Хантер Дэвис - The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография Страница 24

Тем временем старший брат Джорджа Гарри окончил школу и пошел в ученики слесаря. Сестра Лу училась в колледже, а Питер поступил рихтовщиком на автозавод.

Гарольд, отец Джорджа, по-прежнему водил автобусы, но вдобавок стал известным профсоюзным деятелем. Часто захаживал на Финч-лейн, в клуб Ливерпульской корпорации для водителей и кондукторов. В пятидесятых выступал ведущим на большинстве субботних вечеринок и представлял гостей.

«Одним из первых комиков, которых мы запустили в большой мир, был Кен Додд. Мы смотрели его выступления в клубе, пропуская по рюмочке, и понимали, что он ужасно смешной, только он всегда боялся сцены. Но в конце концов решался и выходил. У него был номер „Дорога в Манделей“ – он выступал в шортах и тропическом шлеме. Это было что-то. По-моему, тогда он был гораздо смешнее, чем сейчас».

Гарольд Харрисон, естественно, был доволен, что Джордж в школе вроде бы взялся за ум. Из трех сыновей только Джордж ходил в среднюю школу, и Гарольд надеялся, что у сына все пойдет хорошо. Усердный, педантичный профсоюзный деятель, он жалел, что ему самому не выпало в жизни таких шансов.

Подобно тете Джона Мими и отцу Пола Джиму, Гарольд считал, что образование – единственная возможность не только развиться, но и добиться уважения и успеха.

Хорошая надежная работа – вот чего хотят большинство родителей для своих детей, и особенно это касается поколения Гарольда Харрисона. Гарольд пережил ужасное время Депрессии тридцатых, подолгу сидел без работы и кормил семью на скудное пособие.

По-видимому, независимость и пренебрежение к авторитетам Джордж унаследовал не от отца. Суровая жизнь, вероятно, внушила Гарольду потребность в стабильности. А вот мать всегда была Джорджу союзницей. Она хотела, чтобы все ее дети были счастливы. Ее не заботило, что именно их занимает, – лишь бы они получали удовольствие.

Даже когда Джордж увлекся очевидной ерундой – хобби, из которого явно не выйдет ни надежной работы, ни респектабельности, мать все равно его поддержала.

Миссис Харрисон не просто весела и открыта. На свой манер она, в отличие от других родителей битлов, любит жизнь во всех ее проявлениях.

6

Джордж и The Quarrymen

Миссис Харрисон всегда любила музыку и танцы. Вместе с мужем она почти десять лет вела класс танцев – в основном бальных – в Клубе водителей и кондукторов на Финч-лейн.

Джорджа, насколько помнят родители, в детстве музыка не интересовала. «Но он никогда не упускал случая устроить представление, – говорит миссис Харрисон. – Прятался за спинкой кресла и показывал кукольный театр».

Только на четырнадцатом году жизни Джордж вдруг принялся рисовать гитары на любом клочке бумаги. «Однажды он сказал мне: „Один парень в школе купил гитару за пять фунтов, но мне отдаст за три. Может, купишь?“ Я сказала: хорошо, сынок, если правда хочешь – я куплю. У меня тогда был кое-какой заработок. Я снова устроилась в овощную лавку, как до замужества».

Первым воображение Джорджа поразил Лонни Донеган. «Прежде я знал поп-певцов – Фрэнки Лейна, Джонни Рэя, – но они меня не интересовали. Может, считал, что не дорос. А вот Лонни Донеган и скиффл пришлись мне в самый раз».

Гитара, которую купила мать, три месяца провалялась с шкафу, всеми забытая. «Гриф крепился к корпусу винтом, – объясняет Джордж. – Я попытался поиграть, снял гриф и не смог поставить назад. Ну и закинул гитару в шкаф. Потом опять про нее вспомнил, и Пит мне ее починил».

«Джордж хотел выучиться сам, – рассказывает миссис Харрисон, – но у него не очень-то получалось. Говорил: „Я никогда этому не научусь“. Я отвечала: „Научишься, сынок, научишься. Ты только не бросай“. И он играл, пока не стирал пальцы в кровь. А я твердила: „Научишься, сынок, научишься…“ Сидела с ним до двух, до трех часов ночи. Каждый раз, когда он говорил: „Я не смогу“, я отвечала: „Сможешь, сынок, сможешь…“ Сама не пойму, почему так его подбадривала. Он хотел научиться, и мне этого было достаточно. Может, подсознательно я вспоминала, как в детстве много чего хотела уметь, а никто меня не поддерживал.

Поэтому, когда на Джорджа нашло это увлечение, я помогала чем могла. В конце концов он так продвинулся, что я уже не могла оценить его успехи. Как-то раз он говорит: „Мам, ты совсем не разбираешься в гитарах, да?“ Нет, говорю, не разбираюсь, но ты продолжай, я уверена, у тебя все получится. Не бросай. А он мне: да нет, я не то имел в виду, просто хотел попросить новую гитару, получше. С гитарой, говорит, как с губной гармошкой. Некоторые ноты на ней просто не возьмешь – нет такой возможности. Ну, естественно, с гитарой за три фунта этот момент рано или поздно должен был настать.

