Григорий Кубатьян - В Индию на велосипеде через Западный Китай/Тибет/Непал Страница 23

Мне стали сниться яркие сны, а днём сильно болела голова. Я чувствовал энергию в своих ладонях, и ещё что-то пульсировало в точке «третьего глаза», как будто некий луч хотел вырваться несвободу, но не мог. Один раз мне показалось, что ещё чуть-чуть и внешний мир стечёт вниз, как акварель под дождём, а за ним откроется что-то другое. Возможно, я немного переусердствовал в своих попытках освоить эзотерические техники?

Печальный пример губительных экспериментов с психикой находился прямо на глазах. Русский парень, инвалид и наркоман, день за днём тихо умирал на ступенях индуистского храма в километре от нашей «фермы». Помочь ему было сложно, парень стал совершенно невменяемым. Пристрастие к дурманящему «чарасу» плюс сомнительные эзотерические практики привели беднягу к тому, что он вообразил себя карающим Шивой. В Индии вообразить себя воплощением бога-разрушителя — само по себе ещё не преступление. Но одержимец зачем-то напал на похоронную процессию, торжественно нёсшую покойника к месту сжигания. Разъярённые участники процессии сильно поколотили драчуна, и подвесили его вверх ногами на воротах. Из-за побоев и долгого висения на воротах у бедного парня загноились ноги. Друзей у него не было, денег тоже. Даже местные нищие не хотели спать рядом с ним на ступенях храма. К счастью, кому-то удалось связаться с родственниками «русского йога», и они успели забрать парня домой до того, как стало слишком поздно.

Из Гокарны я уехал вглубь штата Карнатака. Будто какая-то сила толкала меня вдаль. Не зная точно, что делать, я старался следовать Пути. Выбирая направление на перекрестке дорог, я смотрел, не будет ли какого-нибудь Знака для меня? Обычно Знак был всегда. Упавший лист, бегущая кошка, птичий крик — всё было наполнено смыслом. Я чувствовал себя немножко шаманом, читающим окружающий мир как книгу. А ведь ещё недавно смеялся над религиозными фанатиками, повсюду видящими мистические знаки.

В джайнском городке Дхармастала в росписи на стенах местного храма я обнаружил знакомые изображения чакр, невидимых вихревых узлов, отвечающих за здоровье и энергию человека. Если говорить примитивно, то это такие узлы, которыми душа «пристёгнута» к телу, как пуговицами. Было странно увидеть, что секретные эзотерические знания, которыми в индуизме владеют лишь продвинутые йоги, в джайнском храме выставлены на всеобщее обозрение.

Джайнизм — религия экстремального ненасилия. Религиозных джайнов повсюду окружает жизнь, а любое действие человека причиняет этой жизни вокруг одно неудобство. Жизнь и душа для джайнов обозначается одним словом «джива». Джива есть в животных, растениях, воде, камнях, огне, даже в электричестве — поэтому на их использование наложены строгие ограничения. Нельзя повышать голос, плевать на землю, убивать комара, бросать камень, ломать растение, тратить слишком много воды. Некоторые джайны ходят с повязками на лице, чтобы зря не глотать «живой» воздух, и с метёлками, чтобы сметать с пути мелких букашек. Из-за своей религии джайны считают «недеяние» (иначе говоря, отсутствие деятельности) достойным образом жизни.

Джайны не пашут, ведь так они могут причинить боль земле. Не рыбачат, не охотятся, не разводят скот. Даже строительством и простыми ремёслами джайны занимаются неохотно. Из всех профессий они предпочитают ростовщичество или ювелирное дело. Они богаты, но деньги им не слишком нужны, так как их религия призывает к умеренности и запрещает бессмысленные развлечения. Большая часть денег направляется на благотворительность. Единственная разрешённая страсть — это коллекционирование. Джайны собирают всё на свете, и их частные коллекции впечатляют.

В едва заметном на карте городке Дхармастала находится впечатляющий музей с коллекциями старинных фотоаппаратов, граммофонов, духовых ружей, драгоценных украшений, каменных идолов и ещё тысячами прочих экспонатов. Во дворе музея выставлена коллекция индуистских деревянных храмовых колесниц, каждое колесо по 2–3 метра в высоту. Неподалёку установлены в качестве памятников самим себе самолёт и паровоз — как они только попали сюда в горы?! Ещё в городке есть отдельный музей, посвящённый ретро-автомобилям, которых там несколько десятков.

Джайны — не только отчаянные коллекционеры, но ещё аскеты, мистики и эзотерики. После 40 лет, когда старшие дети женятся и способны обеспечить себя сами, многие мужчины отправляются в странствия в лес, горы или по святым местам. Они добровольно отказываются от секса, спят лишь по 4 часа в сутки, их дневной рацион еды (самой простой, вегетарианской) помещается в сложенных вместе ладонях.

