Борис Носик - Прогулки по Парижу Левый берег и острова Страница 25

Если вас растревожили печальные тайны рю Бюси и утомил энергичный напор торговцев (к разговору о них мы еще вернемся), помните, что в Париже всегда можно найти место для отдыха, раздумья или молитвы. И не только в прекрасных здешних пустующих храмах. На прилегающей к шумной рю Бюси тоже не тихой улочке Григория Турского (Grйgoire-de-Tours) среди галерей живописи, бретонских блинных, ресторанов и ювелирных лавок вы найдете (в доме № 18) небольшую мастерскую Вифлеемской общины: деревянные и каменные распятия, иконы, иконы, иконы… и изготовляемые членами общины мази, кремы для ванн и притирания – из цветов лаванды, апельсиновых деревьев, сосновой смолы… Здесь вас стараются принять как неторопливого паломника и, если вы не спешите, проводят на пятый этаж в маленькую молельную. Отдыхайте, молитесь, думайте, собирайтесь с силами, собирайтесь с мыслями… Таких крошечных международных христианских общин, как Вифлеемская, в шумном, безбожном Париже много. Скажем, вовсе уж крошечная, разбросанная по свету община «Мадонна Хауз», где знают русское слово «пустынь», «пустыня». Неудивительно, ведь основала общину полвека назад на берегах Онтарио русская эмигрантка Катерина. Ныне в этой общине, как и в Вифлеемской, тоже есть кустари, здесь тоже делают распятия, но знают, что задерганному горожанину надо непременно посидеть в тишине, в «пустыни». И две милые дамы, блюдущие святость жизни, Жанна и Жоанна, держат в шумном Париже такую вот пустынь. К ним приходят православные, католики, буддисты, даже мусульмане. Хоть сутки посидеть в тиши, нарушаемой изредка звоном колокола в дальней церкви… Потом, успокоившись, обо всем поразмыслив, помолившись и словно бы очистившись, можно вернуться на шумный бульвар…

Как вы помните, в годы минувшей войны знаменитый бульвар Сен-Жермен стал приютом муз, литературы и философии. Большинство немецких оккупантов предпочитало отдыхать здесь, среди невоюющих интеллигентов, писателей и джазистов, Больших Бульваров и девочек. Впрочем, после войны иногда господа офицеры бундесвера заполняли зрительный зал на премьерах пьес Сартра, аплодируя участнику движения Сопротивления и экзистенциалисту. Уже тогда родилась слава бульвара, мозгового центра левого берега: Сартр, Симона де Бовуар, Виан, Жюльет Греко… Чуть позднее появилось еще такое прекрасное слово – «экзистенциализм»… И американский джаз, и Луи Армстронг, и Элла Фииджералд, и братья Вианы (читайте «Пену дней» Бориса Виана – все поймете).

И вот в последнее время французская печать забила тревогу – гибнет Сен-Жермен, последний «культурный» квартал Парижа. С авеню Монтень из бывшей слободы Сент-Оноре (Фобур Сент-Оноре) ринулись на бульвар Сен- Жермен магазины международной моды – Соня Рикель, Кристиан Диор, Джорджио Армани, ювелиры Картье, фирма кожаных изделий Луи Вюиттон. Где устоять против них хилым заведениям культурной торговли, хотя бы и овеянным славой, хотя бы и всемирно известным? Не менее известным и куда более богатым законодателям мировой моды, в общем-то, не лишний магазин нужен – им важна для их торговли марка прославленного парижского квартала. А что там останется в самом квартале, им, в сущности, безразлично… И под напором богатых фирм отступают заведения, составлявшие некогда славу и гордость квартала Сен-Жермен. Закрылась знаменитейшая, восьмидесятилетняя книжная лавка «Диван», на ее месте будет еще один магазин моды Кристиана Диора. «Переезжает», уступив свое место за баснословную сумму магазину моды знаменитый «Ла Юн». «Но «Ла Юн» где-нибудь посреди Вандомской площади лишен всякого смысла!» – воскликнул в этой связи один из знаменитых издателей, Жан- Ноэль Фламмарион. И он прав – важно окружение, вся инфраструктура. Рядом кинотеатр «Сен-Жермен», галерея «Юн-Бренер», издательства, кафе – своя, определенного настроя публика. С закрытием «Дивана» инфраструктура грозит распадом. Закрылся последний в квартале магазин дисков, продававший знаменитые грампластинки «Пан», – магазин Рауля Видаля; на его месте будут богатейшие ювелиры Картье. Закрылась знаменитая парикмахерская Клода Максима (будет Диор). Джорджио Армани приспосабливает и перестраивает знаменитую сен-жерменскую «Драгстор» (там ведь и книжный магазинчик находился в подвале). Соня Рикель разместилась в помещении ресторана, существовавшего двести лет, а кафе вообще закрываются одно за другим («Аполлинер», «Атриум», «Сен-Клод»). Названные здесь заведения были очень знамениты, составляли как бы ядро квартала, так что в рядах защитников парижских традиций иарит паника. «Нужна мобилизация сил против разрушения памяти», – говорит знаменитая героиня золотого века Сен-Жермена певица Жюльет Греко, член комитета «СОС Сен-Жермен», и призывает к борьбе. Ее поддерживают многие ассоциации и знаменитости. Иные зовут на помощь министерство культуры: кого-то ему удалось когда-то спасти. Но враг неуловим, расплывчат. И виновных трудно найти. И уничтожать некого. Просто приходит время – и стареют рестораны, магазины, продавцы, покупатели, идеи, герои. Магазины и рестораны прогорают. А из министерства плохой спасатель, если б оно само не швыряло миллионы и миллиарды по первому знаку начальства, может, и налоги были бы помилосерднее, и лавки могли бы выжить…