Я сказала: конечно куплю тебе новую гитару. Стоила она тридцать фунтов. Электрическая, что ли.

Питер тоже занялся гитарой. И я вот сейчас думаю – у него, кажется, гитара появилась раньше. Купил сломанную за пять шиллингов. Склеил, натянул струны, отличная вышла гитара».

«Да, мама поддерживала меня, – вспоминает Джордж. – А главное, никогда не пыталась отбить мне охоту чем-нибудь заниматься. Вот за это ей и отцу спасибо. Если детям запрещать, они же все равно сделают по-своему – так что пусть уж делают. Мне разрешали поздно приходить домой, если охота, разрешали выпить, когда охота. Ночные гулянки и выпивки закончились у меня тогда, когда у других только начались. Наверное, я поэтому сейчас и не пью. Я к десяти годам уже все попробовал».

«Однажды Джордж пришел домой и сказал, что у него прослушивание в клубе Британского легиона в Спике, – рассказывает миссис Харрисон. – Ты что, говорю, сбрендил? У тебя ведь даже группы нет. Но Джордж ответил: не переживай, группу я найду».

К этому важному дню Джордж собрал группу – его брат Питер и друг Артур Келли на гитарах, еще двое – на губной гармошке и ящике из-под чая. Сам он взял гитару. Все потихоньку вышли из дому черным ходом. Джордж не хотел, чтобы любопытные соседи были в курсе.

В зале выяснилось, что настоящие музыканты не явились. Вместо прослушивания они вышли прямиком на сцену и играли весь вечер.

«Вернулись в жутком возбуждении и кричали все разом, ничего было не понять, – вспоминает миссис Харрисон. – Показали мне деньги – по десять шиллингов на нос, гонорар за первое профессиональное выступление. Бедняга, игравший на ящике из-под чая, выглядел ужасно: пальцы стерты, ящик весь в крови. В тот вечер они назвались The Rebels[53]. Написали это красными буквами».

Нормальной группы у Джорджа не было, временами он играл то с одной, то с другой, пока Пол не привел его в The Quarrymen.

Первый раз он разговорился с Полом вскоре после поступления в институт. Они сталкивались в автобусе. Джордж запомнил, как однажды его мать заплатила за них обоих. Теснее они сдружились, когда началось повальное увлечение скиффлом и обоим купили гитары.

«Как-то Пол зашел вечером к нам домой, глянуть на самоучитель игры на гитаре, в котором так и не разобрался. Гитара еще валялась в шкафу. Мы разучили пару аккордов и на двух аккордах слабали „Don’t You Rock Me Daddy О“[54]. Играли мы самостоятельно, без группы, слушали друг друга и тырили приемы у всех, кто умел больше».

Они стали проводить вместе кучу времени, даже в каникулы. Началось это задолго до того, как Пол познакомился с Джоном и его группой.

Похоже, Пол стал играть с The Quarrymen по крайней мере на год раньше Джорджа – тот, кажется, пришел только в начале 1958 года. Никто не помнит точно, но Джордж, наверное, членом группы стал не сразу. Он же все-таки был очень юный, хотя и овладевал гитарой все лучше и очень часто играл с другими группами.

«Впервые я увидел The Quarrymen в „Уилсон-холле“ в Гарстоне. С ними играл Пол – он сказал, надо бы мне прийти на них посмотреть. Я бы, наверное, все равно пошел – проветриться или, может, в какую-нибудь группу вписаться. А там уже Пол познакомил меня с Джоном… В „Уилсон-холле“ был еще другой гитарист с группой, Эдди Клейтон. Он был отличный. Джон сказал: сможешь сыграть не хуже – возьму тебя в группу. Я сыграл „Raunchy“[55], и Джон меня взял. Я потом только и делал, что играл „Raunchy“. Бывало, с гитарами едем куда-нибудь в автобусе, на втором этаже, и Джон кричит: „Давай «Raunchy», Джордж!“»

«Джордж никогда не считал, что хорошо играет, – говорит миссис Харрисон. – Вечно об этом твердил, рассказывал о тех, кто играет гораздо лучше. Я говорила: ты тоже так сможешь, только старайся».

Джон вспоминает, что позвал Джорджа не сразу, потому что считал его слишком молодым. «Это было чересчур, абсолютно чересчур. Джордж был слишком маленький. Сначала я и слышать не хотел. Он все болтался рядом – сущий ребенок. Как-то раз позвал меня в кино, но я прикинулся, будто занят. Я в него не врубался, пока не узнал получше… Мими говорила, что у него ливерпульский выговор, ужасный просто. Поддевала меня: „Ну, Джон, тебя всегда тянуло к простонародью…“ Мы позвали Джорджа в группу, потому что он знал много аккордов – намного больше, чем мы. Мы многое у него почерпнули. Как ни разучим новый аккорд, сочиняем под него песню… Прогуливали школу – шли к Джорджу и торчали там до вечера. Джордж выглядел еще младше Пола, а Пол со своей детской физиономией смотрелся лет на десять».