меня все хорошо, – уверяла она. – Но мне очень хочется, чтобы ты был здесь.

Восемнадцать дней назад она расплакалась, когда везла меня в аэропорт, откуда я улетал в Непал.

– ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ, – ПРИЗНАЛАСЬ ОНА, – Я ПЛАКАЛА НЕ ПЕРЕСТАВАЯ. НИКОГДА ЕЩЕ МНЕ Н Е БЫЛО ТАК ГРУСТНО, КАК ПРИ ПРОЩАНИИ С ТОБОЙ. МНЕ КАЗАЛОСЬ, ТЫ МОЖЕШЬ НЕ ВЕРНУТЬСЯ, И ЭТО БЫЛО УЖАСНО. ТАК БЕССМЫСЛЕННО И БЕСПОЛЕЗНО.

Мы поженились пятнадцать с половиной лет назад. Через неделю после нашего первого разговора о том, чтобы пожениться, мы пришли к мировому судье и расписались. Мне было тогда двадцать шесть лет, я решил бросить альпинизм и заняться в этой жизни чем-то серьезным.

Мы встретились с Линдой, когда она сама была альпинисткой, к тому же очень одаренной. Тем не менее, Линда оставила это занятие после того, как сломала руку и повредила спину. Это дало ей прекрасную возможность трезво оценить риски, связанные с таким опасным видом спорта. Сама Линда никогда не просила меня бросить спорт, но мое заявление о том, что я намерен уйти из альпинизма, повлияло на ее согласие выйти за меня замуж.

Я сам не был в состоянии оценить то влияние, которое оказывал на меня этот вид спорта, а также смысл, который альпинизм придавал моей бесцельной жизни, где меня несло без руля и ветрил. Я даже и не представлял, какая пустота появится в моей жизни после того, как я перестану заниматься альпинизмом. Через год я не выдержал, вытащил из кладовки веревку и снова вернулся на скалы. В 1984 году, когда я отправился в Швейцарию, чтобы подняться на печально известную и опасную Северную стену горы Эйгер, наши с Линдой отношения были фактически на грани разрыва, и именно мое восхождение явилось причиной разногласий.

После моей неудавшейся попытки одолеть Эйгер отношения с Линдой в течение двух-трех лет были далеко не самыми лучшими, но мы это пережили, и наш брак не распался. Линда смирилась с моими восхождениями. Она поняла, что они были важной (хотя и непонятной ей) частью меня самого. Она понимала, что альпинизм стал выражением некоего странного, неизменного аспекта моей личности, избавиться от которого я был не в состоянии – точно так же, как не мог изменить цвет своих глаз. И вот, когда наши отношения стали, наконец, улучшаться, журнал Outside подтвердил, что отправляет меня в командировку на Эверест.

Сперва я делал вид, что еду на Эверест скорее в качестве журналиста, чем альпиниста. Мол, я согласился на это задание, потому что коммерциализация Эвереста была интересной темой и гонорар был вполне вменяемым. Я объяснял Линде и всем остальным, кто выражал сомнения по поводу того, «потяну» ли я как альпинист в Гималаях, что не собираюсь подниматься слишком высоко.

– Возможно, поднимусь только чуть выше базового лагеря. Ну, чтобы понять, что такое большая высота, – уверял я.

Конечно же, это была полная фигня. Учитывая длительность путешествия и время, которое я затратил на подготовку к нему, я заработал бы намного больше денег, оставшись дома и работая над заказанными мне статьями.

Я ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ ВЗЯТЬСЯ ЗА ЭТО ЗАДАНИЕ, ПОТОМУ ЧТО МЕНЯ ВЛЕКЛА МИСТИЧЕСКАЯ СИЛА ЭВЕРЕСТА. ЕСЛИ ЧЕСТНО, Я ТАК СИЛЬНО ХОТЕЛ ПОДНЯТЬСЯ НА ГОРУ, КАК НИКОГДА В ЖИЗНИ НИЧЕГО НЕ ХОТЕЛ. С той секунды, как я согласился поехать в Непал, моей целью стало подняться так высоко, насколько позволят мне мои весьма слабые ноги и легкие.

Когда Линда отвозила меня в аэропорт, она уже давно поняла, что я лгу, чтобы успокоить ее и всех остальных. Она прекрасно понимала, что я планирую, и это ее пугало.

– Если ты погибнешь, – говорила она со смешанным чувством отчаяния и злости, – не только ты один заплатишь эту цену. Мне ведь тоже придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь, понимаешь? Неужели это для тебя ничего не значит?

– Перестань, я не погибну, – ответил ей я. – Не надо мелодрамы.

Глава 7. Первый лагерь

13 апреля 1996 года. 5944 метра

Есть люди, которых недосягаемое влечет больше, чем остальных. Их амбиции и фантазии перевешивают все сомнения, которые посещают большинство осторожных людей. Решимость и вера – вот их главное оружие. В лучшем случае таких людей считают эксцентриками, в худшем – сумасшедшими.