Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №3  за 1998 год Страница 26

Живет Рiа в центре города, в десяти минутах ходьбы от вокзала. Правда, у нее всего одна комната, да и та без душа (хотя с туалетом и раковиной). Такие квартиры в Хельсинки довольно редкие — обычно в подвале здания находится сауна и стоят стиральные машины, которыми жильцы могут пользоваться.

Но моей знакомой все равно как жить, лишь бы было близко от центра. И еще; ее обучение тоже субсидирует государство, в размере 1500 FIМ в месяц — и это просто помощь. На эти деньги хотя прожить и можно, но довольно сложно, поэтому Рiа берет еще и заем в размере 1300 FIМ в месяц. В отличие от Швеции, где все студенческие займы происходят через госструктуры и человек может растянуть погашение долга на всю оставшуюся жизнь (и даже не выплатить его за срок трудовой деятельности), в Финляндии действует другая система — все займы проходят через частные банки.

Каков процент и условия выплаты — Рiа не помнит. Просто она пользуется этим займом для того, чтобы жить сейчас, а не после выхода на пенсию. Она любит путешествовать и раза два в год ездит во всякие экзотические страны, вроде Индонезии или Бали. Потом у нее мобильный телефон — это необходимо ей для работы. И хотя она уже заканчивает третий курс, а впереди еще два года учебы, она уже давно работает как фотограф. Ей, учащейся, это очень удобно: не надо покупать свои камеры (которые очень дорогие) и снимать свою фотостудию — все это она может делать бесплатно через школу.

Она уже успела сделать много серьезных работ (в том числе и сезонную программу для Шведского театра в Хельсинки). Я сам работаю в параллельной области, и мне очень интересно узнать, как же происходят все выплаты у них. Никаких вам ожиданий гонорара по нескольку месяцев, как это происходит во многих русских журналах. У них деньги выплачиваются, максимум, через две недели после сдачи работы. Работает Рiа в основном по контракту, который обязательно подписывается обеими сторонами, а если делает что-то небольшое, например, оформление альбома каким-нибудь музыкантам, то можно и без контракта — потому что в этой области все друг друга знают и обманывать не станут.

Интересно, как ей живется в Финляндии? Не хочется ли опять вернуться в шведское королевство, подданной которого она является? В Финляндии ей очень нравится, и назад в Швецию она ехать не собирается. Здесь мы долго начинаем обсуждать различия финнов и шведов. Я больше знаю шведов, а Рiа знает и тех и других. Финны — люди менее контактные, чем шведы. Шведы более американизированы что ли, в том смысле, что они разговорчивее и как-то в целом порезвее.

Финны иногда производят впечатление заторможенных людей. Я замечал, когда обращаюсь к кому-то в Хельсинки на улице с вопросом, то люди иногда отскакивают от меня и что-то себе под нос нечленораздельно бормочут. И все потому, что контакт с неизвестным человеком для них непривычен. Шведы в этом смысле попроще.

Однако, если вы уж пробили эту финскую броню, узнали человека, то он может стать вам другом на всю жизнь. Здесь финны честны и преданны. И я это чувствую.

Со шведами несколько иначе. Можно людей прекрасно и долго знать, но так с ними близко и не сойтись. Ты можешь позвонить знакомому шведу (или шведке) по телефону и сказать что-то типа:

— Я умираю, мне нужна помощь.

— Ой, извини, мне некогда, — получите ответ, — мне надо срочно в туалет...

Я, конечно, утрирую немного, но в целом это так. Сложно (да и не нужно) всех под одну гребенку причесывать, но такая общая тенденция, бесспорно, есть. Есть даже некоторые лингвистические различия, на которые мне Рia указывает. Например, в шведском есть слово соmpis (сродное слову соmrad), что буквально значит: приятель, товарищ. Это самое распространенное слово, если ты в Швеции говоришь о знакомом или друге.

Слово van (буквально: друг) в шведском тоже есть, но оно очень редко употребляется. Вес кругом знакомые, а друзей нет. В Финляндии, наоборот, больше употребляется слово друг — уstava, и это нормальная и приемлемая форма обращения, отражающая человеческие отношения. Финны более русские, что ли.

Потом, добавляя уже с точки зрения русского человека, я должен сказать, что всегда приятно находиться в стране, где о твоей родине люди знают не понаслышке (и причем много!), ее уважают, в стране, имеющей давние исторические связи с Россией.

