Дональд Маклахлан - Тайны английской разведки (1939–1945) Страница 24

Даже в том случае, если мы не будем располагать данными дешифровальной службы в том объеме, в каком располагали ими в 1916 году, все равно вся другая информация должна изучаться, интерпретироваться и рассылаться только таким путем. Таким образом, в сентябре 1939 года штаб ВМС был готов вступить в войну, имея хорошо отработанную организацию для централизованного управления боевыми действиями на море.

В идеальном случае оперативно-информационный центр должен воспроизвести обстановку, которая существует в оперативном отделе противника, однако достичь такого идеального положения удается очень редко. Тем не менее, в идеальном случае требуется именно это — воспроизвести оперативное мышление противника путем постановки себя, насколько это возможно, на его место, при той информации, которой он располагает, и одновременно оставаясь, на своем собственном месте и располагая полной информацией относительно намерений, состава и диспозиции своих собственных сил. Когда в оперативно-информационный центр позвонит, скажем, начальник отдела противолодочной обороны, или командующий округа западных подходов, или первый морской лорд, или даже сам премьер-министр, он должен быть вполне уверен, что получит ясный, точный и краткий ответ на вопрос: «Что намерен предпринять сейчас противник?» Так же, как полководец должен знать черты характера противостоящего ему полководца, как радисты распознают сотни подводных лодок противника по «почерку» их радистов, так и хороший сотрудник оперативной разведки должен «читать» мысли и намерения противника. Такая техника опознавания практиковалась не только в отношении подводных лодок, но и в отношении крупных кораблей, торпедных катеров в Северном море и Ла-Манше, рейдеров, тральщиков, блокадопрорывателей, немецкой авиации, действовавшей против нашего судоходства и осуществлявшей минные постановки, а также в отношении движения торговых судов противника на Балтике, в Северном море и в Ла-Манше. Бывало так, что когда начальник штаба флота метрополии находился в базе, он звонил Дэннингу по нескольку раз в день. Сотрудница отделения 8Е, следившая за движением торпедных катеров и других малых кораблей противника в Ла-Манше, могла позвонить офицеру разведки в штабе Плимутского района и предложить «ночную охоту» для наших артиллерийских катеров и канонерских лодок. А первый морской лорд мог поставить в критический момент простой, но решающий вопрос офицеру, следящему за состоянием и движением таких кораблей, как «Бисмарк» или «Тирпиц».

Деятельность поста слежения за движением подводных лодок, являвшегося одним из отделений оперативно-информационного центра, описывается в самостоятельной главе. Организация работы соприкасавшихся отделений рассматривается ниже, однако их работа будет видна еще лучше, если мы приведем конкретные примеры в одной из последующих глав, где преследование «Бисмарка» анализируется с точки зрения разведки (см. главу 7).

В ходе войны происходил процесс специализации, новые методы и идеи распространялись на заморские станции и районы, там в разведку приходили новые люди. Передав пост слежения за движением подводных лодок другому сотруднику, Дэннинг стал отвечать за разведку главных сил немецкого флота, действий вспомогательных крейсеров, всех прибрежных сил, таких, как торпедные катера, тральщики, за воздушную разведку немецких баз, минных заграждений и протраленных фарватеров, а также за все действия авиации противника, связанные с операциями на море. Небольшие группы сотрудников, ведавшие разведкой деятельности отдельных видов этих сил, докладывали информацию Дэннингу, который составлял на ее основе более или менее полную картину. Среди отделений были такие, которые имели дело с перехватом радиообмена противника, следили за сохранением тайны нашей собственной скрытой связи, изобретали различные хитроумные методы и способы для использования их нашим управлением связи. Маленькое итальянское отделение занималось просмотром информации станции «X» и других источников с целью отбора того, что могло представить интерес для аналогичного оперативно-информационного центра в Александрии, а позднее в Алжире и Бизерте, по мере того как командующий Средиземноморским флотом менял место пребывания своего штаба.

