Сергей Бушуев - Водитель трамвая Страница 2

Мы обсудили кто как живёт, где дешевле можно купить сметану, и на кой выстроили несколько уродливых башен-домов напротив бывшего овощного магазина по улице Катукова, превращённого ныне в магазин по продаже парфюмерии, и корма для домашних животных. И единодушно согласились, что в былые времена — до проклятых «реформ» — тот овощной магазин (крупнейший в Строгино) запросто мог соперничать своими ароматами с любым парфюмерным магазином не только в Москве, но и в старушке-Европе. Особенно по силе запахов и по их воздействию на чувство прекрасного. Затем зашла речь о работе. Я рассказал Тамаре кем и где в данный момент тружусь, поведал об особенностях работы, и в том числе поинтересовался — водит ли она по-прежнему трамвай. Моя давняя знакомая сообщила, мол, да, куда же деваться? Возраст, видишь ли… а не работать нельзя — всё дорожает с каждым днём. И вообще…

— Да, — согласился я, улыбнувшись. — Здесь вы правы.

— А ты-то, не собираешься к нам вернуться? — поинтересовалась она, глядя на меня снизу вверх, и слегка прищурившись.

— Я? Нет! Мне хватило тех нескольких лет.

— Вот и правильно! — воскликнула Тамара, сразу же становясь серьёзней. — У нас с каждым днём хуже и хуже! Платят мало. Работа тяжёлая. Машин кругом много! Так что, с тех пор как ты ушёл — стало только хуже!

— Хуже? — переспросил я, удивившись. — Куда уж хуже-то?!

— А что тут странного? Директор вор и свинья. Видишь, какие безобразные вагоны закупил? Питерские. Они там много лет стояли, ржавели. Никто их не покупал. «Стрелы» мы их называем. Вот он их увидел и по дешёвке скупил. Их подкрасили, подремонтировали, и — вперёд! Нас заставили на них работать. Представляешь, какая сволочь?

— Да уж, — мне живо напомнил её рассказ события прошлого, когда я ещё работал и не думал увольняться. В депо тогда уже говорили, дескать, пора обновлять парк, а старые вагоны — под списание. — Купил и отчитался как за новые, а разницу себе в карман?

— Именно! — улыбнулась моя собеседница, радуясь моей догадливости. — Ну, наверное, не только себе в карман. Ещё пару «откатиков» сунул. Кому следует. Чтобы молчали и не совались к нему.

— Невесело у вас я смотрю…

— Я тебе об этом и говорю. А зимой в них холодно, приходиться в одежде работать. А начальство? Теперь докладные пишут ещё больше! И водителей увольняют за каждый проступок. А при нашей специфике — ты сам знаешь — как без проступков? Не бывает! Так что и не думай возвращаться! И не верь слухам о прибавке зарплаты. Платят — мизер, как и раньше…

Я слушал Тамару, и никак не мог отделаться от одной мысли. Вспоминая по ходу разговора то, чему мне доводилось становиться свидетелем в свою бытность водителем, я не мог понять следующего: как мне удалось продержаться на трамвае так долго? Ровно четыре года. Я имею в виду не саму работу — когда ты на линии с полным вагоном пассажиров. Ясно, что это нелегко. Я в первую очередь подразумеваю систему, выстроенную вокруг данного вида транспорта. Все эти начальнички: бэдэшники, отдел эксплуатации, нарядчики, начальники конечных станций, и прочие. Говоря проще — нахлебники, паразитирующие на чужом труде. Вместе они представляют собой, целую систему отравляющую жизнь (и сильно отравляющую жизнь!) рядовому водителю, если он уважает своё достоинство и не вертит перед ними хвостом, подобно дворовой собаке при виде обглоданной кости. Потому и не могут нормальные люди удержаться там слишком долго. Впрочем, об этом, и не только об этом, разговор у нас впереди.

А мне пора приступать к делу и завершив своё краткое вступление поведать о том, как оно было — шаг за шагом. Вдаваясь в детали и подробности, и не скрывая чувств…

Что ж, вздрогнули…

Глава 1. Куда влечёт тебя судьба, овеяв призрачной надеждой?

