Всеволод Кочетов - Собрание сочинений в шести томах. Том 6 Страница 23

3

Обстановка на фронте неясная, путаная. Нам остро необходима обстоятельная, квалифицированная информация. Решили, что с утра будем искать командный пункт Кингисеппского участка обороны, перенесенный из-под Лялиц на восток — то ли в лес близ Красной Мызы, то ли в район деревень Большое Жабино и Малое Жабино, или, как в полном соответствии с надписями на картах-двухкилометровках говорят военные: «Бол-Жабино», «Мал-Жабино».

В это росное утро, выйдя вместе с восходом солнца из очередного сарая, в котором мы провели очередную ночь, умывшись, позавтракав, мы по холодку двинулись к шоссе пешочком, с таким расчетом, что, пока мы этак прогуливаемся, Бойко заведет машину и уже возле шоссе догонит нас.

Он еще не выехал из сарая, а мы уже были почти у шоссе, когда послышался густой, массированный гул авиационных моторов. Из-за леса, почему-то заходя со стороны Красного Села, так, что летели они против потока нашего отступления, над шоссе появились «юнкерсы» — за эти педели ставшие такими нам известными по очертанию их крыльев и фюзеляжей 10–88.

Бомбардировщики шли девятками — в каждой три звена по три самолета.

Мы не стали ждать, пока они приблизятся к нам, кинулись с дороги в поле. Поле было огуречное. Жесткие осенние плети оказались прочными и цепкими, как проволока. Мы путались в них, спотыкались и, когда рев самолетов был уже над самыми нашими головами, плюхнулись на землю.

Не сразу пришло в голову, что двадцать семь своих бомбардировщиков немцы выслали в это утро, наверно, все-таки не против нас с Михалевым. Цель у них была другая. Мы убедились в том ровно через минуту, когда в Бегуницах, от которых наше огуречное поле было не далее чем в полукилометре, раздались первые бомбовые взрывы.

Лежа среди желтых, перезревших огурцов, мы видели, как самолеты, меняя строй, один за другим резко снижались и из-под их крыльев сериями выметывались черные бомбы. Из края в край тройной бомбовой бороздой вспахали эти три девятки село, дорогу и лес за селом. Земля тряслась при каждой серии взрывов, гудела, взлетали над нею вверх бревна, камни, и, когда самолеты ушли, над Бегуницами надолго повисла черная степа густого, плотного дыма.

— Нехороший признак, — сказал Михалев, подымаясь с земли. — За три дня — под двумя бомбежками. Не многовато ли?

— Но ведь не нас же бомбили. Рядом.

— Это неважно, что рядом. Все равно. Так и до нас, по теории вероятностей, дойдет.

К середине дня мы нашли наконец искомый КП. Машину пришлось оставить еще за километр до его расположения, тщательно упрятать под деревьями, чтобы она никого не демаскировала, долго идти потом след в след за связным красноармейцем путаными лесными тропами до первого дежурного командира. Тот созванивался с кем-то по телефону. Снова мы шли — теперь уже след в след за лейтенантом. И в конце концов среди нескольких зеленых палаток, разбитых в лесу, нас подвели к насупленному плотному человеку в кожаном пальто, на петлицах которого было по одному ромбу.

— Товарищ бригадный комиссар! — громко доложил приведший нас лейтенант. — Корреспонденты «Ленинградской правды».

Мы сразу же узнали бригадного комиссара Мельникова. Это он приказал нам остановить отступление в деревне Яблоницы. Мы напомнили ему об этом, рассказали, какие предприняли тогда меры и чем все у нас закончилось.

Он только усмехнулся.

— Чем могу быть полезен? — спросил.

Начался разговор о положении дел на фронте. Положение — это мы и сами знали — было неважное. В тот день, оказывается (бригадному комиссару сообщили об. этом по телефону), в газетах было опубликовано обращение к ленинградцам, которое подписали и такие уважаемые всеми руководители, как К. Е. Ворошилов и А. А. Жданов.

— «Товарищи ленинградцы!» — сказано там, — цитировал на память бригадный комиссар. — «Над нашим родным и любимым городом нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск». — Он простуженно кашлянул и заговорил: — Да, это верно: такая опасность нависла. Мы ощущаем ее каждый день, каждый час, каждую минуту. Мы отчаянно, геройски сражаемся, нанося врагу отнюдь не пустяковые потери. Но мы отходим, понимаете ли, отходим. Мы оставляем село за селом. На участке меж Кингисеппом и Нарвой, в нижнем течении реки Луги, стойко держится 263-й артпульбат, артиллерийско-пулеметный батальон. Вот там действительно немцу пробиться не удалось. Там линия Железобетонных дотов…

— Мы были в тех местах, товарищ бригадный комиссар.