В Хельсинки, например, есть районы, построенные исключительно русскими, где живут респектабельные и далеко не бедные люди. Особенно в южной части города, не на окраине, а в центре. Да и вся площадь с памятником Александру II, Успенским собором и зданиями университета построена тоже нашими соотечественниками.

Скоро настает время прощаться. Мы едем в центр. По пути проезжаем памятник, на котором видны следы разрывов снарядов, которыми русские обстреливали Хельсинки во время «зимней войны». Так во всяком случае говорит мне Рiа. Как было на самом деле, не знаю. Даже если оно и было так, мы не живем в плену у истории, хотя история, конечно, вещь важная.

Алексей Андреев               

Три рассказа о женщинах: В дружной семье будь повнимательтней

Почти у каждого бенинца есть какой-нибудь родственник, пусть и не самый близкий, но который служит в городе на хорошей, как у нас говорят, «хлебной» должности. Он обязательно, из последних сил будет помогать своей бесчисленной малоимущей родне — таковы традиции. Иначе ему не позавидуешь: мертвые предки поднимутся из могил и устроят ему такое, что он сразу образумится, а если не образумится, они быстренько   переселят  его к себе и уж там-то разберутся с ним по всей строгости и справедливости.

Все это мне рассказывал сержант бенинской армии, невысокого роста человек лет тридцати пяти. Тело у него было худощавое и сильное, а лицо — грустное и задумчивое. Звали его Люсьен. За разговором он очень много курил и, когда я посоветовал ему беречь здоровье, он с серьезным и спокойным видом спросил:

— Зачем?

— Чтобы пожить подольше, — нашелся я.

— Зачем? — задал он все тот же вопрос. — Не нужно подолгу задерживаться на этом свете. У меня много детей — им надо освобождать место на земле.

дружной семье

— Большие у тебя дети? — поинтересовался я.

Сержант тепло улыбнулся при мысли о детях:

— Разные. Старшему шестнадцать. Младшей дочке два года. А всего их у меня..., — он задумался на секунду, — ...их у меня девять.

— Трудно, наверное, с ними?

— Трудно деньги для них зарабатывать. А так с ними хорошо. Я люблю дома бывать.

Побывал у него дома и я. В то время я работал в Бенине переводчиком. И регулярно покупал у Люсьена парную свинину. Он держал маленькое свиноводческое хозяйство, дававшее ему неплохой доход.

Жил он на окраине печально знаменитого города Уида, в прошлом — центра работорговли в Западной Африке, на берегу Атлантического океана среди кокосовых пальм и манговых деревьев. На русских картах пишут Вида или даже Видах, но, по-моему, напрасно, а раньше европейцы, африканцы и американцы называли это место Невольничьим берегом.

Одноэтажный каменный дом под тростниковой крышей, просторный двор, по которому снуют домочадцы, бродят куры, утята, низкорослые козы с выпуклыми светло-рыжими боками и короткими рожками. В тени под каменным забором спят несколько свиней черной масти. Молодые и пожилые женщины чистят песком закопченные кастрюли, возятся у сложенных во дворе каменных очагов, из которых клубится дым, стирают белье в больших пластиковых тазах и в таких же тазах купают своих упитанных гладкокожих младенцев. Купают они их очень часто и подолгу и так старательно трут при этом мылом, словно собираются отмыть добела.

Посреди двора растет большое манговое дерево с густой темно-зеленой кроной, усыпанное спелыми желтыми плодами. Под деревом в окружении многочисленной голопузой ребятни сидит седой старик в цветастых одеждах. Это отец Люсьена — самый старый член семьи. Он смотрит в небо и величественно молчит.

Время от времени на землю падает плод манго. Дети с криками бросаются к нему и, отталкивая друг друга, пытаются завладеть им. Старик сердито ворчит, и дети послушно несут упавший фрукт ему.

Иногда он его съедает сам, иногда прячет куда-то под одежды, чтобы потом поделить урожай между всеми членами семьи.

Разделывая свинью, Люсьен то и дело отдает на местном языке различные указания своим детям: что-нибудь принести, отнести или подержать, а когда кто-то из них ошибается, он кричит на французском: «Эмбесиль!», что означает «глупец». Особенно бестолковым или непослушным достаются звонкие подзатыльники.

Однажды, после очередной закупки мяса, Люсьен предложил нам отобедать. Стол был накрыт в небольшой чистенькой комнатке с побеленными стенами, со скромной деревянной мебелью, потемневшей от времени и влажного солоноватого бриза, постоянно веявшего с моря.