Итальянское и японское отделения направляли в заморские оперативно-информационные центры только ту информацию, которой они располагали здесь, в Англии, но почти никак не участвовали в проводимых на этих театрах операциях. Главная задача этих отделений заключалась в том, чтобы информировать адмиралтейство и военный кабинет о текущих боевых действиях противника в соответствующих районах. Фактически они обеспечивали поступление самых свежих данных по обстановке на Средиземном море и на Тихом океане.

Общий вид, звуки и даже запах в помещениях оперативно-информационного центра напоминали обстановку в редакции газеты на Флит-стрите в какой-нибудь миле от него. Здесь почти всегда стоял гул голосов, и казалось, все суетились. Редко бывало так, чтобы в какой-нибудь комнатке одновременно не говорили по двум телефонам; офицеры, гражданские служащие и секретари-делопроизводители (обычно женщины) непрерывно сновали по узким коридорам с совершенно секретными делами, папками, реестрами, телетайпными лентами или с непонятным текстом дешифрованных радиограмм. В помещениях «цитадели» — подземного убежища — поддерживалась вполне удовлетворительная, но стандартам того времени, чистота, они вентилировались и обогревались, однако двадцать футов стали и цемента, которые отделяли цитадель от свежего воздуха расположенного над ней парка Сент-Джеймс, все же давали себя чувствовать. Фактически это было, вероятно, самое надежное бомбоубежище в Лондоне.

Находясь во время налетов немецкой авиации в своем бомбоубежище, оборудованном в подвале дома, который находился всего в шестистах метрах от «цитадели», премьер-министр, возможно, не раз задавал себе вопрос — не хлынут ли к нему воды Темзы в результате прямого попадания бомбы. Совсем иначе чувствовали себя сотня мужчин и женщин оперативно-информационного центра, работавшие в «цитадели». Их жизнь была в безопасности даже в случае прямого попадания, и это, конечно, придавало бодрость их духу, но зато они должны были мириться с полной изоляцией от внешнего мира. Здесь был только рабочий гул голосов. Это было «машинное отделение» разведывательного управления ВМС.

В течение восемнадцати месяцев до того, как Годфри принял дела начальника управления, его предшественник контр-адмирал Трауп занимался подбором и наймом гражданских сотрудников.

К апрелю 1939 года в списке кандидатов, из которых можно было выбирать, числилось 150 человек, а незаполненных вакансий оставалось не более 30–40. Новый начальник управления вспомнил, как успешно подбирал себе сотрудников Холл, принимая на работу, как казалось, «странноватых, неортодоксальных и невоодушевленных» людей. Некоторые назначения происходили совершенно неожиданно — люди сваливались как с неба; большую часть рекомендовали друзья; с рекомендованными беседовали, им говорили, что, если их услуги потребуются, им сообщат об этом. Затем осуществлялась проверка через службу безопасности, и при отсутствии возражений они включались в список кандидатов. Единственное, что Трауп не смог сделать для своего преемника, — это подобрать сотрудников, которые были необходимы во время войны для комнаты 39. В начале 1939 года Годфри начал заниматься поиском таких же «гражданских талантов», каких двадцать пять лет назад нашел для Холла биржевой маклер Клод Серколд. В эти месяцы подготовки Годфри поддерживал с Холлом очень тесный контакт, и они вместе обсудили много кандидатур из среды ушедших в отставку толковых офицеров флота, адвокатов и их помощников, писателей и журналистов. В качестве своего личного помощника Годфри избрал молодого биржевого маклера (Ява Флеминга), который когда-то готовился и к службе в армии, и для деятельности на дипломатическом поприще; для замещения должности личного секретаря выбор пал на помощника адвоката (Эдварда Меррита), обладавшего способностью хорошо и грамотно писать, а также налаживать дружеские отношения между людьми при возникновении напряженности.

Принцип, которому Годфри следовал в подборе сотрудников и в использовании их, заключался в том, что он полностью доверял им, предоставлял определенные права и возлагал ответственность, стараясь избегать какого бы то ни было вмешательства. Это, как он понимал, было диаметрально противоположно тенденции некоторых старших офицеров, которые «узурпировали функции своих подчиненных», но он привык к такому порядку за свою бытность молодым офицером в подчинении коммодора Рудольфа Бёрмстера — начальника штаба Средиземноморского командования во время первой мировой войны, которым он тогда восхищался.