Андрей Правов - Интифада Страница 2

«Хорошо, что хотя бы черную шляпу не надел, как он ходит в Израиле, – подумал Панов. – Куда все-таки девался тот парень, не пропускавший лет сорок назад возможности «прошвырнуться» по улице Горького? Причем с заходами в самые модные кафе. Нет его больше. Исчез. Трансформировался в совершенно другое существо».

Да и былая уверенность молодого Марка в своих силах и, как многим когда-то казалось, непомерная юношеская наглость, граничившая с откровенным нахальством, совершенно растворились. Нет, не походил этот пожилой человек в плаще на того преуспевавшего выпускника механико-математического факультета МГУ, который остался в памяти Панова. Нынешнее от него впечатление – полный неудачник.

За час до встречи Марк позвонил Панову и заискивающим тоном попросил подъехать за ним в Мытищи. Он начал долго рассказывать, что добрался до Мытищ самостоятельно, но вот теперь все же придется за ним туда подъехать, поскольку он совершенно не в курсе, как и куда ему передвигаться дальше.

– Что-то ты, Марк Львович, стал уж очень щепетильным, – пытался по телефону шуточным тоном прервать поток извинений друга Панов.

Однако Лурье не сдавался. Он продолжал объяснять, что не хотел лишний раз беспокоить своего друга, заставлять его ехать встречать его в Москву, или, тем более, в аэропорт. Поэтому, дескать, он самостоятельно добрался из Домодедово на электричке до Павелецкого вокзала, оттуда на метро, по «Кольцевой» линии, проехал уже до вокзала Ярославского, а там, опять же, сел на электричку, до Мытищ.

Всю эту информацию Лурье заново начал излагать Панову, как только отвлекся от восприятия музыки и заметил того, сидевшего на скамейке неподалеку.

– Извините, Алексей Константинович, – робко бормотал Марк, – что я вас потревожил…

– Нет, у тебя точно крыша поехала, – воскликнул Панов. – Какой я для тебя Алексей Константинович?! Мы выросли вместе. Так что вместо того, чтобы бормотать эту галиматью, лучше, как и должен поступить истинный друг детства, обними меня при встрече. Ты один приехал? Или с женой?

– А разве, Алеша, ты не знаешь? – серьезно изумился Марк. – Даля умерла. Она так и не смогла пережить гибель наших детей. Я теперь живу совершенно один.

– Я тоже. Так что некоторое время поживем вместе. Как я тебе уже говорил по телефону, в моей московской квартире на Большой Полянке я бываю редко. Особенно летом. Работа у меня надомная. Так, пописываю статейки на компьютере для одной газеты и передаю их в редакцию по электронной почте. Еще книжки пишу. А поэтому спокойно живу за городом. В поселке Никульское. Здесь недалеко, пятнадцать километров. Там я для тебя приготовил комнату. Но ты мне так и не сказал, зачем прилетел в Москву?

– На похороны. Умерла моя тетя, родная сестра матери. Вера Соломоновна. Ты ее должен помнить…

– Что-то припоминаю…

– Ну, не важно. Последние годы она жила в доме престарелых и после смерти выяснилось, что у нее в Москве вообще нет родственников. Представитель администрации дома связался по телефону со мной, в Израиле, и я сразу же вылетел сюда. Уже завтра поеду заниматься похоронами.

– У тебя совсем не осталось родственников в Москве?

– Нет, не осталось. Негде даже остановиться. Перед отъездом мы продали нашу квартиру. За три тысячи долларов. И дачу – за две тысячи. В 1992 году казалось, что это большие деньги. А тетя Вера сдала свою квартиру государству, для того, чтобы получить место в доме престарелых. Поэтому я и решил позвонить тебе. Попросить меня приютить на недельку.

– И правильно сделал. Живи хоть год.

– Нет, мне надо скорее возвращаться. Я работаю консьержем в одном из домов. И меня предупредили, что если через пару недель не вернусь, возьмут другого человека. Желающих найти работу очень много. А я живу на эти деньги…

– Ладно, пока что садись в машину, и жди, – сказал Панов, нажимая на кнопку брелка с ключами. – Надо как-то отметить нашу встречу. И сними ты, наконец, этот плащ. Тебе что не жарко?

– Да, конечно. Но я побоялся его снять, поскольку в кармане все мои документы и деньги.

– Положи в машину, никто не тронет.

Автомашина «квакнула», давая понять, что ее двери открылись. Марк положил пластиковую сумку в багажник, а плащ на заднее сидение, покорно усевшись рядом.

