Андрей Гусаров - Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи Страница 21

Что тут можно сказать. «…Для святого – всё свято!», – справедливо заметила генеральша.

В кружке почитательниц Григория Ефимовича Лохтина была, пожалуй, самым ярким персонажем, достигшем в своей вере в «старца» наивысшей точки. Но рядом с ней в числе приближённых к Распутину женщин можно назвать ещё одну, в чём-то похожую на генеральшу. Это императрица Александра Фёдоровна.

Но если взаимоотношения Распутина с Лохтиной напоминали фарс, то с Александрой Фёдоровной они достигли уровня настоящей трагедии. Здесь духовный упадок непосредственным образом повлиял на историю России, не оставив не единого шанса выжить правящей династии.

По воспоминаниям родных Распутина, и, в частности его дочерей, которые приехали к нему в Санкт-Петербург в 1910 году, Григорий Ефимович вёл в столице привычный образ жизни. Одевался старец, как одевались тогда зажиточные сельские жители, причём постоянно ходил в сапогах. Со временем дешёвые рубашки он поменял на дорогие шёлковые, а сапоги заказывал у лучших мастеров. Зимой Григорий Ефимович ходил в дорогой шубе.

Что касается гастрономических предпочтений «старца», то и здесь он оставался крестьянином. Любил уху (из стерляди или осетрины) и ел много овощей – лук, огурцы, редис… Особым лакомством для него оставались ржаные (чёрные) сухари, они всегда были на столе у Распутина. Из напитков «старец» предпочитал чай и квас, но особую любовь Григорий Ефимович питал к вину, а именно к португальской мадере или нашей Сахре. Из сладкого он ел лишь орехи в меду да кусковой сахар и не был любителем пирожных и булок. Говорят, что благодаря Распутину в высшем свете возникла мода на сухари, которые даже готовились в ресторанах. Ржаной хлеб резали, поливали маслом и сушили в печах.

Так как сам «старец» ел руками, кроме супа, конечно, то и участницам кружка он раздавал за общим столом еду тоже руками. Этот общий пир, где великосветские дамы вкушали осетринку со своим кумиром, походил на тайную вечерю.

Об одном из обедов с Распутиным вспоминал профессор Александр Александрович Пиленко. Застолье проходило в доме Л.В. Головиной на Мойке, 104. Кроме А.А. Пиленко, приехавшего с супругой, на обеде присутствовали княгиня Т., две неизвестные профессору дамы и сестра милосердия, скорее всего Лаптинская. Все говорили вполголоса, «точно рядом с комнатой покойника»[98]. Когда Пиленко закурил, сестра милосердия ехидно заметила: «Которые курят, у тех душа прокоптиться; ан в рай то, жёлтого, не пропустят…».

Далее А.А. Пиленко описывает приход «старца»: «Распутин вошёл медленно, с развальцем. На нём были лакированные высокие сапоги, бархатные шаровары и рубаха на выпуск, лилового фая. Подпоясан он был толстым, белым кручёным, шёлковым же жгутом: – пейзан из балета или из первого действия „Евгения Онегина". Сверху всего этого бархата и шёлка посажена была мерзкая, явно непромытая голова: опухший нос, отёкшие глаза и засаленные волосы, „перьями" со всех сторон».

Все дамы вскочили со своих мест и выстроились целовать руку Распутина. Довольно быстро всех пригласили пройти в столовую. Распутин сел за обеденный стол первым, затем расселись все остальные. Перед «старцем» поставили щуку по-сибирски в ржаной муке, которую Григорий Ефимович начал молча есть руками; остальным подали суп. Специально для «старца» принесли бутылку мадеры – он наливал из неё в рюмку и пил, «.. облизывая губы, с ужимками старого алкоголика».

Через некоторое время за столом началось небольшое представление. Распутин наливал себе очередную рюмку вина, но отпивал лишь половину, и ставил бокал на стол. Тотчас Лаптинская или Муня, кто успеет, хватают рюмку и залпом выпивают то, что недопил «Святой Григорий».

Григорий Распутин в окружении почитательниц. 1900-е гг.

Когда Григорий Ефимович основательно захмелел, между ним и присутвуюгцими состоялся любопытный разговор.

– Да!., умный вы человек, Григорий Ефимович, – заметил Пиленко.

Распутин подскочил на стуле, потёр руки, хлопнул ладошами над головой и буквально заржал:

– Ехе-хе-хи!.. А что, брат, ехе-хе-хи! Вот оно… что… братик… да! еххеххе… строгось нужна… строгось…

– Ну что, грязную мою рубашку носишь? – обратился «старец» к княгине. Она показала.

