Иван Колышкин - В глубинах полярных морей Страница 2

Но Главный морской штаб, очевидно, считает, что в Москве виднее, как использовать наши корабли. Это от него исходит директива об отправке двух «щук» к Белому морю и о временном подчинении их беломорскому командованию. Спорить, доказывать, убеждать в такой обстановке трудно да и просто вредно.

Вслед за «Щ-403» и «Щ-404» выходит в море «Щ-421». Она отправляется на запад, к берегам противника. Наконец настает очередь и «четыреста первой». На лодке появились комбриг Виноградов и военком Козлов. Они

[7]

прошли по всем отсекам, пожали руку каждому моряку, пожелали успехов в бою и благополучного возвращения. У подводников возбужденные лица, горящие глаза. В словах и жестах — нетерпение; скорее бы в море, искать и топить врага.

Как мне все это понятно! Пусть я много старше и опытнее этих ребят, но испытываю такое же сложное чувство торжественной приподнятости, тревоги и страха: окажусь ли я на высоте в предстоящем испытании?! Ведь боевого опыта у меня нет. Война с Финляндией не в счет. Тогда мы несли боевые дозоры, но в соприкосновение с противником не вступали. А сейчас нам надо идти к норвежскому побережью, чтобы наносить торпедные удары по германским транспортам и кораблям. Экзамену подвергнутся и наше мастерство и наша выдержка. Нас ждут такие трудности, которые сейчас и не представить…

В сопровождении двух катеров «МО» — малых охотников за подводными лодками — мы вышли из Кольского залива и легли курсом на запад. Катера, проводив нас, повернули назад, а нам вскорости пришлось погрузиться: сигнальщик обнаружил вражеские самолеты.

Идем на глубине. Там, наверху, солнце, склонившись к горизонту, снова поползло вверх. Наступили новые сутки — 23 июня. Моисеев, осмотревшись в перископ, докладывает:

— Горизонт чист. Рыбачий за кормой, чуть виден. Разрешите всплывать?

— Добро.

И вот мы на ходовом мостике. Солнце по-прежнему светит ярко, а лица режет острый встречный ветер. Ровно постукивают дизеля. И вдруг…

— Дым на горизонте, справа тридцать! — звенит восторженный голос вахтенного командира.

Срочное погружение! Тяжело прихлопывается крышка рубочного люка. Мы скатываемся по вертикальному трапу вниз.

— Боевая тревога!

Звучит долгий, на полминуты, звонок.

Много, очень много раз доводилось нам слышать и такую команду и такой сигнал. Но на этот раз они зву-

[8]

чат необычно, с небольшой, но очень существенной поправкой: команде «боевая тревога» не предшествует знакомое слово «учебная», а длинный звонок не предварен коротким. Профессиональный слух остро реагирует на это изменение, с которым связан крутой перелом в нашей жизни.

Да, на этот раз в завершение атаки мы выпустим торпеды с боевыми зарядными отделениями, а не с красными, наполненными водой учебными головками. И направим мы эти торпеды прямо в подводную часть корабельного борта, а не под киль, как это делается во время тренировочной стрельбы.

Краснофлотцы, старшины, командиры действуют на своих боевых местах сноровисто, быстро, радостно. Да и как не радоваться такой удаче: не успели выйти в поход — и вот, пожалуйста, встреча с противником, возможность открыть боевой счет!

Лодка сближается с целью. А мы с Моисеевым, поднимая и тотчас опуская перископ, осматриваем объект атаки. Вот показались мачты, вот виден и весь силуэт. Это тральщик. Идет он, по-видимому, полным ходом, курсом на юго-восток и сильно дымит.

Из носового отсека докладывают, что торпеды готовы к выстрелу. Что ж, все складывается хорошо, атака протекает как по-писаному. Но странно, почему тральщик один и почему идет он в сторону наших берегов?

До выпуска торпеды по расчетам осталось две минуты. Моисеев так и прильнул глазом к окуляру перископа. Он сосредоточен, напряжен и не может скрыть охватившего его волнения. Волнуюсь и я, но по другой причине: уж очень этот тральщик похож на наш рыболовный траулер.

— Посмотрим еще разок, командир, — говорю я Моисееву. — Торпеду выпустить успеем. Нас пока не обнаружили, да и ход у этого линкора невелик.

Снова вглядываюсь в перископ. Корабль уже совсем близко. И тут совершенно отчетливо вижу красный флаг над его кормой и на трубе две большие буквы «МР» — марку всем известного треста «Мурманрыба».

— Отбой боевой тревоги!

Смахиваю холодный пот со лба. Да, чуть не наделали мы дел! Подумать страшно, что произошло бы, прояви мы меньше осмотрительности.

[9]

Мне невольно вспомнилось, как во время войны с Финляндией ходили мы на «Щ-402» в боевом дозоре в западной часта Баренцева моря. Ходили, ходили, и вдруг Столбов — тогда еще молодой командир — обнаружил в перископ броненосец береговой обороны.

