Гуго Глязер - Драматическая медицина. Опыты врачей на себе Страница 20

Молодой хирург из Швейцарии, Карл Гарре, решил представить доказательство, которого требовал великий Бергманн. Гарре был убежден, что точка зрения Пастера правильна. Гарре, в то время ассистент Брунса, интересовался не только хирургией, но и бактериологией, которая при прилежной и продуманной работе обещала так много успехов. К тому времени уже открыли крошечные шарики, которые легко окрашивались и которые можно было увидеть, когда на предметное стекло наносили частицу гноя, чтобы приготовить микроскопический препарат. Но можно было также сделать посев на какой-нибудь питательной среде; тогда там вырастали желтые кучки; под микроскопом было видно, что это те же шарики, которые получали из гноя при абсцессе, или фурункуле, или при воспалении костного мозга. Этим круглым бактериям дали название стафилококков. Над ними теперь и хотел работать Гарре, чтобы провести свой опыт строго научно.

Гарре намеревался показать, что возбудители нагноения при фурункуле, абсцессе и воспалении костного мозга идентичны. Поэтому он взял у мужчины, заболевшего тяжелым заражением крови (болезнь началась с воспаления костного мозга), немного гноя из абсцесса, а также и немного крови, все это он хотел привить себе. В течение трех дней Гарре делал себе прививки и вводил кокки, которые он вырастил из этого гноя на питательной среде.

Первая прививка была сделана 17 июня 1883 года. Он взял немного желтой массы, которая выросла на желатине, и втер ее себе в левое предплечье, словно болеутоляющую мазь. Чтобы избежать возражений, что возможное воспаление вызвано действием самой желатины, а не кокков, он сделал себе также втирание в правую руку, но уже желатиной, тщательно простерилизованной, то есть безусловно свободной от гноеродных кокков. Уже через несколько часов следы втирания на левой руке стали ощутимыми. Место втирания начало болеть, и вскоре там высыпали маленькие гнойнички, размерами не больше булавочной головки. Один из них он проколол, чтобы содержимое перенести на желатину и дать находящимся в нем коккам размножиться и образовать колонии.

Вскоре процесс значительно развился. Боли в зараженном месте усилились, все предплечье было воспалено. Воспалился большой участок кожи, на котором была сделана прививка. Он стал плотным, красным, распух, и на нем можно было насчитать уже 20 гнойничков. На верхушке каждого из этих конусов видна была гнойная точка, которая показывала, что заражение удалось. На другой руке, в кожу которой для контроля втиралась желатина без кокков, никакой реакции не наблюдалось.

Гарре, как врач, знал, что его рука тяжело поражена и что с подобными нагноениями нельзя шутить: такое начало иногда может повлечь за собой массу осложнений вплоть до заражения крови и даже смертельного исхода. Поэтому он решил остановить дальнейшее развитие процесса. Он вскрыл все прыщи, где был гной, и выпустил его. «Где гной, там вскрывай», — гласил старый завет врачей. Поэтому он выпустил гной и потом очистил зараженные места слабым раствором сулемы. Несмотря на это, он не мог воспрепятствовать дальнейшему развитию воспаления. Через несколько дней весь участок заражения превратился в ярко-красный, очень болезненный фурункул значительной величины, собственно говоря, уже в карбункул, который был окружен рядом более мелких фурункулов и из которого потом через отверстия, что типично именно для карбункула, вытекал гной. Гарре позднее сообщил, что он насчитал 20 маленьких отверстий, из которых вытекал гной. Что в нем были стафилококки, показала культура, которая была получена из гноя, взятого из глубины карбункула. Это были характерные золотисто-желтые кучки золотистого стафилококка.

Через три недели после начала опыта карбункул и фурункулы очистились, процесс затих, и только несколько рубцов осталось как воспоминание об опыте, произведенном на самом себе. Он все же внес ясность в очень важный для хирургов вопрос. Было доказано, что стафилококки, которые в одних случаях вызывают абсцесс, фурункул, панариций, а в других — воспаление костного мозга, совершенно одинаковы и что различия в картине заболевания и мероприятия врача зависят только от места, на котором осели гноеродные кокки.