К тому же знатоки напоминают, что кварталы сменяют друг друга, одни стареют, к другим приходит мода. Не будем залезать в историю двора, в дальние времена, когда аристократы покидали квартал Маре, а потом и Версаль и селились в предместье Сен-Жермен; проследим лишь моду на «культурные» кварталы с конца прошлого века: это были и Батиньоль, и Большие Бульвары, и Монмартр, и Монпарнас, и наконец – с конца войны – Сен- Жермен-де-Пре. Но как отмечают историки квартала, слава его стала убывать уже в конце 50-х. В 60-е Сартр перебрался на Монпарнас, «Руайяль Сен-Жермен» превратился в «Драгстор», закрылся «Мефистофель», сменил хозяина «Бар-Бак». Конечно, еще царил «Липп», но политики сменили в нем литераторов, а туристы из французской глубинки и штата Вермонт уже десятилетиями разглядывают друг друга в кафе «Флор», пытаясь, понять «ху из ху».

Это известно всем парижанам. Никто не может понять другого: отчего вообще происходит подобная кристаллизация культуры в каком-то уголке города, как получилось, что этот старый, мирный буржуазный квартал Сен-Жермен с его картинными галереями, антиквариатом и комиссионками вдруг стал модной молодежно-интеллектуальной Меккой после войны? «Липп» был тогда просто пивной, а в «Кафе де Флер» встречались националисты. Может, сыграла свою роль близость Латинского квартала с его университетом, близость крупнейших издательств и относительная близость Монпарнаса? Все составляющие взрывчатой смеси известны, известен и процесс, а разгад ки нет. И завидная судьба Сен-Жермена или Монпарнаса остается загадочной. Мэры парижских пригородов наперебой спорят сегодня, кому удастся у себя среди «хрущоб» возвести «Сен-Жермен XXI века» или «Монпарнас XXI века». Кстати, многие нынче возлагают надежды на провинцию и отказываются оплакивать упадок квартала Сен-Жермен. Этим модернистам, которые, подобно Маяковскому, хотели бы «похоронить старье», так возражает завсегдатай квартала Сен-Жермен, модный философ, писатель, кинематографист, модный телекомментатор (и вообще большой модник) Бернар-Анри Леви. «Осуждение кристаллизации культуры, – говорит он, – есть чистейшая демагогия. Путь в современность не расчищают, взрывая памятные места. Переселяемые книжные магазины – это Париж, который становится провинцией». «Совсем наоборот, – возражает ему другой модный философ, Алэн Финкелькрот, – это Париж, который переводит часы на время неокосмополитизма. Город живет своими нервами и специфическими различиями. И все, что в городе происходит, касается всех: иностранцев, провинциалов, жителей пригородов и самих парижан. Никто не может остаться равнодушным к объявленной смерти Сен-Жермен-де-Пре».

В общем, смерть объявлена, но она еще не наступила. Поспешите на бульвар в первый свободный вечер. И может, он подмигнет вам огнями своих реклам, как бы желая сказать: «Слухи о моей смерти прошу считать сильно преувеличенными».

УЛИЦА ДОФИНЫ

Уже и в самом начале XVII века улица Дофины (то бишь улица жены принца-наследника, как бы великой княгини) выделялась в лабиринте средневековых улочек Сен-Жерменского предместья, бывшего прежде территорией старинного, основанного в VI веке аббатства. Проложенная как продолжение очень старого моста через Сену, носящего, однако, название Новый мост, Пон-Неф, улица эта возвестила начало Великого века и деятельности славного короля-градостроителя Генриха IV. Недаром именно на этой улице по приказу лейтенанта полиции де Сартина установили первые в Париже уличные фонари. К сожалению, в 1672 году были разрушены въездные ворота Дофин, что стояли у нынешнего дома № 44, зато год спустя на доме была прикреплена мемориальная доска с названием улицы, и доска эта висит и поныне (признайте, что три века – почтенный возраст для уличной таблички). Стоят по сю пору на улице Дофины и дома того времени – дом № 30, дом № 33 (о последнем мы поговорим особо), дом № 35, дом № 37 и дом № 41. Все это дома XVII века. В таких домах не зазорно было жить самым богатым и влиятельным людям королевства, не зазорно было принять и определить на жительство высоких иностранных гостей. Недаром в 1654 году именно здесь разместился царский посол из России Мачехин со своим посольством. Его пребыванию на улице Дофины был посвящен отчет приставленного к посольству церемониймейстера французского двора, и, судя по отчету, именно на этой улице были надолго заданы образцы поведения высокого русского начальства в заграничной поездке. Вот что пишет пораженный (а может, и восхищенный) увиденным французский придворный: «Истекли пятнадцать дней, в течение которых посол не покидал меблированный для него особняк на улице Дофины. Господин церемониймейстер вежливо предложили ему свой экипаж, дабы совершить прогулку по городу, посетить Лувр… Господин посол поблагодарил и заверил, что он ничего вообще видеть не желает. Стало известно, что все дневное время он проводит в пьянстве со своим секретарем и еще одним атташе, что вместе они употребляют по восемь пинт, то есть по семь литров, водки в день и что в состоянии опьянения они ссорятся между собой и даже дерутся, наподобие лакеев».