— Наверное, «Вянемяйнен»! — взволнованно доложил он.

— Маловероятно, но не исключено, — осторожно ответил комиссар дивизиона. «Не исключено-то не исключено, — подумал я, — только как финский броненосец сумел оказаться здесь, на Севере?» Сыграли боевую тревогу, стали выходить в атаку. И когда сблизились кабельтова[2] на четыре, увидели зачехленные орудия, людей в черных полушубках и нейтральный норвежский флаг.

Пока разглядывали броненосец, сошлись с ним настолько, что потребовалось подныривать под него. Потом всплыли с другого борта и осмотрели его кабельтовых с двух. Прочитали и название: «Норге». Сомнений не осталось.

Дольше всех сомневался Столбов. Уж очень хотелось молодому командиру иметь боевой успех. И атака шла, словно в учебном кабинете, и сблизились так, что промахнуться невозможно. Будь это враг — все торпеды влепили бы в борт…

Вот и сегодня произошло нечто похожее. Случай этот как бы напомнил: подводник никогда не в праве поддаваться слепому охотничьему азарту, терять чувство ответственности за каждый свой шаг. Что ж, мы не сплоховали.

Не сплоховала и лодка «М-176». Немного позже нас она встретила у Рыбачьего тот же самый траулер и тоже выходила на него в атаку. Как и мы, она вовремя опознала свое судно. И морской работяга благополучно вернулся домой…

Через полчаса после несостоявшейся атаки мы всплыли. Траулер уже скрылся за горизонтом. Солнце по-прежнему светило ярко, свежий северо-западный ветер развел трехбалльную волну. А мы, стоя на мостике, еще находимся под впечатлением всего происшедшего. Надежда на скорую удачу не оправдалась — противник,

[10]

видно, не так глуп, чтобы безрассудно лезть под наши удары. Придется поискать его.

В 12 часов открылся неприятельский берег — он виднеется вдали зазубренной черной полоской. Продолжаем идти к назначенной нам позиции — району, где мы должны искать и топить немецкие корабли. Спустя час погрузились, чтобы не быть обнаруженными с суши. В 14.30 подвернули вправо и легли на курс вдоль береговой черты, в двух милях от нее.

В перископ хорошо видны бухточки, маяки, одиночные дома. А море вокруг словно вымерло — ни корабля, ни катара. Одни лишь жадные визгливые чайки.

Так началась наша позиционная служба.

Изо дня в день ходим близ побережья. Треть времени расходуем на то, чтобы отойти в море, подальше от чужих глаз, всплыть и, запустив дизеля, подзарядить аккумуляторные батареи. Пока пребываем в надводном положении, радист ловит сводки Совинформбюро. Записанные от руки, они проходят через все отсеки, перечитываются дважды и трижды.

Сводки неутешительные. Наши войска на всех направлениях ведут тяжелые оборонительные бои. И отступают. Отступают что-то уж слишком быстро. У краснофлотцев то и дело возникают вопросы: как это понимать? Ведь наш лозунг — бить врага на его же территории, не отдавать ему ни одного вершка своей земли. Может быть, это стратегический замысел — немного отойти, а потом ка-ак ударить?!

Хорошо бы, если так. Нам, командирам, и самим многое неясно. Не на такое начало войны мы рассчитывали.

И все мы томимся ожиданием, вынужденным бездельем. Погода меняется без конца — то туман, то свежий ветер. Север! И только обстановка остается прежней — море пустынно. Заглядываем в фиорды, но и там пусто. Засекли лишь несколько новых наблюдательных постов.

Наконец 27 июня решаемся зайти на рейд бухты Буктен, прикрытый островом Вардё. А вдруг там повезет?! До этого мы несколько раз подходили к этой бухте на совсем близкое расстояние. Осматривали ее в перископ. Со стороны моря там ничего, кроме нескольких рыбачьих мотоботов, видно не было. А заходить туда рискованно. Вдруг проход в бухту перегораживают противолодочные

[11]

сети?! Запутаемся мы в них и окажемся в незавидном положении пойманной рыбы. Да и плана рейда и гавани у нас нет. Какие там глубины — неизвестно. На путевой карте они не обозначены — масштаб не тот.

А ожидать, когда противник сам придет к нам в руки, становится совсем невмоготу. Краснофлотцы вслух завидуют тем, кто сражается на сухопутье: «Там винтовка в руках, фриц перед глазами, и бей его, гада. Не то что здесь, у моря погоды ждать». Однако дело не в настроении и эмоциях. Если надо — можно ждать и неделю, и месяц. Но надо ли? Ведь поиск должен быть активным. Значит, следует сунуть нос и туда, где враг, наверное, чувствует себя в безопасности. Мы прикинули с Моисеевым: из наблюдений за бухтой нельзя сделать вывод о том, что подход к ней прегражден сетью. Ну, а то, что глубины неизвестны — не так уж страшно. Мы можем положиться на эхолот, который точно измеряет глубину у нас под килем. Значит, риск не так уж велик и, думается, вполне оправдан.