Дарья Усвятова - Справный Дом Страница 22

— Как же нежилом? — удивилась я. — Он же так и дышит жилом!

— А так. Дом, доня, всегда строится на чью-то голову. Кто первый в нем переночует, тот помрет скоро. Знаешь примету — перед тем как новый дом въехать, кошку наперед пускают?

— Знаю, конечно, мы и сами с Володей так делали. Только кошка потом куда-то пропала…

— Так вот лучше пусть кошка пропадет, чем человек! Так что ночевать до свадьбы тут никто не будет.

Я последний раз оглядела горницу, впитывая в себя ее теплую красочную атмосферу, и мы пошли домой.

Несмотря на усталость, мне никак было не уснуть. Снова и снова я возвращалась в чудесный дом Федора — рассветную детскую, жемчужно-лиловую спальню с аметистовыми светильниками; мне грезились червонные сполохи в углах кухни, расписные тюльпаны и голубые розы… Но больше всего притягивала меня горница; странное дело — несмотря на темный пол и темную мебель, она была полна солнцем и небом. И вдруг я подумала, что эта новая горница вобрала в себя весь донской край, с черноземом его пашен внизу, бесконечной синью небес и сиянием солнца — вверху. Эта мысль подняла меня, пронесла над бирюзово-солнечным краем, и пришло понимание того, что такое — дом как Мир и мир как Дом…

Глава 9. Оберег

— … да дядьку Степана — к нам. Старушки ляжут с Дашуткой в хате. Молодежь в сарае. Человек тридцать поместим. Остальных — по станишникам. Гуторила с кумами, примут гостюшек?

— Гуторила, примут. Ты вот что, Алеша, у себя на пасеке тогда ляжешь, а я в летнике — все равно не спать.

Умываясь на дворе, сквозь виноградник я прекрасно слышала разговор хозяев. Речь, по всей видимости, шла о том, где и как размещать гостей.

— Здравствуйте, — я вышла к хозяевам из-за стены винограда.

— Здорово ночевала, доня! — поздоровались со мной хозяева.

— Слава Богу! Домна Федоровна! Чем помочь? Чем заниматься мне сегодня?

— Ты посиди пока с нами, Дашунь. Зараз, мы разберемся тут… — и хозяева продолжили обсуждать вопросы приема гостей уже в моем присутствии.

Стариков, как наиболее уважаемых людей, Калитвины собирались поселить у себя в доме. Старушек — со мной в «хате-больнице», тех, кто помоложе, устроят на ночлег в том самом сарае, где прошлым летом жила моя экспедиционная группа. Остальных гостей примут живущие в станице бесчисленные кумовья Домны Федоровны и Алексея Петровича. Разместить надо было человек семьдесят (это только родственники из дальних станиц и городов), а всего на свадьбу ожидалось около трехсот гостей. Обсуждая детали, хозяева старались предусмотреть все, чтобы гостям у них в доме было комфортно и не хлопотно. Меня поразило, как пекутся они о всяком госте, помня о привычках и предпочтениях каждого.

Убирая посуду после завтрака, я спросила знахарку:

— Тетя Домна, а почему гостей вы селите в домах, а сами с Алексеем Петровичем собираетесь ночевать Бог знает где? Гостям и так — отдыхать, веселиться, а вы на ногах все время, в бегах, в заботах, вот вам бы и отдохнуть…

— Потому что справный хозяин ночь не доспит, а гостя заберечь должен.

— Ну ладно одного-двух, но это же физически невозможно — угодить на такую толпу!

Хозяйка окинула меня строгим взглядом, но ответить не успела: приехал Федор, и мы пошли встречать его. Сын знахарки привез из станицы посуду, взятую напрокат у родни и знакомых. Мы перетащили коробки в летнюю кухню и принялись разбирать кастрюли, сковородки, тарелки, миски, салатницы, рюмки, стаканы, фужеры, вилки, ложки и ножи. Мне надо было протирать все это смоченным в уксусе рушником, а Домна Федоровна вытирала их насухо, сортировала по размеру и стопками складывала обратно в коробки, но уже подписывая — "тарелки глубокие", "тарелки мелкие", «блюдца»… Помня ее недовольный взгляд, когда спросила ее, зачем заботиться о гостях в ущерб себе, я решила больше не затрагивать эту тему. Но знахарка сама вернулась к разговору:

— Гость, доня, в дому — Божий человек. Неважно, один он или тысяча их. Он — пришлец из задомья, с ним обращаться надо ласково да бережно.

— Из чего пришелец?

Из задомья, — и, видя мое непонимание, пояснила. — Ну есть дом — это твое, ближний круг, а задомье — то, что за домом, чужое, дальнее. Человек, приходящий в дом к тебе из дальнего круга, опасность в себе таит.

— Какую же опасность может таить человек, если вы сами его пригласили в гости?

— Я-то пригласила, но станет ли он гостем — уже от хозяина зависит.

