Юлий Буркин - Осколки неба, или Подлинная история “Битлз” Страница 21

Буря длилась несколько минут, и у Джона отлегло от сердца. А когда вновь наступила тишина, Пит негромко добавил к сказанному Стюартом:

– И не только рок-н-рольной.

Зерно эротической надежды, зароненное Питом в их души, взросло и заколосилось в тот миг, когда они узнали, что выступать «Битлз» предстоит в одной обойме со стриптиз-балетом.

Но вскоре отношение к этому факту у музыкантов изменилось.

Аппетитнейшие молодые фройлен под звуки американского джаза с контрабандных пластинок махали стройными белыми ножками, а здоровенные красномордые бюргеры чокались пузатыми кружками.

И никакой рок-н-ролл тут никому не был нужен.

Стоило «Битлз» выйти на сцену, как зал взрывался криками: «Убирайтесь вон, английские свиньи!», «Девочек давай!», «Или проваливайте, или раздевайтесь сами!»

«Битлз» спасало только то, что поначалу, не зная немецкого, они не понимали смысла этих выкриков и были уверены, что это – восторженные приветствия почитателей.

Первым понял истину умный Стюарт, когда ему по уже и без того больной башке попало пустой, но увесистой кружкой, брошенной из темноты зала. После этого он стал намного лучше понимать немецкий язык, и объяснил ситуацию остальным.

Пол огорчился. Стало ясно, что в этом клубе им долго не работать. А он уже несколько дней не сводил глаз с одной из танцовщиц – самой хрупкой и большеглазой. Он заметил, что и она бросает на него заинтересованные взгляды. Но стеснительность не позволяла ему сделать первый шаг.

Однажды, во время выступления балета, он все-таки набрался смелости и подошел… к Питу:

– Может, познакомимся, – предложил он.

Пит, обомлев, осторожно заметил:

– Да мы, вроде бы, знакомы.

Пол окончательно смутился и молча отошел. И неизвестно, как бы после этого к нему относился Пит, если бы не Джон, который сидел за одним столиком с Питом и слышал этот диалог.

– Мальчик просит тебя помочь познакомиться с девушкой, кретин! – пояснил он Питу.

– Ну, слава Богу, – облегченно вздохнул Пит, – а то спим-то мы рядом. Пол! – позвал он.

Но Пол сделал вид, что не слышит.

– Пол!!! – заорал Пит громче.

– Ну что тебе надо? – мрачно отозвался тот, вернувшись.

– Уговорил. Давай, познакомимся.

Пол было дернулся уйти, но Пит поймал его за руку:

– С фройлен, с фройлен твоей познакомимся. Которая из них?

Улучив момент, когда избранница Пола оказалась за сценой, Пит подволок его к ней.

– Шпрехен зи дойч?[21] – спросил Пит.

Девушка сделала круглые глаза, но затем, не удержавшись, фыркнула и ответила:

– Йа, йа…[22]

– Вот и славно. Дас ист Пол Маккартни[23], – сказал Пит, тыча пальцем Полу в грудь. На этом его запас немецких слов закончился, и, чтобы хоть как-то объяснить ей, что им, собственно, от нее нужно, сделал непристойный интернациональный жест. После чего, с видом человека честно выполнившего свой долг, покинул арену событий.

Пол вернулся в зал буквально через три минуты, сияя счастливой улыбкой.

– Как успехи? – спросил Пит.

– Она дала мне пощечину. Я так и думал, она хорошая девушка.

Пит хотел было поднять его на смех, но прикусил язык, когда тот добавил:

– А еще она дала мне свой телефон. Ее зовут Лиззи.

– Ты слышал эту песню, «Диззи мисс Лиззи»?[24] – спросил Пол у Джона через пару дней.

– Ну, – кивнул тот. – Ларри Уильямса.

– По-моему, мы должны ее играть.

– С чего это вдруг? Она же совсем идиотская.

– Ну и вот, – сказал Пол с таким видом, как будто именно это и требуется от хорошей песни.

– Ну, давай, попробуем, – пожал плечами Джон.

Неделю спустя, под давлением Джона, Бруно Кошмидер признал, что дальнейшая работа «Битлз» в «Индре» не принесет ему желаемого коммерческого успеха. Хотя прежде тут работали ливерпульские команды, и они оправдывали себя. Но тогда здесь не было стриптиз-балета. Теперь же тут появился свой круг завсегдатаев, сложилась совершенно иная атмосфера.

И «Битлз» переехали в «Кайзеркеллер». Сегодня им предстояло доказать свое право работать тут.

– Все встало на свои места, – сказал Джон, когда они разместились в настоящей гримерке. Он делал вид, что не только доволен, но и совершенно спокоен. Однако это было не так.