— Тем лучше. Значит, знаете, какие это солидные пулеметные и пушечные огневые точки. Да, они держатся. Немец не прошел вдоль Финского залива, уткнулся в нашу прочную оборону. Обтекает теперь эту линию с юга. Идет он главным образом вдоль дорог: железной — Кингисепп — Гатчина и этой, шоссейной, по которой и вы сюда прибыли, — Кингисепп — Красное Село. Но противник свою тактику изменил, он кое-что уже учел. Лобовых атак, которыми пользовался вначале, стал избегать, перешел на обходы. Он забрасывает десанты в тылы наших частей. Десанты, диверсионные группы, забираясь к нам в тыл, открывают отчаянный огонь из автоматов, пулеметов, легких минометов. Впечатление создается такое, будто бы наша часть или даже целое соединение отрезаны от своих, окружены, и тут начинается страх, чрезвычайно мешающий стойкой борьбе. Немцы поняли эту нашу слабину, нашу острую реакцию на опасность окружения, и стали забираться в леса, просачиваться проселочными дорогами, чего прежде боялись. Займитесь, расскажите об этом через печать нашим бойцам и командирам — о том, что смешно говорить об окружении, когда окружающих всего-то десятки, а окружаемых сотни и тысячи.

Мы заговорили о воспитании воли у людей, мужества, патриотизма.

— Патриотизм мы воспитываем хорошо, — сказал бригадный комиссар. — В массе советский человек — замечательный человек. Такого другого в мире нет. И это потому так получилось, что он идейный человек. Через меня проходят политдонесения из частей и подразделений. Полюбопытствуйте, если есть время, полистайте их. Сколько там примеров изумляющего героизма! Между прочим, на днях товарищ Ворошилов хорошо отозвался об артиллерийском подразделении старшего лейтенанта Яковлева. Съездите туда. Из 152-миллиметровых пушек-гаубиц бьют прямой наводкой. Уже разгромили несколько десятков танков таким образом. Да, патриоты мы прекрасные. Но закалки, воли не всем хватает. Молодежь рвется в бой. А в бою иные теряются. Почему? Да потому, что бой песет в себе такие неожиданности, к каким люди не готовы, никто их вовремя к этому не подготовил. Ничего не скажу, отличная у нас литература, яркая, патриотичная. В кино немало сделано. Сколько прекрасных картин вышло на экраны! Но вот, помню, смотрел я одну картину… Если не ошибаюсь, называется она «Танкисты». Там танки прямо-таки через реки летают. Лавины наших войск без всяких задержек вры-лаются на территорию напавшего на нас агрессора — понимай: гитлеровской Германии — и раз-два сокрушают всех и вся, противник бежит, сдается на милость победителей. И книги есть такие — облегченно решаются в них сложнейшие стратегические и тактические задачи. А без крови, товарищи дорогие, войны не бывает. Надо бы не скрывать этого от нашей молодежи. На чужой территории, как ни старайся, не провоюешь, война непременно заденет и твою территорию — раньше или позже. Никогда не надо преуменьшать трудности. Вы согласны со мной? Видите, как люди теряются оттого, что Красная Армия все еще оставляет и оставляет нашу территорию.

Мы помянули Клаузевица: дескать, углубляясь на чужую для него территорию, противник неизбежно слабеет.

— Слабеет? — Бригадный комиссар усмехнулся. — Начитались, значит. Это хорошо, что военная теория вас интересует. Но не ищите, пожалуйста, в старых книгах каких-нибудь рецептов ведения победоносных войн. Замечательно сказал грузинский поэт Шота Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Не обижайтесь, это не к вам относится. Это относится к тем теоретикам, которые не слишком-то диалектически рассуждают. Немец, мол, слабеет, продвигаясь в глубь нашей территории. Коммуникации его растягиваются, насыщение фронта войсками и техникой делается жиже. Но… «но» заключается в том, что, захватывая и захватывая — и людей и материальные ресурсы, — он ставит это все себе на службу. Он, если так рассуждать, «углубился» во всю Европу. Что там? Из всей Европы только Швеция, Англия да Швейцария не попались в его руки. Не так ли? Ресурсы захваченных стран он повернул против нас. Вот вам и «слабеет»! Это во-первых. А во-вторых, моральный-то какой ущерб нам приносит отступление. Нельзя заниматься подсчетами только материального. Нет, дорогие мои, утешать себя тем, что, чем Дальше немец прет на восток, тем ему, дескать, хуже, нельзя, нельзя. Рассуждения о том, что отход наш — это Для нас не беда, а сущее благо, — глупость. Мы но Должны тащиться на поводу у подобных гнилых теорий. Клаузевиц — человек умный, очень умный. Его труды и мне тоже более или менее знакомы, проходил в свое время, как говорится. Но для войны миров с двумя различными, противоположными, непримиримыми идеологиями в этих трудах далеко не все верно и далеко не все нам годится. Будьте осторожны с выбором теорий для себя.