Дональд Маклахлан - Тайны английской разведки (1939–1945) Страница 22

В странах Латинской Америки обязанности военно-морских атташе сводились главным образом к наблюдению за деятельностью немцев в таких областях, как шпионаж, прорыв блокады, ведение антианглийской пропаганды и т. п. Когда США вступили в войну, немцы стремились активизировать свою деятельность именно в этих областях.

Лишь в редких случаях, да и то главным образом из Мадрида и Стокгольма, военно-морские атташе присылали важную информацию оперативного значения. Впрочем, сеть береговых наблюдателей в проливе Каттегат, руководимая норвежцами, довольно часто обеспечивала поступление своевременных данных о передвижении немецких военных кораблей. Очень ценными иногда оказывались информация, сплетни и слухи, которые доходили до нас через шведских, испанских и турецких военно-морских офицеров и других лиц, побывавших в Берлине, Риме или Париже. Иногда сплетни и слухи распространялись немцами умышленно, в надежде на то, что они дойдут до союзников, иногда это был результат полезной для нас болтливости немцев, а иногда — результат непосредственного наблюдения во время рейса туристских судов, посещений различных объектов, доков и т. п.

Глава 3

От «холодной войны» к горячей

Сравнивать разведывательное управление ВМС, принятое Годфри 3 февраля 1939 года, с тем управлением, которое он оставил через четыре года, было бы в высшей степени несправедливо по отношению к усилиям его предшественника, если при этом не принять во внимание разницу между положением управления в мирное и в военное время. В самом деле, не было такого правительства мирного времени, которое не сталкивалось бы — и не сталкивается теперь — с серьезными трудностями при решении вопроса: нужно или не нужно постоянно выделять на разведку средства и затрачивать усилия на ее совершенствование. Когда не было противника, разведка чахла, ее время, силы и средства затрачивались на сбор устаревающей информации. Целое поколение офицеров имело весьма смутное представление о стратегических функциях разведки. Да и как офицеры могли иметь ясное представление об этом, если подавляющее большинство их не имело опыта, который подтвердил бы роль и значение разведки в оперативном искусстве. Лишь немногие в вооруженных силах располагали таким опытом и поэтому были в состоянии судить о разведке правильно. Большим достижением считалось уже то, что разведка в какой-то степени следила за развитием оружия вероятного противника. Известно, что в военное время военно-морская разведка занята главным образом и прежде всего наблюдением за движением кораблей и судов противника и сбором информации, необходимой для обеспечения безопасности движения своих кораблей и судов. Если не считать эпизода в Абиссинии и гражданской войны в Испании, то в период 1918–1936 годов на морских театрах не происходило ничего такого, за чем нужно было бы внимательно следить; во всяком случае, ничего такого, что можно было бы сравнить с происходившим в период холодной войны после 1945 года и что держало бы разведку в постоянном напряжении. (Абадан, Корея, Палестина и позднее Суэц, Малайский архипелаг, Восточная и Западная Африка.)

Больше всего инициативу и целеустремленность разведки до середины тридцатых годов сдерживали ежегодно повторявшиеся напоминания кабинета министров трем видам вооруженных сил о том, что Черчилль сформулировал в двадцатых годах следующим образом:

«При рассмотрении проекта государственного бюджета по расходам следует исходить из предположения, что в течение ближайших десяти лет Великобритания не будет вовлечена ни в какую крупную войну и ей, следовательно, не потребуются для этих целей никакие экспедиционные войска».

Хотя адмирал Чэтфилд прилагал все усилия к тому, чтобы восстановить флот, насколько это было возможно в рамках скудных ассигнований, ждать, что разведывательное управление перестанет существовать на правах «золушки», было бы нереально.

