Максим Оськин - Брусиловский прорыв Страница 22

Дело в том, что вся русская конница была рассредоточена по окопам в составе самостоятельных кавалерийских корпусов (4-й и 5-й) и дивизий, подчиненных не командирам армейских корпусов, а армейскому командованию. Нехватка войск на Юго-Западном фронте и сам замысел генерала Брусилова (четыре армейских прорыва) властно потребовали, чтобы практически вся пехота была сосредоточена на ударных участках. Чтобы прикрыть оголявшиеся окопы также требовались войска: а у командармов оставалась только конница. Ведь в случае сосредоточения кавалерийских дивизий за ударными группами (для развития прорыва) оголенные участки пришлось бы прикрывать пехотой, а тогда вполне могло и не удаться прорвать оборону врага в тактической зоне обороны.

Лишь в 8-й армии штабы фронта и армии предприняли «эксперимент», образовав ударную кавалерийскую группу около Сарн – 4-й кавалерийский и 46-й армейский корпуса под общим руководством конкомкора-4 ген. Я. Г. Гилленшмидта. Как можно было ожидать, затея кончилась провалом: конной группе генерала Гилленшмидта не удалось прорвать оборону неприятеля: атаки 46-го армейского корпуса и 4-го кавалерийского корпуса 25–28 мая были отражены противником. В свою очередь, 12-й кавалерийской дивизии ген. К.-Г. Маннергейма, находившейся в армейском резерве, в начале прорыва было запрещено преследовать неприятеля. Между тем главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта сильно рассчитывал на успех сарненской группы войск.

Кавалерийский прорыв к Ковелю не удался, и прорыв не получил своего развития из тактико-оперативного в оперативно-стратегический, как могло бы быть, будь конница Юго-Западного фронта сосредоточена за главной ударной группой. Так, генерал Маннергейм получил приказ о вводе своей дивизии в прорыв с большим запозданием, что и обусловило ее непоявление на поле боя в наиболее критический момент. И это – несмотря на постоянные напоминания штабу 8-й армии о необходимости использовать конницу для развития прорыва со стороны штаба фронта. Ведь генерал Брусилов отлично понимал, что ситуацию необходимо использовать сразу же, пока противник не оправился, не подтянул резервы, не дождался немцев, чтобы иметь возможность остановить постепенно выдыхающиеся русские войска, позади которых у штаба фронта не было иных резервов, кроме конницы.

Так, 25-го числа главкоюз ген. А. А. Брусилов телеграфировал командарму-8 ген. А. М. Каледину: «Сожалею, что 12-я кавалерийская дивизия своевременно не была подведена и пущена в дело для преследования противника. 8-й армии энергично гнать противника, не давая ему останавливаться. Надо стараться скорее достичь линии Стыри. Тяжелую артиллерию вести за собой, но для атаки отходящего противника не ждать ее, так как, что можно взять даром сегодня, завтра придется брать с боя»[65]. Но лишь 27-го числа 12-я кавалерийская дивизия получила задачу форсировать Стырь к югу от Луцка, дойти до Владимир-Волынского и отсечь коммуникации противника[66]. Ничего из этого не вышло. Отсутствие у русских в передовых боевых порядках конницы позволило врагу отрываться от преследования, жертвуя арьергардами. Другое дело, что масштабы русского наступления потребовали от австрийцев слишком больших жертв.

Интересно, что генерал Маннергейм все-таки попытался броситься в преследование, не дожидаясь санкции от штаба армии, чья оценка обстановки неизбежно отставала от реалий. Так, уже 25-го числа генерал Маннергейм в частном порядке просил командира 6-го финляндского стрелкового полка полковника А. А. Свечина открыть проход сквозь колючую проволоку неприятеля для своей конницы, чтобы броситься в преследование. Однако А. А. Свечин, первоначально согласившийся с доводами конкомдива-12, но не имевший соответствующего приказа, был вынужден отказать.

Между тем правофланговый корпус – 30-й армейский – упорно, хотя и медленно, пробивался к Ковелю – железнодорожному узлу, цементировавшему вся неприятельскую оборону на данном участке фронта. Уже была форсирована Стырь, русские ворвались в Рожище; 4-я австро-венгерская армия была растерзана на берегах Стыри, а малочисленная германская группировка ген. А. фон Линзингена, защищавшая ковельское направление, откатывалась к городу. На левом фланге русские заняли Дубно. И вот тут-то части 8-й армии были «придержаны» в первый раз, что стало приятным сюрпризом для противника: «Приходится даже удивляться тому, что Брусилов, достигнув перехода через Стырь у Луцка, не развил своего успеха до степени решающего прорыва в направлении на Владимир-Волынский. До достижения Стыри русские не сделали ни одной тактической ошибки и использовали непрерывной цепью все возможности, чтобы нанести ущерб императорской и королевской 4-й армии. Достигнув же Стыри, Брусилов одним глазом смотрел на Ковель, а другим озабоченно косился на север, откуда опасался немецкого контрудара»[67].

