Джон Кракауэр - Эверест. Кому и за что мстит гора? Страница 24

Анг Дордже оказался способным учеником и получил образование, равное восьми классам школы, после чего бросил учебу и снова начал работать с альпинистами и треккерами. Бойд и Нельсон, которые возвращались в регион Кхумбу несколько раз, наблюдали, как он взрослеет.

– Впервые в жизни он начал хорошо питаться, и поэтому вырос высоким и сильным, – вспоминала Бойд. – С большим волнением он рассказывал нам, как учился плавать в бассейне в Катманду. В возрасте двадцати пяти лет, или около того, он научился ездить на велосипеде, и ему очень нравились песни Мадонны. Когда Анг подарил нам свой первый подарок – красивый и с любовью выбранный тибетский ковер, мы поняли, что он действительно вырос. Он был человеком, который хотел не только брать, но и давать.

За Ангом Дордже закрепилась хорошая репутация. Западные спортсмены считали его сильным альпинистом, умеющим найти правильный выход в самых разных ситуациях, и его назначили сирдаром. В 1992 году Анг работал с Робом Холлом на Эвересте. До экспедиции Холла 1996 года шерп уже трижды побывал на вершине горы.

С УВАЖЕНИЕМ И НЕСКРЫВАЕМОЙ СИМПАТИЕЙ ХОЛЛ НАЗЫВАЛ ЕГО «МОЙ ГЛАВНЫЙ ПОМОЩНИК» И НЕСКОЛЬКО РАЗ ГОВОРИЛ, ЧТО СЧИТАЕТ УЧАСТИЕ АНГА ДОРДЖЕ ВАЖНЫМ УСЛОВИЕМ УСПЕШНОГО ПРОВЕДЕНИЯ НАШЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ.

Солнце ярко светило, когда все мои товарищи добрались до первого лагеря, но к обеду с юга ветром пригнало перистые облака. К трем часам над ледником нависли густые тучи, и снег повалил на палатки. Непогода продолжалась всю ночь, а к утру, когда я выполз из палатки, в которой жил вместе с Дагом, то увидел, что глубина свежевыпавшего снега составляла более тридцати сантиметров. За ночь с крутых склонов с грохотом сошло несколько лавин, но наш лагерь был расположен на безопасном расстоянии от них.

На рассвете в четверг, 18 апреля, когда небо прояснилось, мы собрали наши пожитки и отправились во второй лагерь, расположенный в шести километрах и на 520 метров выше первого. Маршрут привел нас к началу чуть покатой Долины Молчания – высочайшего на Земле каньона с почти вертикальным стенами. Он представлял собой ущелье в форме седла, созданное в сердце массива Эвереста ледником Кхумбу. С правой стороны Долины находилась громада Нупцзе (7861 метр), массив Юго-западной стены Эвереста – слева, а широкие промерзшие склоны Лхоцзе нависали прямо над головой.

Когда мы покидали первый лагерь, температура была очень низкой, и мои руки превратились в одеревеневшие клешни. Однако с первыми лучами солнца ледяные стены долины собрали и усилили тепло лучей – словно мы оказались в огромной печи, работающей на солнечной энергии. Мне стало жарко, я испугался повторения приступа сильнейшей головной боли, как тот, что случился у меня в базовом лагере, поэтому снял куртку, остался в майке с длинными рукавами и запихнул пригоршню снега под бейсболку. Следующие три часа я упорно и в ровном темпе поднимался вверх по леднику, останавливаясь только для того, чтобы напиться воды из бутылки и пополнить запасы снега в бейсболке, по мере того как он таял в моих спутанных волосах.

На высоте 6400 метров, совсем одурев от жары, я вышел к большому завернутому в голубой брезент предмету, лежавшему рядом с тропой. Мой мозг, страдающий от отсутствия кислорода, только через минуту сообразил, что этот предмет был человеческим телом. Некоторое время я в ужасе на него таращился. В ту ночь я спросил об этом Роба, и тот ответил, что не уверен, чье это тело, но, скорее всего, это был труп погибшего три года назад шерпа.

Второй лагерь был расположен на высоте 6500 метров и состоял из приблизительно 120 палаток, расставленных среди голых камней на боковой морене ледника, вдоль ее края. Здесь было уже так высоко, что я чувствовал себя, словно с похмелья после большого количества выпитого вина. На протяжении двух последующих дней я чувствовал себя слишком плохо, чтобы есть или даже читать, поэтому большую часть времени пролежал в палатке, обхватив руками голову и стараясь как можно меньше двигаться и вообще не напрягаться.

В субботу, почувствовав себя немного лучше, я поднялся на триста метров над лагерем, чтобы немного потренироваться и ускорить процесс акклиматизации. Там, наверху Долины Молчания, в пятнадцати метрах от главной тропы, я наткнулся на другое тело в снегу, а точнее сказать, нижнюю половину тела. По одежде и кожаным ботинкам можно было предположить, что этот человек был европейцем и труп пролежал на горе, по меньшей мере, десять-пятнадцать лет.

