Уильям Манчестер - Убийство Президента Кеннеди Страница 27

Через две недели после покушения на жизнь генерала Ли уехал из Техаса, чтобы поискать работу в Новом Орлеане, и Марина переехала к Рут. Ее пребывание в доме Рут оказалось кратковременным и окончилось в мае, когда Освальды вновь сошлись. Рут повезла Марину и ее ребенка в Луизиану, хотя ей не хотелось ехать и она считала поездку нецелесообразной. Почти сразу там вновь вспыхнули ссоры, и Рут, чувствуя себя, как она вспоминала позднее, «весьма неудобно», уехала.

В конце сентября, получив письмо Марины, Рут снова отправилась в Луизиану, чтобы привезти Марину, ее маленькую дочь Джун и полную машину различного имущества Освальда обратно в Техас. Последний настоящий домашний очаг Ли Освальда развалился. На его долю в жизни никогда не доставалось многого — теперь у него не осталось ничего. Для него это был критический момент, и Рут заметила, что, целуя на прощание жену и дочь, он «выглядел очень мрачно». Через два дня он попытался бежать на Кубу, а когда из этого ничего не вышло, вернулся 4 октября в Техас к Марине и Рут. Но ни одной из них он не был нужен. Отношения, которые установились к этому времени между Рут и Мариной, были лучше, чем этого мог когда-либо Добиться Ли. Рут была лучше как товарищ, имела больше денег, успешнее вела хозяйство.

В Ирвинге Рут создала для Марины более стабильные условия существования, чем их когда-либо могла иметь эта никому не нужная полусирота из Архангельска. Эмоционально уравновешенная, Рут приучила Марину исправлять ее ошибки в русском языке. Ли, постоянно чувствовавший себя неуверенно, терпеть не мог, чтобы кто-то поправлял его, и дошел до того, что запретил Марине это делать. Рут имела «шевроле» и могла вывозить на прогулки своих детей и Марину с детьми. Ли не имел даже прав на вождение машины. Убогие квартирки были самым лучшим кровом, который он мог ей предоставить. Рут имела удобный дом, полный сверкающего кухонного оборудования и электроприборов, холодильник, а для детей солнечный дворик, ящик с песком и качели для игр. Чек от Майкла Пейна на 80 долларов, который Рут еженедельно получала, и другие источники дохода постоянно обеспечивали им достаточные средства к существованию.14 октября в письме матери Рут откровение призналась, что ее брак оказался неудачным, и она откладывает деньги на то, чтобы «двинуться на восток». Муж Марины не мог выдержать сравнения. Он был по-прежнему без денег. Этим, однако, не ограничивались преимущества, которые имела перед ним Рут. Полученное в колледже образование давало ей знания и авторитет. Она легко могла говорить о проблеме «отцов и детей» и о своей потребности «найти выражение своего собственного „я“ в чем-то большем, нежели в роли жены и хозяйки». Хорошо осведомленная об окружающем мире, она давала практические советы по вопросам, которые ставили Ли в тупик. Как человек, подолгу бывший без работы, он должен был бы знать, где можно получить бесплатную медицинскую консультацию для своей беременной жены, но именно Рут — доставила ее в бесплатную клинику Парклендского госпиталя.

Сам Ли стал подопечным Рут. Она учила его по воскресеньям водить машину, организовала ему встречу с директором Техасского склада учебников Роем Труди, чтобы устроить его на работу, решительно брала на себя все заботы, когда он был ее гостем. Во время его посещений Рут была великодушной хозяйкой, разрешая ему сколько угодно сидеть у телевизора во время передач футбольных матчей и показа фильмов со сценами насилия, которые он с увлечением смотрел. Главное, однако, заключалось не в том, что Рут, имущая, облагодетельствовала Марину, неимущую, а в дружбе этих двух женщин, искренне любивших друг друга. Им нравилось общество друг друга, и обе они были очень привязаны к своим детям. Короче говоря, этот маленький коллектив был счастлив и процветал. Хотя будущее и оставалось неизвестным, двое взрослых и четверо детей разумно приспособились к новому образу жизни. Опыт явно удался.

