Анатолий Терещенко - «Оборотни» из военной разведки Страница 2

Ещё одно толкование о роли ЦРУ в системе государственной власти Николай нашел в книге «Невидимое правительство», написанной журналистами США Д. Уайзом и Т. Россом. Они отмечали, что сейчас в Соединенных Штатах два правительства. Одно из них видимое, другое — невидимое. Первое — это правительство, о котором американские граждане читают в газетах, а дети узнают из учебников. Второе — сложный скрытый механизм, проводящий политику США в «холодной войне».

Отход Н. Хрущева от власти «по состоянию здоровья» породил среди слушателей множество слухов. Особенно поражало стремление верхов затоптать в грязь вчерашнего генсека.

— Неужели мы такая дикая нация, что не можем спокойно принимать кабинеты, кресла, папки с делами, столы без показа грязного белья? — разоткровенничался как-то с Николаем его друг В. Тимофеев. — Так гадко от этого на душе. Как не вспомнить тут Талейрана! Предательство — это верх злодейства.

— Ты прав, Виктор, — поддержал Стороженко друга, — только неблагородный человек способен в глаза хвалить, а за глаза злословить. Как говорится, злые люди походят на мух, которые ползают по человеческому телу и останавливаются только на его язвах. А вообще-то ни один человек, охаивающий покойника, не бывает счастливым. По существу Хрущев — политический труп. Со временем судьба посмеётся и над новоиспеченным генсеком.

Слушателей часто привлекали для несения нарядов на Красной площади в дни государственных праздников. На ленинском пантеоне, в мраморной коробке которого покоилась мумия тела вождя, толпились государственные мужи и дамы, бегали с цветами дети. И никому не приходило в голову, что это шаманство оскорбительно традициям православия. Революционный обычай отменил и христианскую мораль, и традиции славянства, давно порвавшего с язычеством.

С годами при Брежневе постепенно утихала критика в адрес Сталина, но Николай искал и искал — в спецлитературе, в беседах с живыми участниками событий тех лет — ответ на вопрос: Сталин ли только открыл счет репрессиям? Кто и что его спровоцировало на это? Открывались постепенно пласты трагедий ленинского периода: от бандитского уничтожения царской семьи и до расстрела храброго поэта Н. Гумилёва, не уронившего офицерской чести. Геноцид против российской интеллигенции, многовековой культуры православия просматривался во многих документах. Эти материалы пролили свет на острые вопросы, которые волновали пытливый ум.

Чем дальше и глубже шло постижение чекистского ремесла на лекциях и практических занятиях, тем больше убеждался Стороженко, что в выборе профессии не ошибся. Органы не случайно называются во многих странах органами государственной безопасности, потому что защищают в первую очередь интересы страны и народ. «Закончу учебу, — думал Николай, — уеду в какой-нибудь глухой гарнизон и стану настоящей грозой шпионов».

То были наивные мечты человека с курсантскими погонами. Разве мог Николай тогда представить, что через какой-то десяток лет он действительно встретится лицом к лицу с первым «живым кротом» — агентом американской разведки.

Три года учебы пробежали быстро. Остался год до выпуска. Весной на предпоследнем курсе пришла любовь. Первое свидание с Людмилой он назначил у памятника Маяковскому. Шли по улице Горького к Белорусскому вокзалу. Николай читал стихи Есенина, Бунина, Языкова — пахучие, звонкие, нежные. Потом осмелел и стал декламировать своё стихотворение, посвященное милой спутнице. Когда закончил и посмотрел на подругу, то увидел в её глазах жемчужины душевной росы…

В августе они расписались. Потом была свадьба, даже две: одна в Москве, другая в Полесье. На московских посиделках собралось человек десять самых близких друзей в малюсенькой комнате коммуналки. Молодоженам вручали скромные подарки. При передаче настенных часов сослуживец А. Александрии сказал:

— Примите, дорогие Николай и Людмила, наш подарок. Пусть эти часы идут и идут. Они остановятся только в двух случаях: кончится завод у них или у хозяев. Так пожелаем, чтобы они долго-долго не останавливались!

Кто думал тогда, за свадебным столом, что слова окажутся пророческими'. Ровно через двадцать лет часы и сердце Людмилы остановились одновременно. Но это было всё потом, а пока — последние каникулы, выпускные экзамены.

Тихо в комнате. Звонко тикают подаренные на свадьбе часы. По телевизору передают в записи фрагменты концерта Муслима Магомаева. Лейтенант Стороженко пришивает на мундир первые офицерские погоны. Завтра получение диплома и «поплавка». «Кто думал, что из глубинки, — рассуждал Николай, — я приеду в Москву и закончу чекистскую академию?» Поёт душа, горят радостью глаза. Он примеряет форму, смотрит в зеркало — нравится строгий офицерский покрой…

Спортивный зал Школы на Ленинградском проспекте. В строю — общевойсковики, авиаторы, моряки, пограничники. Командование вручает дипломы и дорогие каждому военному академические «ромбики» с красной звёздочкой посередине и золотистым гербом великой страны…

По традиции «выпуск» обмыли в ресторане. Стороженко вернулся домой рано — его ждали жена и дочурка.