Основанием для остановки победоносных войск стала нехватка резервов. Фактически Юго-Западному фронту не хватило тех самых дивизий, которые сосредоточивались на Западном фронте ген. А. Е. Эверта, дабы наступать согласно воле не русского стратега генерала Алексеева, а французских союзников. Разорвав оборону противника и опрокинув его за Стырь, после форсирования реки полки 40-го и 8-го армейских корпусов вместо шестнадцати верст атакуемого 23-го числа фронта оказались на дуге в девяносто верст. Единственный резерв – 12-я кавалерийская дивизия. В то же время масса частей продолжала безуспешно штурмовать австрийские позиции напротив Сарн (группа Я. Г. Гилленшмидта).

Действительно, в 8-й армии, как, впрочем, и в прочих армиях Юго-Западного фронта, не смогли образовать армейских резервов. О коннице сказано выше. Пехотные же корпуса должны были наступать все разом на общем фронте, имея целью сковать противника, даже невзирая на возможную неудачу своей атаки. Это привело к тому, что русские армейские корпуса атаковали все вместе, а в резерве армии не оставалось ничего, дабы развить вероятный успех. Образовать мощную ударную группу в два, а то и три эшелона, максимально ослабив остальной фронт, ген. А. М. Каледин не решился. Не задумался над этим и штаб фронта: «Показателем ограниченной возможности развития прорыва служило не протяжение его фронта – двадцать две версты, вполне отвечавшее установившимся тогда требованиям, а отсутствие достаточных резервов, как у командарма, так и у главкоюза. Приказ главкоюза об участии в атаке фланговых корпусов, не располагавших тяжелой артиллерией, очевидно, с той же целью сковывания противника на своем фронте, облегчал несколько ударным корпусам задачу прорыва, но преждевременно истощал корпуса, столь необходимые для последующего развития успеха. Выгоднее было иметь за внутренними флангами 30-го и 39-го корпусов сильные резервы, которыми расширять прорыв в стороны, ударом в тыл удерживающимся на месте частям противника, а на фронте же этих корпусов вести только артиллерийскую подготовку с демонстративной целью»[68].

Генерал Алексеев в Ставке Верховного Главнокомандования.

Трофейные знамена

Возобновление наступления на оперативном просторе объективно должно было проводиться большей массой войск, нежели те четыре дивизии, что находились в распоряжении 40-го и 8-го корпусов. Это требовало перегруппировки, дабы влить в ударную группу резервы, а до того времени, чтобы не попасть под фланговые контрудары со стороны Ковеля (немцы) и Равы-Русской (австрийцы), корпуса были остановлены. Таким образом, австро-германцы получили первую передышку, вызванную преждевременным истощением наступательной мощи ударной группировки русских: наличная численность не позволяла русским военачальникам и наступать, и одновременно с тем обеспечивать свое наступление с флангов, где уже скапливался противник (немецкие эшелоны были брошены в Ковель через два дня после начала Брусиловского прорыва).

Тем временем Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев, видя ошеломительный успех отважных войск 8-й армии и рассчитывая на мощь предстоящего главного удара армий Западного фронта, 26 мая приказал главкоюзу сосредоточить все усилия на флангах фронта. М. В. Алексеев посоветовал А. А. Брусилову основной массой 8-й армии наступать на Демидовку (линия Луцк – Демидовка – Броды), дабы выйти в тыл австрийской группировке, стоявшей перед 11-й армией. То есть, следуя данному замыслу, ударная группировка 8-й армии должна была обрушиться на 1-ю австрийскую армию, дабы разорвать неприятельский фронт надвое, отбрасывая противника к Ковелю на север и к Львову на юг. Этот маневр позволял перенести удар на Рава-Русскую, являвшуюся центром вражеского оборонительного фронта, а заодно и станцией, связывавшей Ковель и Брест-Литовск с Львовом. Одновременно на владимир-волынском направлении следовало создать заслон, чтобы не допустить флангового удара со стороны Ковеля.