Георгий Свиридов - Охотники за алмазами Страница 21

— Командиры орудий, нечего тут лясы точить. — Оврутин хотел сказать как-то по-иному, не так, но слова сами срывались с кончика языка, он злился на себя за непроизвольную резкость, а со стороны лицо лейтенанта казалось хмурым и холодно строгим, как на инспекторской поверке. — По местам. Еще раз изучите местность в своих секторах для стрельбы по наземным целям да проверьте ориентиры. И дальность до каждого уточните. Поточнее определите дальность.

— А как же мы без пехоты, без прикрытия? — вслух сказал Беспалов то, о чем каждый думал.

— У пехоты, свое командование, у нас свое, — так же резко ответил лейтенант, делая упор на слове «свое» и пресекая любое обсуждение, добавил: — Идите!

Командиры орудий гуськом двинулись к выходу. Оврутин с откровенной завистью посмотрел им в спины. Им есть у кого спросить, и они, подчиняясь воле командира, его воле, пошли выполнять приказ. А кто ему прикажет? Связь не работает. Заснули они там, что ли? Если отходить, то надо сейчас, как бы потом не было поздно. Но на себя взять такое решение Кирилл просто не мог. Учеба в училище, годы службы приучили к четкому и беспрекословному повиновению, чего он сам добивался от других. «Раздумывать в бою будет некогда, — повторяли часто в училище. — Четкое исполнение приказа — залог победы!» И он был убежден и верил в эту аксиому, пока вот не пришлось самому перед, первым боем ощутить себя думающей личностью. Все те бои с самолетами были чем-то вроде первой пробы. Он остро и ясно понимал, какую хрупкую боевую единицу они представляют, тем более против наземных целей, особенно против танков. Какая-то неясная, неосознанная обида жгла изнутри, вызывая щемящее чувство отчаянного одиночества, словно он свалился в море с мчавшегося на полном ходу катера и никто не обратил внимание на его отсутствие, как будто так и надо на самом деле, а до берега далеко, и набухшая одежда тянет вниз.

Тонко и нервозно зазвонил полевой телефон. Связист обрадовался и с веселой радостью на лице схватил трубку.

— Да, да! «Чайка» слушает!.. Слушает «Чайка»! — и, прикрыв ладонью микрофон, повернулся к Оврутину. — Лейтенант, связь! Тебя вызывают, — и добавил удивленным шепотом: — Из Ленинграда.

— Откуда?

— Штаб фронта, говорю!..

Оврутин схватил трубку, прижал к уху.

— Лейтенант Оврутин слушает!..

— Кто, кто?..

— Товарищ командующий?! — Кирилл вытянулся, одернул гимнастерку. — Здравия желаю, товарищ генерал!

Приглушенный голос, словно с другого края планеты, тихо доносил тревожную весть: фронт под Псковом немцы прорвали утром. Дорога на Лугу оказалась открытой. Части стрелковой дивизии, которые совершали марш к Лужскому рубежу и которые батарея должна была прикрывать с воздуха на своем участке шоссе, внезапно попала под удар танков и авиации противника… Вот-вот немцы появятся перед батареей.

Командующий приказывал и лично просил лейтенанта Оврутина и всех бойцов батареи: остановить врага и продержаться. Продержаться сколько возможно — два, три часа… За это время там, за спиною, создадут более надежную преграду.

Командующего он видел лишь издалека на параде. Оврутин отвечал быстро, глотая концы слов. Он хотел было сказать, что их батарею никто не прикрывает с флангов, что впереди нет пехоты, нет охранения. Но по тону обращения понял, что там, в штабе фронта, все знают.

— Есть держаться! — крикнул в ответ Оврутин, удивляясь странной бодрости своего голоса. — Будем держаться до последнего, товарищ генерал!..

Генерал простился. Просил передать бойцам, что верит в их мужество, и повесил трубку. Оврутин еще держал ее некоторое время, плотно прижимая к уху, потом, поняв, что разговор окончен, бросил. Посмотрел на шоссе, откуда доносился глухой рокот, где в небе, если прильнуть к стереотрубе, видны были маленькие самолетики, И он своими щеками, напряженным телом вдруг ощутил, как пахнуло издали огнем, услышал в глухом рокоте бесстрастный голос приближающейся стрельбы. Не хотелось верить, что через час-полтора здесь встанет дыбом земля… А вслух сказал:

— Все правильно! Исключительные обстоятельства требуют исключительных действий.

Неопределенность рассеялась. Приказ есть приказ!..

Но почему-то вдруг обида хлестнула в лицо, вопиющая, как ему показалось, несправедливость судьбы, случайно сложившиеся обстоятельства поставили его перед гранью небытия… Шансов выжить один к ста или совсем никаких! Зенитная батарея лишь маленькая затычка в большой дыре, которая возникла в днище корабля… Будущее, о котором мечтал, просто завтрашнего дня может и не быть. Жизнь может кончиться именно сегодня. А надо что-то делать, надо что-то делать!