ЕСЛИ ВИД ПЕРВОГО ТРУПА ВЫВЕЛ МЕНЯ ИЗ ДУШЕВНОГО РАВНОВЕСИЯ НА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ, ТО ШОК ОТ СТОЛКНОВЕНИЯ СО ВТОРЫМ ПРОШЕЛ ПОЧТИ СРАЗУ. МАЛО КТО ИЗ ТЯЖЕЛО ШАГАЮЩИХ АЛЬПИНИСТОВ СМОТРЕЛ НА ЭТИ ТРУПЫ. КАЗАЛОСЬ, ЗДЕСЬ, НА ГОРЕ, СУЩЕСТВУЕТ НЕГЛАСНОЕ СОГЛАШЕНИЕ – НАДО ДЕЛАТЬ ВИД, БУДТО ИХ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, СЛОВНО НИКТО ИЗ НАС НЕ ОСМЕЛИВАЛСЯ ПРИЗНАТЬ, ЧТО ВСЕ МЫ РИСКУЕМ ЖИЗНЬЮ.

В понедельник, 22 апреля, через день после возвращения из второго лагеря в базовый, мы с Энди Харрисом решили прогуляться до стоянки южноафриканцев, чтобы познакомиться с членами их команды и попробовать разобраться, почему они стали такими изгоями. Их лагерь находился в пятнадцати минутах ходьбы от наших палаток вниз по леднику, на вершине бугра, сложенного из обломков ледника. Флаги Непала и Южно-Африканской Республики, а также рекламные стяги с логотипами Kodak, Apple и других спонсоров, развевались на высоких алюминиевых флагштоках. Энди просунул голову в дверь их палатки-столовой, сверкнул обворожительной улыбкой и спросил:

– Тук-тук, есть здесь кто-нибудь?

Как выяснилось, Ян Вудал, Кэти О’Доуд и Брюс Херрод находились на ледопаде по пути вниз из второго лагеря, но в палатке оказалась подружка Вудала, Александрина Годен, а также его брат Филип. Кроме того, в палатке-столовой была молодая энергичная женщина Дешун Дейзел. Она тут же пригласила нас с Энди выпить чаю. Казалось, что этих трех членов команды совершенно не волновала информация о хамском поведении Яна и слухи, что их экспедиция находится на грани развала.

– Я недавно впервые в жизни совершила восхождение по льду, – радостно поведала нам Дейзел, с энтузиазмом показывая в направлении близлежащего серака, на котором практиковались альпинисты из нескольких экспедиций. – Мне очень понравилось. Через несколько дней надеюсь подняться наверх по ледопаду.

Мне хотелось спросить ее о нечестном поведении Яна и о том, как она себя чувствовала, когда узнала, что ее имя не включили в разрешение на подъем, но девушка была такой веселой и жизнерадостной, что у меня язык не повернулся. Мы поболтали минут двадцать, после чего Энди пригласил всю их команду, включая Яна, зайти вечером к нам в лагерь, чтобы «поднять бокалы».

Когда я вернулся к нам, Роб, Каролина Маккензи и врач из команды Скотта Фишера по имени Ингрид Хант вели активные радиопереговоры с кем-то, находящимся выше на горе. Ранее, в этот же день, спускаясь из второго лагеря в базовый, Фишер наткнулся на сидящего на леднике на высоте 6400 метров одного из своих шерпов Нгаванга Топче. Нгаванг, тридцативосьмилетний альпинист-ветеран с мягким характером, был уроженцем долины Ролвалинг, и у него были редкие зубы с большим расстоянием между ними. На протяжении трех последних дней Нгаванг занимался переноской грузов и выполнением других обязанностей в верхних лагерях, но его товарищи-шерпы жаловались, что тот много отдыхает и не «тянет» свою долю работы.

Когда Фишер спросил об этом Нгаванга, тот признался, что действительно чувствует себя плохо, с трудом держится на ногах и уже больше двух дней ему тяжело дышать, после чего Фишер немедленно приказал ему спускаться в базовый лагерь.

Необходимо отметить, что в культуре шерпов присутствует сильный элемент «мачизма», поэтому многие мужчины крайне неохотно признаются, что плохо себя чувствуют. Считается, что шерпы не подвержены горной болезни, особенно выходцы из района Ролвалинга, известного своими мужественными альпинистами. Все те, кто болеет или плохо себя чувствует и откровенно признается в этом, зачастую попадают в черный список, и в дальнейшем их не нанимают для работы в экспедициях.

Поэтому Нгаванг проигнорировал распоряжение Фишера и, вместо того чтобы идти вниз, пошел вверх, во второй лагерь, чтобы в нем заночевать. Когда Нгаванг к вечеру добрался до палаток, он был в бредовом состоянии, спотыкался, словно пьяный, и кашлял розовой кровяной пеной. Налицо были все симптомы отека легких – малоизученного заболевания, часто заканчивающегося смертельным исходом, которое начинается, как правило, при слишком быстром подъеме на слишком большую высоту, в результате чего легкие наполняются жидкостью[16].

ПРИ ВЫСОКОГОРНОМ ОТЕКЕ ЛЕГКИХ ЧЕЛОВЕКА МОЖНО СПАСТИ ТОЛЬКО ОДНИМ СПОСОБОМ – НАДО КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ СПУСТИТЬ ЕГО ВНИЗ. ЕСЛИ БОЛЬНОЙ СЛИШКОМ ДОЛГО ОСТАЕТСЯ НА БОЛЬШОЙ ВЫСОТЕ, СМЕРТЕЛЬНЫЙ ИСХОД ПРАКТИЧЕСКИ НЕИЗБЕЖЕН.