Впервые им предстояло работать на такой большой и шикарной площадке, да к тому же еще восемь часов без передышки удерживать внимание публики. Если они не смогут этого сделать, Кошмидер подыщет для них очередную дыру.

Джон был чрезвычайно возбужден.

Но за неделю в «Индре» он так привык словом и действием оскорблять зрителей в ответ на их оскорбления, что уже не смог перестроиться.

Выскочив на сцену уже после того, как остальные завели напористый бит, он привычно вскинул руку в фашистском приветствии и заорал в микрофон:

– Зик хайль, факен наци!

Его самого поразила громкость и четкость, с которой голос пробуравил зал. А уж реакция публики была тем более неожиданной. Одетые в джинсы и кожаные куртки зрители ответили восторженным ревом.

Сделав нелепый прыжок, который сам он, называл не иначе как «полет ангела» и вновь вызвав этим ответный взрыв в зале, он запел самую необузданную, самую дикую песню из их репертуара – «Диззи мисс Лиззи». Запел так, как привык за последнее время: стараясь перекричать идиотов, не желающих его слушать.

«Я так тащусь, когда ты, ЛиззиТанцуешь рок-н-ролл,А если ты проходишь мимо,Я счастлив, как осел!..»[25]

Упрямство было главной чертой характера Джона. Он не должен был стать музыкантом. С его гонором и неуправляемой энергией ему больше подошла бы роль мотогонщика или сумасшедшего вождя религиозной секты.

Столько лет он бился головой в стену, постоянно ощущая, что его никто не принимает всерьез. В Гамбурге, в этой проклятой «Индре», сознание того, что весь мир не желает слушать его, достигло критической точки.

И вдруг тут, в «Кайзеркеллере», впервые за все эти годы, Джон почувствовал мощный прилив энергии, который шел от зрителей и делал его сильным…

Неистовствовал не только он. Все музыканты вели себя не так, как привыкли здесь видеть. Они были энергичными, наглыми и веселыми. Они дурачились и кривлялись, но это не шло в ущерб саунду.

Похоже, зрители давно уже ждали чего-то подобного и подначивали их на новые хулиганства выкриками и свистом.

Песен было много, и все – разные. Общим оказалось лишь одно: все они заводили, буквально заставляли танцевать.

Эти восемь часов, которых так боялся Джон, промелькнули удивительно быстро, и публика не желала расходиться.

Даже Кошмидер, наблюдавший за всем этим из-за кулис, хотел выразить Джону свое восхищение. Но бизнесмен победил в нем благодарного зрителя. «Сто фунтов и ни шиллинга больше», – только и сказал он Джону, когда зал все-таки опустел.

Но это означало, что играть они будут здесь.

Спустя месяц весь Гамбург знал о том, что в клубе «Кайзеркеллер» играют сумасшедшие англичане, и на это стоит посмотреть.

10

Бруно Кошмидер был не дурак. Заметив, что популярность «Битлз» растет, и зная, что податься им больше некуда, он продлил контракт еще на два месяца. Само собой, не увеличивая сумму гонорара.

Сначала «Битлз» были рады этому. Но вскоре, когда со стороны стали поступать более выгодные предложения, они поняли, что продешевили. Играли они на своих инструментах, жить продолжали в кинотеатре, и кормили их отвратительно.

В конечном счете все заработанные деньги уходили на нормальное питание, одежду и сигареты. Ну и, конечно же, на выпивку. Просто невозможно было проводить столько времени в клубе без этого.

«Битлз» не могли нарушить условий контракта, и они возненавидели Кошмидера до такой степени, что старались напакостить ему при любом удобном случае.

Например, Джон, прыгая по сцене, заметил, что одна доска тоньше других и прогибается под его весом. С этого момента он старался прыгать именно на эту доску. В конце концов она сломалась, и Джон, к всеобщему (кроме Кошмидера) восторгу, провалился в дыру.

Однажды он выпросил у Бруно принадлежащую клубу акустическую гитару, а в конце выступления картинно раздолбал ее в щепки о колонку. Он надеялся на скандал, который послужил бы поводом для «развода». Но Кошмидер проглотил и это.

– Сколько всего мы уже переломали! – недоумевал Джон. – Неужели этому болвану не понятно, что ему дешевле было бы поселить нас в нормальную гостиницу и прилично платить?!

Стюарт усмехнулся:

– Тебе до сих пор не ясно, что все твои выходки ему только на руку? Толпе нравится, когда ты буйствуешь.

– Если бы он платил мне больше, я бы буйствовал еще лучше.

– Искренность, Джон, искренность – это главное.

Вскоре выяснилось, что дело все-таки не только в этом.