— Что значит — станет? Кто в дом пришел, и так гость…

— Нет, донечка. В дом к тебе приходит чужак, пришелец. Он с собой несет токи неведомые, опасные. Никто не знает, где ходил этот человек и что он делал. Может, грех у него на душе тяжкий. Или злобу таит на кого-то. Чи просто видал что плохое. Все это с собою он носит и может тебе оставить, коли не понравится ему под кровом твоим. А ежели хорошо человека пришлого принимаешь, волнуешься об нем пуще себя самого, то он становится гостем, — последнее слово знахарка произнесла с особой значимостью.

— Гость — это какой-то особый статус?

— А ты в само словечко вдумайся-то, — вкрадчиво сказала целительница.

— Ну… гость и гость, все понятно.

— А вот и нет. Гость — господин жилища, под кров которого он вступает. А хозяева ему прислуживать должны.

— Ну уж это слишком, Домна Федоровна! Хозяин в доме главный, а гостю как раз многое не позволено, недаром же говорят: "будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях".

Знахарка метнула в меня такой ледяной взгляд, что я поняла, что сказала нечто совсем неподобающее.

— Гость, пока у тебя он гостит, в дому твоем — Господин, — поставила точку она. — А господин, потому что пришедший к тебе — посланник Господа. А может, и сам Господь в человечьем облике. Вот и думай, ладно ли будет — Господу не услужить. Не так примешь — разгневается на тебя, и счастье из дому унесет. А забережешь по всем правилам — еще добра прибавит.

Одна коробка была уже наполнена тарелками до самого верха. Хозяйка закрыла ее и отодвинула в угол.

— Гостя не кормят чем похуже да подешевле. Все лучшее в доме — гостю, и кушанья, и постель. Последнее отдай, а нет ничего — у соседей пойди займи. Наши прадеды для гостей отдельное поле держали и баранов, хаты гостевые специально строили. И кто хотел, мог придти да попроситься на ночлег — отказать не можно было никак! Это, говорили, Боженька по земле ходит, смотрит, как люди друг к другу относятся. Как ты к гостю, так и Бог к тебе. Мы, донечка, на этой земле тоже ведь только гости. А посмотри, сколько всего нам белый свет дает! И солнышко, и просторы, и землицу с плодами, с растеньями, со всякой живностью, и моря синие, и реки глубокие… Лучшее отдает нам! Так ежели тебя в гостях тут, на земле, так принимают, неужели же ты не примешь гостей своих хорошо да ладно? Только черствый сердцем может гостя обидеть. Ну, и расплачиваются за то — хворьбой да разладом. Служение гостю — то твоя благодарность Миру за свет да добро.

— Надо же… об этом я не думала.

— А наперед думай. Гостю прислуживай, но и дом свой от него оберегай. Разные люди есть. Кто с праведной душой, а кто с черной.

— Оберегать — как?

— Двери, пороги — закрестить, освятить. Тебе Алеша про то рассказывал. В проемы дверные свечи с церкви освященные повтыкать. И железа поболе…

— Железа?

— Железа, да. Цепки, подковки, гвоздики — все сгодится. Под порожек гвоздиков набросаешь, они любой умысел злой в себя утащут, когда пришелец через порог ступать будет.

— И вы что, тоже будете гвозди под порог кидать?

— Обязательно! Под пороги, у калиток, у ворот — всенепременно. Федор штуки наковал, сегодня-завтра будем их по двору бросать да развешивать.

— Штуки? Что это? — не поняла я.

— Знаки обережные. Как с посудой управимся, сбегай на кузню до Федора, он покажет. Да про знак кипарисовый спроси, он его, кажись, сделал уже.

Посуды было столько, что мы с Домной Федоровной едва успели к ужину разобрать ее и вновь упаковать. После еды Федор (которому мать уже успела шепнуть, чтобы он показал мне штуки) взял меня, словно маленького ребенка, за руку, и, ни слова не говоря, повел в кузницу.

Из всех хуторских строений кузня находилась дальше всех от хозяйского дома и ближе всех к новому дому Федора. Крытая черным толем, с закопченными окнами, с навесом на четырех широких столбах, под которым находились всевозможные кузнечные инструменты и рабочие заготовки Федора. Впечатление кузница производила зловещее. Она стояла в отдалении от всех жилых строений — дальше была только степь, где свистел в травах ветер, время от времени залетавший сюда поиграть со звонкими коваными цепями. Этим звоном и встретило нас обиталище кузнеца… Пустынная местность, тихий звон, красное зарево огня в темном квадрате кузни — от всего этого на миг мне стало страшно. Федор почувствовал мое состояние, сильнее сжал руку; перед самым порогом приобнял за плечи, подтолкнул вперед. Я вошла, вдыхая запах огня и железа, с любопытством оглядываясь по сторонам. Никогда до этого мне не приходилось бывать в кузнице, но я была уверена — такой кузни не найти больше во всем свете. Напоминала она мастерскую художника: всюду валялись чертежи и рисунки — кружевные узоры оград, перил, козырьков; на железных полках стояли в вазах кисти для живописи, в беспорядке лежали карандаши, угольники, циркули… В очаге гудел огонь (Федор не гасит его с утра до вечера); рядом, словно жертвенники какого-то языческого бога, возвышались три наковальни — большая, средняя и маленькая. В самом центре просторного помещения стоял высокий, обитый листами светлого металла, топчан, чем-то напоминавший операционный стол…