– То-то, носи, не сымай… Луш-ше тебе будет, – заметил Распутин и протянул княгине руку, обмазанную жиром. Она с чувством поцеловала.

– Дайте бумашку… я иму бумашку написать хочу… – закричал Распутин.

– Бумажку!., бумажку!.. – залепетали дамы, а Муня тотчас подала перо и белую бумагу.

Распутин долго смотрел на Пилипенко, закрывал то правый, то левый глаз, и, вздохнув, нарисовал что-то на листке.

– На!

На бумажке распутинским почерком значилось: «Твая мудрось выши света».

– С этой бумажкой вы далеко пойдете… ради Бога, не потеряйте только… Вы знаете?.. Вы знаете? – с волнением произнес кто-то.

Но так просто Распутин обедал дома или у своих почитательниц. Совсем иначе трапеза проходила в ресторанах и на званых ужинах, где подавались изысканные блюда. Очевидцем одного ужина с участием Распутина стал артист В.Ю. Вадимов[99]. Дело происходило в 1916 году на «Вилле Родэ». Вадимов приехал в разгар застолья. Кроме «старца» за столом сидели: его секретарь А.С. Симанович, И.Ф. Манусевич-Мануйлов, артист оперетты Валерский и две артистки кафе-шантана. Рядом с Распутиным стоял Адольф Родэ. Перед Григорием Ефимовичем на столе красовались бутылка водки и осетрина с хреном и огурцами.

– Ну ты, гад зелёный, графин-то пополни, – обратился «старец» к Адольфу. Лакей налил ещё водки, а Родэ вышел из зала, но быстро вернулся.

– Вас хочет видеть господин Белецкий, – прошептал Распутину владелец ресторана.

– Пусть ползёт, – ответил «старец», и обратился с речью к Вадимову и Валерскому:

– Вы, ребятишки, что-то замышляете против меня, грешного?

На вопрос Вадимова, когда он собирается в Царское Село, Распутин ответил:

– Зимой Царское Село – отцвело, а весной – везде водопой, чтоб те язвило!

Посиделки продолжались до 5 часов утра, затем все разошлись. Распутин уехал на новом и дорогом автомобиле.

Во втором случае мы видим «позднего» Распутина, который, как я уже отмечал, отличался от Распутина 1905 года, и тем более от Григория Ефимовича из села Покровского.

Конечно, этот период жизни в Санкт-Петербурге (1905–1907) состоял не только из обедов и посещений церкви.

Летом 1906 года, а именно 18 июля, происходит вторая встреча Распутина с императорской семьей. Целый год «старец» находился вне сферы интересов Николая и Александры. Впрочем, и второй раз стал для Распутина по существу проходным – Григория Ефимовича пока не приглашают в Царское Село. Самой важной становится встреча 13 октября, когда его знакомят с царскими детьми, и «старец» дарит императору Николаю II небольшую икону Симеона Верхотурского. Григорию открывают государственную тайну Российской империи – наследник престола неизлечимо болен.

Уже в 1907 году Распутин станет чаще бывать в Царском Селе и встречаться с императором и императрицей. Отношение к нему Николая лучше всего проиллюстрирует один небольшой разговор, состоявшийся между императором и дворцовым комендантом, генерал-адъютантом

В.Н. Дедюлиным, всячески избегавшим знакомства с Распутиным.

– Почему вы, В.Н., упорно избегаете встречи и знакомства с Григорием Ефимычем? – спросил однажды государь.

Дедюлин чистосердечно ответил, что Распутин ему в высшей степени антипатичен, что его репутация далеко не чистоплотная и что ему, как верноподданному, больно видеть близость этого проходимца к священной особе Государя.

Григорий Распутин с императорской семьей

– Напрасно вы так думаете, – ответил Николай, – он хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно»[100].

Собственно в этом и состоит загадка влияния Распутина на царя. «Старец» словно психотерапевт успокаивал императора. Ничего особенного или сверхъестественного в этом, конечно, не было.

Совсем другое дело императрица Александра Фёдоровна. Её отношение к Распутину сложнее, и менялось оно на всём протяжении их знакомства. Но к 1907 году для неё он уже стал «Нашим Другом», а в последний год жизни империи Распутин и вовсе заменит несчастной женщине всех друзей.

Нужно учитывать и то, что сам Николай II, что естественно для его характера, на первых порах сомневался насчёт Распутина, и интересовался мнением о «старце» своих приближённых. Когда в 1912 году о влиянии Распутина на семью царя стало известно широкой общественности, Николай II осведомился о позиции по этому вопросу у председателя Совета министров графа Владимира Николаевича Коковцова.