Джайнская медитация по форме отличается от индуистской: она стоячая. Её примеры сохранились в традиционной скульптуре. В священном для джайнов посёлке Шраванабелагола на вершине горы стоит статуя Бахубали, одного из пророков джайнизма. По легенде, стремясь достичь просветления, святой в течение года находился в стоячей медитации посреди глухого леса, и его обнаженное тело заросло лианами. Он был наследным принцем, как Будда Гаутама, и родственники захотели вернуть его во дворец — на царство. Долго искали его в лесу, а обнаружили — по исходящему от него свечению. Каменная статуя, разумеется, не светится, но впечатляет.

Я поднялся на гору и поприветствовал каменных джайнских мудрецов-тиртханкаров, чьи статуи тоже находились вокруг. Я мысленно попросил у мудрецов поделиться частичкой их мудрости. Усевшись на склоне горы и начав медитировать, я чуть не сошёл с ума от накатившей на меня фантастической энергии этого места. На глазах стояли слёзы, казалось, я могу мысленно дотянуться до всех родных и близких, передать им свои слова на расстоянии.

В Шраванабелаголе я нашёл джайнский монастырь и отправился туда в поисках учителя. Оттуда меня направили в Майсор и дальше. Каждый раз я узнавал что-то новое, но нигде задерживался надолго. Неведомая сила тащила меня дальше, также как ветер гонит по земле оторвавшийся от дерева листок.

В Майсоре мне показали старинные джайнские свитки, написанные на пракрите. Это древний устный язык, записанный санскритскими буквами. Чтобы выучиться пракриту, нужно было сначала изучить санскрит. И еще — хинди. Это показалось мне чрезмерным, я испугался, что не справлюсь. Возможно, именно в этот момент мой Путь немного померк, и дальнейшие мои искания стали несколько хаотичными. Но я не прекратил их.

Я не пил алкоголь и лимонад, не ел мясо и рыбу, избегал даже кондитерских продуктов, в которых использовались яйца. Никаких неудобств от этой добровольной аскезы не было — запрещённые продукты вызывали у меня отвращение.

В Бангалоре мне пытались открыть «третий глаз» и учили дыхательным упражнениям на сомнительных эзотерических курсах. Чередуя частоту дыханий — глубокое медленное, быстрое, очень быстрое, а потом снова медленное — можно было впасть в транс и почувствовать энергию и свет, подобные тем, что я видел во сне, но гораздо слабее.

Ещё у меня появился джайнский учитель, который беседовал со мной о жизни. Он подарил мне книгу для джайнских детей младшего школьного возраста. В книге писалось, например, что те ребята, у кого мерзкий или писклявый голос, в прошлой жизни сквернословили или лгали. Сухорукие воровали, косоглазые наслаждались порочными зрелищами — каждый физический недостаток имел свою кармическую причину. В книге так же разъяснялось, как сорвать яблоко, не испортив карму. Худший и самый преступный из способов — спилить всю яблоню. В порядке убывания кармической ответственности шли следующие варианты: забраться на яблоню и сломать ветку, трясти яблоню, пока яблоки не упадут, протянуть руку и сорвать яблоко с ветки. Каждый из способов вёл к наказанию. Карма слепа, как греческая богиня правосудия, она ни на кого не злится, но ничего не забывает и никогда не прощает. Ты в любом случае будешь расплачиваться за свои поступки, в этой жизни или в следующих. Согласно книге, самым безопасным было подобрать упавшее яблоко с земли — в этом случае ты не совершал преступления перед дживой — жизнью, а значит не нёс ответственности.

Но разговоров о добре и зле мне было мало, хотелось большего. Может быть даже уйти жить в горы и стать бродячим святым? Я уехал на север в Харидвар, чтобы жить в ашраме и практиковать йогу. Ашрам принадлежал святому учителю, который, по словам его учеников, когда состарился, не умер, а просто испарился.

В харидварском ашраме я вставал в 4 утра, распевал мантры, медитировал и участвовал в огненных обрядах ягья. В Индии существуют научные институты, всерьёз пытающиеся изучать воздействие религиозных обрядов, таких, как ягья, на экологию и атмосферу местности. Во время ягьи группа собравшихся у очага людей часами напролёт поёт мантры и подбрасывает в огонь щепотки ароматической травы, впадая в религиозный транс. Помню, что находиться в этом трансе было очень хорошо. Каждая мантра заканчивалась словом «сва-а-ха». Его пели хором, и в этом протяжном слове терялось собственное «я», растворялось эго, я становился частью группы. Точнее — одним организмом с другими людьми, участвовавшими в ритуале. Таким же организмом, моментально принимающим любую форму, как пчелиный рой или стая морских рыб.