Он провел ладонью по щеке, по шее и пальцами ощутил на петлице выпуклую глянцевую поверхность лейтенантских кубарей. Маленькие строгие квадраты, знаки воинского отличия, вдруг воскресили в возбужденном мозгу памятное торжественное построение в артиллерийском училище, и Кирилл, как наяву, услышал напутственные слова седого полковника: «Советская Родила верит вам и надеется на вас!» Они стояли тогда гордые и счастливые своей судьбой, в новой парадной форме.

Кирилл с трудом оторвал от земли застывшие и отяжелевшие ноги, сделал шаг, второй и в то же время тренированным командирским взглядом охватывал боевую позицию, которую хотел сделать неприступной. «Нет, мы не затычка в большой дыре!.. Нет, мы артиллерия, — зло и с какой-то отчужденной решимостью повторял он про себя. — Мы им покажем! Через нас не так просто пройти! Дорого им это обойдется! Надо всем командирам орудий и бойцам рассказать о приказе и просьбе командующего…»

— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант, вы что не отвечаете?

Кирилл обернулся и увидел прибившуюся к ним санитарку.

— Товарищ лейтенант, а мне что делать?

Оврутин хмуро окинул взглядом девушку в красноармейской форме, которая мешковато сидела на ней, на ее самодельную санитарную сумку с медикаментами, купленными на свои деньги, и пытался вспомнить, что же он ей говорил в прошлый раз, но никак не мог вспомнить — то ли приказал уходить из расположения батареи, то ли разрешил остаться. Он лишь сухо произнес:

— Ты еще здесь?

— Вы же приказали стоять, вот я и стою, — ответила Лариса и тут же быстро предложила: — Разрешите, я буду помогать вашему санитару отвозить раненых? Разрешите?

В голосе ее звучала такая искренняя просьба, что лейтенант не знал, на что решиться. Он знал, что ей тут делать нечего. Но по глазам видел, что девушка сама понимает, какая опасность надвигается на батарею, и не трусит, не уходит, а просит остаться с бойцами. За нее вступился и санитар, который топтался рядом:

— Мне бы помощница пригодилась… Считай, как из народного ополчения она…

Оврутин понял, что ее никакими силами не выпроводишь в тыл, не стал возражать и утвердительно махнул рукой.

— Спасибо, товарищ командир! — сказала, радостно улыбаясь, Лариса. — Спасибо!

«За что благодарит? Эх, сорвиголова… За то, что в пекло боя разрешил сунуться?» — Кирилл был зол на себя, что не смог отказать, что взял на себя ответственность и за ее девичью судьбу. Обернулся и приказал санитару, человеку пожилому и степенному:

— С первой же повозкой отправишь ее, понял?

— Слушаюсь, товарищ лейтенант.

Санитара звали Константин Онуфриевич. Ему было под пятьдесят. Его призвали в армию неделю назад, из сельской больницы, где он работал вместо выбывшего фельдшера.

— Я буду называть вас дядя Костя, ладно? — предложила Лариса.

— Можно, — согласился санитар, довольный, что у него появилась помощница.

Константин Онуфриевич подвел Ларису к вырытому просторному углублению на северном склоне возвышенности и сказал:

— Вот тут у нас и будет пункт первой помощи раненым.

Над углублением солдаты соорудили настил из неоструганных сосновых бревен, вроде навеса, сверху насыпали земли, чтобы шальные пули и осколки не тревожили раненых.

— Дядя Костя, видите стожок? — Лариса указала на копну прошлогоднего сена.

— Вижу.

— Давайте натаскаем сюда, а сверху расстелем брезент. Все же мягче будет лежать раненым, а? — Она вспомнила, как после бомбежки, когда бегала за помощью для Татьяны, у санитарной палатки пострадавшие лежали прямо на жесткой земле.

— Дело говоришь, — согласился Константин Онуфриевич. — Мы на санитарной повозке и доставим сюда сенцо.

Чуть в стороне от их навеса, в кустах за деревьями, были привязаны кони, которые везли пушки. Ездовые, по приказу лейтенанта, захватив винтовки, пошли в первые окопы. Лошади, предчувствуя беду, топтались и тихо ржали.

До начала боя Лариса и санитар успели привезти две подводы сухого сена, устлать им земляной пол. А когда стали расстилать жесткий брезент, вдруг на них обрушился грозовой обвал, все вокруг загрохотало, загремело и утонуло в огненном смерче. Тут стало пострашнее, чем при бомбежке. Лариса в страхе присела и сжалась в комок, закрыв уши ладонями. Санитар, побелевший враз лицом, никак не мог открыть крышку походного ящика с медикаментами и перевязочными средствами, стоявшего в дальнем углу.