Насколько же плачевным было положение? Может быть, дело было только в недостатке средств, отсутствии соответствующего аппарата и четкого руководства со стороны кабинета министров? Но откуда было взяться инициативе и усердию? Кто мог сказать, в каком районе мира и на какое побережье придется высаживаться английским силам, или какой порт им придется использовать? Кто мог тогда предвидеть, что омываемое водами Ла-Манша побережье Франции — нашего главного союзника — станет первостепеннейшим объектом разведки к концу войны, в ходе которой английские войска были вытеснены из Европы? Кто мог предсказать, что морская авиация Японии будет бомбардировать Коломбо? К чему было начинать глубокое и всестороннее изучение каких-либо объектов, если не было соответствующих специалистов для поддержания в порядке существующих дел и картотек? В таких условиях считалось вполне достаточным наблюдать за флотами Германии, Италии и по возможности Японии, которые все больше и больше становились полицейскими государствами со строго охраняемыми военными секретами; регистрировать ту немногочисленную информацию, которую присылают военно-морские атташе, а в остальном полагаться на ограниченные возможности агентурной сети специальной разведки, которой ежегодно выделяли менее 500000 фунтов стерлингов. Всем руководителям, включая восемь начальников разведывательного управления, занимавших эту должность после Холла в 1918–1937 годах, было ясно, что военно-морская разведка была не более чем тенью того эффективного и мощного органа, каким она была в годы первой мировой войны.

К счастью, один человек из когорты Холла все еще находился на достаточно влиятельном посту, чтобы бросить камушек в этот еще не застоявшийся пруд. В 1935–1938 годах должность заместителя начальника главного морского штаба занимал вице-адмирал Уильям Джеймс, который после 1918 года был заместителем начальника разведывательного управления ВМС, и руководил тогда деятельностью сотрудников комнаты 40, дешифровавших и изучавших немецкую военно-морскую и дипломатическую секретную связь и переписку.

В 1936 году, обеспокоенный кризисом в Абиссинии и поведением итальянцев на Средиземном море, он поставил начальнику управления оперативного планирования и начальнику разведывательного управления вопрос: «Что произойдет, если внезапно объявят войну?» — и попросил их представить ему свои соображения. Джеймс не полагался на то, что успех дешифровальной службы 1916 года повторится, да и сотрудников этой службы почти не осталось. Ставить все в зависимость от такого источника информации было бы рискованно и совсем не обязательно. «Существует обширное поле деятельности, — писал он в своей памятной записке, — для радиоразведки, обработки донесений агентуры, наших кораблей и судов и т. п., если на эту работу поставить проницательных людей, то, я не сомневаюсь, очень скоро мы будем иметь в своем распоряжении ценную оперативную информацию».

Особую тревогу за последнее время у адмиралтейства вызывала необходимость точного опознавания подводных лодок, которые топили торговые суда в Средиземном море: принадлежали ли эти лодки испанским националистам или это были лодки других государств? Штат, методы работы и оборудование крохотного отделения разведки, следившего за движением кораблей и судов, не соответствовали стоявшим перед ним задачам. Уильям Джеймс настойчиво продолжал подгонять людей и ставить перед ними задачи, в результате чего в июне 1937 года в разведывательное управление ВМС решили направить капитан-лейтенанта Нормана Дэннинга для создания организации, необходимой оперативно-информационному центру в военное время. Дэннинг быстро сообразил, что существовавшая до него организация не отвечала элементарным требованиям и что поступавшая информация была весьма далека от того, в чем нуждался совет адмиралтейства. Дэннинг позволил себе провести три недели среди специалистов радиосвязи и шифровальщиков на станции «X», чтобы досконально изучить, как работает радиоразведка и что она могла бы дать при условии усиления ее. Возвратившись в адмиралтейство, Дэннинг установил, флоты каких вероятных противников интересуют главный морской штаб в первую очередь, и тотчас же приступил к созданию соответствующей картотечной системы. Приоритет в то время устанавливался в такой — последовательности: Италия, Япония, Германия; последняя была на третьем месте потому, что, как полагали, действовали положения Лондонского договора, согласно которым строительство Германией военных кораблей было ограничено.

Следующая неотложная задача заключалась в том, чтобы усилить радиопеленгаторную службу и службу радиоперехвата («Y») настолько, чтобы обеспечить возможность более глубокого изучения всех каналов радиосвязи потенциальных противников. Это произошло как раз в то время, когда в гражданской войне в Испании начали принимать участие итальянские подводные лодки, что и было с успехом установлено, хотя Дэннинг писал в январе 1938 года: