Евгений Вышенков - Крыша. Устная история рэкета Страница 24

Делая вид, что отстаивает проигранные другом 50 рублей, Челюскин отправил верхних в нокаут несколькими профессиональными боксерскими ударами. Нижние оказались как бы в плену у Васильева и компании. Им назначили «зарплату», за которую те стали работать на нового хозяина, а заодно обучать новых коллег искусству крутить наперстки.

Васильев пригласил поучаствовать в концессии еще нескольких товарищей по спорту, в том числе и дзюдоиста Андрея Шеметова, он же Утюг. Это был первый случай, когда бывшие спортсмены объединились в команду со строгой внутренней иерархией и четко распределенными обязанностями. Васильев стал единственным учредителем и забирал прибыль, остальные оставались наемными работниками. Дневной оклад верхнего составлял 50 рублей, нижние зарабатывали раза в два больше. Челюскин, кстати, примерно в это время был отчислен из института за академическую неуспеваемость. Васильев занимался организацией процесса, каждый день решал, где, когда и каким составом они будут «работать», и договаривался со всевозможными контрагентами, в том числе и с представителями территориальных отделений милиции.

В стремлении повысить рентабельность бизнеса он перенес наперстки на автомобильный рынок на Энергетиков.

Собственно, официально никакого автомобильного рынка на Энергетиков не было, а были салон по продаже автомобилей «жигули», где машину могли приобрести только те, кто стоял годами в очереди, станция техобслуживания и скромное одноэтажное здание — официальное «окно», где машину можно было переоформить на другого человека. Принцип переоформления подчинялся морали социализма: при продаже от государственной стоимости машины оценщиком отнималась определенная сумма за амортизацию. Если «жигули» стоили пять тысяч рублей, то продать через год их можно было за четыре пятьсот. На практике же на огромных вытоптанных газонах ежедневно стояли десятки желающих продать свои авто и сотни мечтающих их приобрести. Превосходство спроса над предложением диктовало собственную ценовую политику: за годовалые «жигули» давали до десяти тысяч. Разницу между госстои-мостью и реальной суммой сделки покупатель передавал продавцу из рук в руки после окончания волокиты с документами.

За счет того, что на Энергетиков торговали машинами, да еще к тому же по ценам, в несколько раз превышавшим официально установленные, публика здесь была богаче и, соответственно, денег на игру не жалела.

К тому же при проигрыше люди здесь до слез не расстраивались, а относились к этому как к искрометной лотерее. Мало кто пытался показать характер и наехать на нижнего: для таких случаев у Васильева и была наготове тяжелая артиллерия в лице боксеров.

Довольно быстро наперстки перестали быть для Васильева основным источником дохода. Схема левой перепродажи машин сама собой подразумевала жульничество. У покупателя всегда была возможность не отдать продавцу заранее оговоренную разницу между госстоимостью и ценой рынка, а продавцу по советскому закону не на что было пожаловаться. Поэтому на Энергетиков время от времени появлялись мошенники. Другое дело, что после кидка они старались долго не появляться на месте преступления, опасаясь не милиции, а друзей и родственников потерпевшего. У Васильева же такой проблемы не было, так что заработки на желающих продать свой автомобиль он поставил на поток. Спортсменов он к этой деятельности не привлекал: для доверчивого автовладельца они выглядели слишком сурово, да к тому же их помощь оказывалась нужна в очень уж редких случаях.

Слухи об успехах Васильева быстро разошлись и достигли ушей ленинградских блатных авторитетов. Через некоторое время на Энергетиков приехала делегация кавказцев, возглавляемая вором Зурабом Хопе-рией. Они полагали, что одного их слова будет достаточно для того, чтобы молодые ребята уступили им хлебное место. О дальнейшем развитии событий есть разные мнения. Один вариант предлагает пресса:

«— Давай! — скомандовал Васильев. „Боевики" ринулись вперед, в руке у одного был жугулевский коленвал, у другого — металлический прут. На этот раз произошла не драка, а настоящая бойня. Кто-то из „боевиков" первым же ударом выбил зубы Зурабу Хоперия, кому-то сломали руку»[11].

Очевидцы же предлагают версию, по которой коленвал был как раз таки в руках у одного из людей Зураба Хоперия, а находившемуся рядом с Васильевым Утюгу пришлось отражать атаку голыми руками. В любом случае, неожиданно для самого себя, Хоперия был вынужден отступить.

Я имел отношение к организованной преступности.

Году в 85-м ко мне подъехал мой ученик с предложением — наперстки, кидание машин. Это происходило тогда на Энергетиков и у Красненького кладбища. Эта тема тогда пошла и набирала обороты. Был такой рынок, Ульянка, черный рынок, он работал только в выходные дни, и там поставили первые наперстки. Шарик там был, и определить, под каким колпаком он находится, человек мог, но выиграть ему бы не дали. Можно случайно споткнуться, толкнуть, куча легальных способов.

Людей губит жадность, и я не всегда могу понять, что ими движет, помимо жадности. Что играть с государством, что играть с нами — результат один и тот же. Играли все — даже менты. Был случай как-то с ОБХСС. Им выдали меченые деньги на то, чтобы они выявили спекулянтов, а они увидели нас и решили обогатиться.

Проиграли все. А потом бегали за нами, плакали — буквально плакали — отдайте хоть что-то. Но тут мы с ними поступили жестко — ничего им не отдали.

С обыкновенными людьми, которые играли, конфликтов не было. Были конфликты с цыганами. Они же сами работают на обмане, они прекрасно же работают руками с картами, и вот, когда они попадают в ситуацию, в которой их обувают, крик стоит бешеный. Кричат женщины. Приходилось подходить к баронам, к мужчинам, и просить. Нормально, без всяких: мол, ребята, давайте... Они с трудом, но уводили. Вот, допустим, рынок в Девяткино открыла наша команда, там были пластиночники, и они хотели нам морду набить. Я это слышал и стоял, ухмылялся, а кто-то из них сказал: это же бойцы с «трубы». То есть за нами закрепилась какая-то слава. К тому времени мы достигли больших результатов, и нас знало полстраны, а информация о том, кто чем начал заниматься, она же моментально распространяется. Были попытки жителями Бугров пресечь нашу деятельность, но это был неудачный штурм, прям скажем. Там с одной стороны ров, и им приходилось сначала, как в Средние века, когда брали крепость, преодолевать этот ров, а потом они нарывались на нас. И все это заканчивалось падением опять в грязь. Как правило, мы старались все конфликты решить мирно. Один раз только в одного из наших воткнули нож, но, слава богу, не попали ни в печенку, никуда. Проблема была поместить в больницу, без заявления в милицию нельзя было. Спасло то, что один из учеников раненого оказался хирургом. Зарабатывали на наперстках прилично — я лично на 2—3 машины в месяц. У меня не было от этого упоения, но у кого-то было, конечно. Милиция тогда была чище, чем сейчас, взятки брали процента 3—4. Мы платили им деньги, иначе они не давали нам работать. А многие просто отказывались от денег, нас регулярно подбирали, но так как у нас уже были найдены ходы через суды и прокуратуру, то до суда дела никогда не доходили. Вначале был, конечно, страх перед милицией, не боится только дурак. А потом почитаешь кодекс и поймешь, что ничего страшного нет.

Кто-то взял себе Энергетиков, кто-то Девяткино, кто-то Красненькое кладбище. Наперстки набрали обороты по-настоящему. Это был где-то 85-й, 86-й. Уже было представление о том, что существует оргпреступность. Это государство его отрицало вплоть до середины 90-х. Кому это было по душе, я лично ушел оттуда с рождением дочери, в 1989 году, но меня еще лет 5—6 дергали на «разборки».

ДАНЬ

Пока Сергей Васильев занимался наперстками и автомобильным мошенничеством, он не выпускал из виду и Невский проспект. Как-то он собрал Челюскина, Кудряшова и Шеметова по прозвищу Утюг и рассказал им то, что все и так знали: Галера не платит и это неправильно. Он предложил обрушить бизнес фарцовщиков лукаво: не требовать денег с каждого, а изображать возмущение и вредить подпольной торговле.

Они мгновенно согласились, увидев в предприятии минимум рисков и очевидную долгоиграющую прибыль. На Думской улице возле « Гостиного Двора» они окружали спекулянтов и делано восклицали: «Не позорь страну». И били в печень незаметными мастерскими ударами. Товар они не забирали, а рвали.

Через несколько дней вся Галера, в первый раз за время своего существования, встала. Парни ждали следующего сигнала от Васильева. Они рассчитывали, что спекули кинутся к нему, а он с ними «решит вопрос», и, таким образом, фарцовщики будут приносить им гарантированный ежемесячный доход.