А Панов направился на площадь, к магазину. Там он, ни минуты не сомневаясь, купил дорогую бутылку виски ноль семь литра и литровую бутыль с содовой водой. Затем зашел на рынок и бросил в сумку пару килограммов помидоров и огурцов, а также зелень. Завершением покупок стали большой кусок свиного окорока, батон сухой колбасы, ломоть сыра и несколько горячих лепешек.

– Ну, все, – сказал, садясь в машину, Панов, – поехали. Сколько мы с тобой не виделись?

– Семь лет, Алеша, семь лет. Многое за это время произошло. Многое изменилось, – залепетал Марк и, как показалось Панову, он даже прослезился.

Марк ступил на «скользкий» путь

Москва, 60-е – 70-е годы.

Все два дня, прошедшие после звонка Лурье из Израиля до их встречи в Мытищах, Панов думал о прошлых годах, о прожитой жизни. С Марком и без Марка.

Так уж получились, что друзья детства расставались, как им казалось «навсегда», уже несколько раз. В раннем подростковом возрасте, одетые в одни только длинные синие сатиновые трусы и сандалии на босу ногу, они вместе гоняли на велосипедах по многочисленным закоулкам дачных поселков вблизи станции Мамонтовская под Москвой. У семьи Льва Исааковича Лурье была там своя дача. А мать еще совсем юного Алексея Панова Александра, вместе с сестрой Лидией и ее мужем Петром Григорьевичем, несколько лет снимали полдома по соседству. В Мамонтовке ребята и подружились.

Но затем, в начале шестидесятых годов, родственники Панова снимать дачу перестали, предпочтя этому виду летнего отдыха поездки на автомашине, которую приобрел Петр Григорьевич, или дядя Петя, как называл его тогда еще подросток Алеша Панов. На модном в те годы «Москвиче» они исколесили всю Прибалтику, ездили в Закарпатье, на южные морские курорты и так далее. Панов был школьником, мать и дядя Петя – преподавателями вузов, а тетя Лида вообще не работала. Так что летние каникулы касались всех, отпуск был длинным, а поэтому и поездки длились подолгу, по два с лишним месяца. Впечатлений было очень много.

Так продолжалось три года. В то время друзья были абсолютно уверены, что расстались уже навсегда. Тем более, что и интересы у них оказались совершенно различными. После окончания школы Алексей Панов пошел учиться в московский институт иностранных языков, недолгое время работал гидом-переводчиком «Интуриста», а затем удачно устроился на работу в крупнейшее журналистское Агентство. А Марк Лурье предпочел МГУ, где познавал все премудрости физики и математики, позже став младшим научным сотрудником одного из крупных столичных научно-исследовательских институтов.

Однажды, в середине шестидесятых годов, они пересеклись в известном и очень популярном тогда в Москве пивном баре «Пльзеньский» в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького. Этот огромный деревянный павильон появился на набережной Москвы-реки еще лет за десять до их встречи, в дни проведения выставки Чехословакии в СССР. Но после закрытия экспозиции было принято решение пивной бар оставить и в летние месяцы снабжать его бочками с пивом из самого Пльзеня. То есть, как объясняли самые ревностные московские почитатели пенного напитка, из «пивной столицы» Западной Чехии.

Отсюда и название «Пльзеньский», или сокращенно «Пльзень», даже «Пиль». Пиво в баре действительно было отменным. Настоящий чешский «Праздрой». Правда цены кусалась, особенно для студенческого кошелька. 32 копейки за кружку. В середине шестидесятых годов это казалось дорого, поскольку бокал «Жигулевского» в пивной палатке напротив дома Панова на Большой Полянке стоил 22 копейки. Но ничего, как-то справлялись. Даже настоящими «шпикачками» закусывали, по 50 копеек за порцию. К тому же к моменту встречи и Алексей, и Марк уже «свои университеты» заканчивали, и оба подрабатывали, как могли. Первый – переводами, второй – уроками математики для школьников. Так что деньги у них водились.

Друзья детства остались друг другом довольны. Оба выглядели очень модными и могли спокойно выпить за время застолья по 12 кружек пива. К тому же в тот вечер в баре выяснилось, что занимавшийся с раннего детства музыкой Марк прекрасно играл на гитаре, и вместе с Пановым они тогда же, в «Пльзене», исполнили на два голоса ту самую «Yesterday», которая спустя много лет Лурье с ностальгией слушал у вокзала в Мытищах. Пели они тогда и «Yellow submarine», и «Girl», а «на закуску» предложили вниманию окружающих ставшую в те годы очень популярной песню американских борцов за права негров «We shall overcome…» Посетителям бара их пение понравилось. И к столику, за которым собрались друзья и их кампания, в тот вечер официанты то и дело несли «халявное» пиво – от благодарных слушателей.