Конечно, и те болезни, которые называют по имени богини любви венерическими, давали врачам повод к опытам на себе. Прежде всего нужно было разрешить большой вопрос: являются ли все три болезни этой группы — гонорея, мягкий шанкр и сифилис (как были склонны думать почти до середины XIX столетия) — действительно одной болезнью, которая только дает различные внешние клинические картины, или же здесь речь идет о трех независимых заболеваниях, не имеющих между собой ничего общего, кроме одинаковой возможности заразиться ими.

Вопрос, без сомнения, важный, но опыт на себе, который мог бы способствовать разрешению проблемы, требовал самопожертвования не только по эстетическим причинам, но и потому, что каждый день в госпиталях можно было видеть, к каким ужасным последствиям могла привести третья из названных болезней или же единая болезнь, если таковая существовала. Конечно, в те времена венерические заболевания не считались с точки зрения общества позорными, как это стало позднее. Тогда и венерическая болезнь была всего-навсего болезнью.

Техника опыта была известна. Брали небольшое количество выделений и вводили себе в мочеиспускательный канал или же брали материал из язвы, которую были все основания отнести к этой группе болезней, и растирали на теле, предпочтительно, разумеется, опять-таки у отверстия мочеиспускательного канала. Если были взяты выделения больного гонореей и внесены в мочеиспускательный канал, а потом появлялись не только выделения, но и язва, тогда те многие, кто утверждал, что эта группа болезней представляет собой единое целое и проявляется то одна, то другая форма заболевания, считали себя правыми.

Джон Гунтер, один из самых видных английских хирургов и анатомов, в 1767 году совершил подобный опыт, давший результат, который вроде бы доказывал его правоту и подтверждал теорию единства. Он заразил себя выделениями больного гонореей и получил не только эту болезнь, но также и сифилис. Он не подозревал, что вместе с гноем внес и материал из шанкра, которым также страдал больной и который явно ускользнул от внимания врача. Он видел только, что путем одного эксперимента вызвал у себя и те и другие болезненные явления: сначала, конечно, гонорею, которая проявляется уже через несколько дней, а потом, спустя определенное время, — сифилис. Так по крайней мере расценивал это он сам и полагал, что доказал правильность своей точки зрения. Но едва ли подтверждение правильности его взглядов доставило ему только радость. Несколько лет спустя он написал об этой болезни книгу на английском языке, вышедшую вскоре в переводах на немецкий и французский языки.

Другой врач того же времени, англичанин Бенжамен Белл, совершил нечто подобное. Он хотел узнать, может ли из язвы твердого шанкра, разновидности сифилиса, развиться гонорея, если он введет себе в мочеиспускательный канал выделения из язвы. Он заболел не гонореей, а сифилисом.

К неверным выводам в результате опыта на себе пришел еще один врач, который, как видно из его трудов, хорошо разбирался в венерических болезнях, по меньшей мере практически. Это был австриец Франц Ксавер Сведиаур. Он родился в 1748 году в Штирии, в семье выходцев из Швеции, учился в Вене, потом переехал в Лондон, где его очень ценили как врача-специалиста. Он также рассматривал эти три болезни как единое целое и пожелал выяснить, нельзя ли получить их не половым путем, а в результате какого-нибудь раздражения. Поэтому он впрыснул себе в мочеиспускательный канал разведенную в воде «летучую щелочную соль», то есть нашатырь, что, конечно, вызвало воспаление и выделение гноя. Тогда Франц Сведиаур, конечно, не мог знать, что в этом гное не содержалось возбудителей гонореи. Он видел только симптомы болезни и пришел к выводу, что каждое сильное раздражение мочеиспускательного канала ведет к гонорее. Возбудители гонореи гонококки — были открыты приблизительно 100 лет спустя.

Наконец, парижанин Филипп Рикор, специалист по венерическим болезням, внес, насколько это было возможно, ясность в эту область. Он открыл три стадии сифилиса и присоединился к мнению, что оба вида шанкра, мягкий и твердый, являются самостоятельными болезнями, неидентичными одна другой. Но он совершил тяжелую по своим последствиям ошибку, объявив вторую стадию сифилиса не заразной. Он, по-видимому, не мог себе представить, что и в этой стадии, когда проявления бывают на вид столь безобидными, болезнь также заразна. Это побудило многих врачей провести несколько трагических опытов на себе. Эти опыты, как сказал Эрих Ф. Дах, жутки и свидетельствуют о величайшем самопожертвовании врачей. Сколько людей, сколько семей стали несчастными, ныне нельзя себе и представить!