В отличие от многих, на трамвай я попал совсем случайно. Есть люди, попавшие на него просто случайно, а я — совсем случайно. Не секрет: именно трамвай как транспорт овеян ореолом романтики и таинственности. Некоторые даже (я встречал этих красавцев) утверждают, мол, у них наблюдается ко всему вышеозначенному в добавок и некая ностальгия! Дескать, двадцатые годы, революция, кинематограф опять же, книжки там разные в духе Ильфа и Петрова (коих лично я безмерно уважаю), и остальное — прочее. Положим — подобные настроения можно понять. На некоторых трамвайная тематика нагоняла прямо-таки захватывающие чувства. Наподобие тех, что вызывает у иных уфологов изображение летающей тарелки, с еле различимой надписью «Общепит Нибиру» на боку. Эти некоторые говорили мне не раз, мол, они сами страстно мечтали с далёкого безкомпьютерного детства сесть за штурвал трамвая, едва им позволит сотворить такую пакость строгая мама. При этом они не утверждали, что подобное обязательно произойдёт, едва их организм проявит вторичные признаки половой зрелости. То есть, инфантилом можно оставаться и научившись завязывать шнурки бантиком, и с трудом избавившись от вредной привычки чавкать за столом. Таким образом, те с кем я общался, выражали свой восторг по поводу моего трамвайного прошлого. Но едва я их спрашивал, доколе, дескать, вы будете отлынивать от мечты детства, и не пора ли воплотить её в жизнь, начинали недовольно морщиться, сопеть, и вообще вести себя — прямо скажем не как героические освоители космоса. Нет, не космоса — перепутал, трамвая! И, однако ж, расспрашивали меня о тонкостях моей былой профессии с неутихающим интересом.

К чему я всё это пишу? А к тому, чтобы отвести от себя подозрение в подобной любви к трамваю. Её признаюсь, у меня не наблюдалось никогда. Мне просто были нужны деньги. Девяностые годы — это кошмар. Один огромный, непрекращающийся кошмар. Если останется время, место и желание я поведаю о своём трудовом пути, начатом в 1996 году. А пока же повторю кратко: на трамвай я попал совсем случайно. И произошло это событие после того, как я уволился из охраны 52-й городской больницы, где проработал около года. Работа там была тоже не для слабонервных, а поэтому пока ничего о ней рассказывать не стану, ибо книга о другом. Замечу лишь: с работы меня уйти заставили. И я подозреваю, что пострадал я опять-таки за любовь к правде и её красноречивому изложению в лицо начальству. Впрочем, особо я не сожалел — зарплата в охране была грошовая, а работа чёрт знает что! Получал я тогда 700 рублей. Шёл 1999 год, и не так давно произвели деноминацию, если я правильно запомнил название очередной финансовой афёры провёрнутой славным демократическим правительством нашей страны.

И вот, я в очередной раз оказался без работы, и приступил к её активным поискам. Искал я самые различные варианты: в основном вакансии грузчика, повара, продавца на лотки и в том же духе прочее. На большее моё неполное среднее образование претендовать не могло. Точнее пыталось, и не раз, но… хотели бы мы в рай, да закоренелый атеизм не пускает. Одним словом, продвигались поиски новой конторы с очередным сверхдурацким названием совсем не как по маслу. Но я не унимался. Я вообще существо не унимающееся. При, казалось бы, невысоких запросах, найти, тем не менее, ничего не удавалось. Грузчиков в ту пору даже с высшим образованием было не меньше чем немцев под Москвой в 41-м, и работодатели, разжиревшие от такой неожиданной удачи, отдавали предпочтение бывшим инженерам и преподавателям. Как я подозреваю — отчасти, что б поглумиться над последними, и почувствовать себя на коне, в ту пору как другие, ещё совсем недавно также сидевшие на коне, теперь еле волочат ноги плетясь в хвосте разразившихся общественных перемен. Других версий у меня не имеется, ибо, если рассуждать здраво — какая разница кто грузит мороженую рыбу в супермаркете? К чему тут образование? В общем, долго рассусоливать не стану. Работу в тот исторический момент найти было очень тяжело, а уж более-менее приличную, человеку без образования и связей так и вовсе невозможно. Как и сейчас.

Я звонил по всем телефонам, указанным в специальной газете, но везде получал неизменный отказ. И вот как — то раз, вдруг, возвращаясь домой на трамвае не знамо откуда, услышал объявление, зачитываемое бесстрастным, дребезжащим электронным голосом:

«Краснопресненское трамвайное депо приглашает на работу водителей трамваев первого, второго и третьего класса, учеников водителей трамваев, и ремонтных рабочих…»

Как помню, вагон ехал по строгинскому мосту. Ярко сияло солнце. Игриво поблёскивала вода с двух сторон. По реке плыла, тяжело дыша и отдуваясь, баржа, перевозившая оранжевый песок. Бегали уже появившиеся в ту пору катера, и голые туловища немногочисленных отдыхающих на пляже вдалеке, напоминали жёлтые точки, то сжимающиеся, то опять распрямляющиеся как заржавевшие пружины. Был будний день, часов 12, и людей в вагоне рядом со мной находилось немного. Я огляделся. Кто-то также как я глазел в окно, кто-то читал газету, и название её сохранилось в моей памяти: «Весь хоккей». Ещё дальше сидел дед с бородой, и дремал, прижавшись головой к стеклу. Жаркое лето навалилось на город, выжимая все соки из вынужденных оставаться в нём горожан.