Жена взяла в руки диплом, внимательно прочла его и тихо промолвила:

— Поздравляю… диплом жизненный, даже гражданская специальность есть — юрист! Закончишь службу, пойдешь на наше предприятие юрисконсультом.

— О чём ты, Люсьен, служба ведь только начинается. Может, и диплом не пригодится — времени ох как много.

— Пролетит оно быстро. То, что впереди, кажется бесконечным, а оглянешься — пролетело, как одно мгновение. Мама моя так говорит. Старики это хорошо знают. А что касается значка, то он по-мужски скромный и в то же время по-военному красив…

Николай получил предписание убыть в распоряжение начальника военной контрразведки Прикарпатского военного округа. Людмила с дочерью ещё некоторое время должна была остаться в Москве, предварительно дав согласие, что поедет туда, куда пошлют мужа. За столицу не держалась.

Перрон Киевского вокзала. Поезд «Москва — Трускавец» тронулся. Николай прижал нос к холодному стеклу — надо было хоть как-то рассмешить прослезившуюся жену с крохотной дочуркой на руках. Вокзал уплывал медленно, смещая влево провожающих. И вот уже исчезла с поля зрения Люда. Поезд набирал скорость…

Встретили молодого специалиста на месте тепло. Однако начальник отдела генерал-майор Н. Мозгов, узнав, что прибывший офицер пишет стихи, заметил:

— Нашей службе стихоплеты не нужны. Не та работа. Я ищу ра-бо-тяг, — последнее слово он умышленно разбил по слогам, — думающих только об оперативной работе — трудной и неблагодарной. Так что забудь о стихах. Не забудешь — тебя забудет служба.

И тут же расспросил о семье и по-отечески распорядился устроить лейтенанта как положено. Такой приём обескуражил офицера. Но кадровик полковник Забродин, как бы оправдываясь за недипломатичность начальника, признался Николаю, что он тоже балуется стихами, а в отношении генерала заметил: это очень справедливый человек, чекист — трудоголик. Он порекомендовал не афишировать хобби и начал подробно рассказывать об особенностях работы и поведения в частях.

Николай слушал Забродина внимательно. Ему сразу же понравился этот мягкий и рассудительный человек, подавший руку на крутом пути к неизвестной практике.

— У вас будет хороший наставник — майор Деев, — сказал он на прощанье.

Стороженко получил в оперативное обслуживание гарнизон с радиотехническим полком ПВО сухопутных войск, отдельную роту сопровождения воинских грузов, штабную роту и гараж командующего войсками округа, а также окружные медсклады. Рабочее место определили в кабинете с майором Деевым. Он был фронтовиком, участвовал в разоблачении агентуры абвера, награжден орденами и медалями за ликвидацию шпионов в действующих частях на фронте и в тылу. Майор был человеком преданным своему делу, откровенный с товарищами. Начальство его побаивалось за крутой нрав, готовность пойти в атаку на любого обидчика, с какими бы погонами он не ходил. Говорили, что на партийных собраниях от него доставалось даже самому генералу.

И всё же Деев не спешил откровенничать со Стороженко. Недели три он приглядывался к Николаю, а потом разговорился, да так, что его монолог показался слушающему спрессованной лекцией. Затронув проблемы контрразведки, он настолько приземлил лейтенанта, что тому на некоторое время показалась бессмысленной его текущая работа в гарнизоне.

— Пойми вот что: в наше время американцам не хватит ни денег, ни сил, чтобы навербовать много агентуры в частях. Во время войны, правда, абвер пытался пролезть в штабы наших частей. Но тогда до Генштаба немцам было трудно добраться. Понимаешь, существует так называемая «мишенная» система. Это принцип работы разведки — бить прицельно в «десятку», получая стратегическую информацию. А твой полк — где-то на краю мишени. Твои солдаты и офицеры их не интересуют, хотя те могут клюнуть, но встанет вопрос связи. Это самое слабое звено в цепи разведчик — агент и наоборот. Генштаб в масштабе всей армии — это и есть «десятка». В стране несколько таких объектов: ЦК КПСС, депутатский корпус, сотрудники МИД, Совмина, Госплана, офицеры военной разведки и прочее. Мы же с тобой занимаемся вопросами помощи командованию в защите секретов, пресечения возможностей хищения оружия и боеприпасов. Армия — гарант стабильности государства. Почему с нами считаются? Потому, что мы сильны. Потеряем силу — уроним уважение других стран. Я уже заканчиваю службу, но хочу, чтобы ты понял: военная контрразведка была, есть и будет, пока существует государство и его армия.