Но он удался лишь для тех, кто в нем участвовал. Ли Освальда исключили из игры. Поскольку Майкл Пейн сам предпочитал отсутствовать, Ли был единственным человеком, которого выжили, и для него это было жестоким ударом. Его не только оторвали от жены, но изолировали от детей. Дети же играли важную роль в его жизни. Несмотря на его психоз, у Ли была одна здоровая черта — чувство отцовства. Как заметила Рут, он любил приходить домой, нагруженный пакетами со съестным, и звать к себе дочерей, обращаясь к ним по-русски: «Девочки», Теперь он был лишен этого. Он должен был признать свое положение постороннего среди тех, кто некогда составлял его семью.

Это было крайне тяжким предварительным условием для оказания любой помощи, но Рут была тверда. Его кулаки не пугали ее. Ли казался Рут слабым человеком. Она достаточно знала марксизм, чтобы понимать всю фальшь болтовни Ли по этому вопросу. В атом она была единодушна с Майклом, который, как сын коммуниста, еще лучше мог судить об истинном характере убеждений Ли. Во время одной из случайных встреч он наблюдал за тем, как Освальд уставился, не отводя глаз, на экран телевизора.

— Для революционера этот парень что-то слишком уж много сидит на месте, — говорил он насмешливо.

Копаясь в заваленном вещами гараже, Майкл дважды перекладывал свернутое одеяло. Он предполагал, что в нём оборудование для кэмпинга. Инженер по профессии, он мог по ощущению тяжести судить, что предмет внутри одеяла из стали. У него мелькнула мысль, что теперь делают металлические колья для палаток, но это не его дело. Как Пейн вспоминал позднее, он чувствовал себя «несколько неловко», перекладывая вещи, принадлежащие другому человеку. Ему и в голову не приходило развернуть одеяло и посмотреть, что в нем находится. Содержимое поразило бы его. Майкл уже думал о том, что Ли может совершить насилие, но он отгонял эту мысль.

Почти чужой в собственном доме, Майкл понимал, как складываются там новые взаимоотношения, и пришел к заключению, что Ли не будет создавать трудностей — «он не опасен для Рут». Подобно своей жене, он считал Освальда неотесанным парнем с претензиями, склонным Жалеть себя. Рут пошла дальше. Этот псевдоидеолог произвел на нее столь незначительное впечатление, что она не постеснялась поставить ему условия Она заявила, что ни она, ни Марина не желают видеть его в этом доме. Ли может иногда видеть своих детей, но это все, на что он может рассчитывать; в других случаях он не должен у них появляться. Он должен привыкнуть к мысли о том, что у его жены другой дом. По крайней мере внешне, Ли согласился с этим решением. Он стал так редко появляться на Западной Пятой улице в Ирвинге, что даже не имел в этом доме бритвы. Его настоящим домом стала меблированная комната на Норс Бэкли-авеию. Во время своих поездок в Ирвинг он был, в сущности, мужем, почти что чужим для жены, но с правом на посещения по воскресеньям.

Рут раскусила Ли. Марину же было труднее понять. Этим объяснялось ее очарование. Никогда нельзя было предугадать, как она поступит через минуту. Рут не обманывалась полностью насчет Марины, чувствуя в своей подруге некую черту характера, которую называла «стеной». Как она говорила впоследствии: «С ней можно идти до какой-то определенной точки, но не дальше». Рут, однако, не имела представления о том ужасе какой был за этой границей. Она никогда не догадывалась о том, насколько двуличной была Марина. Казалось, что Марина рассказала ей о Ли все. На самом деле Марина о многом умолчала. Она знала все о вымышленных именах своего мужа. Он рассказал ей о своем выстреле в Уокера в темноте, и она сфотографировала его с 6, 5-миллиметровой винтовкой фирмы «Манлихер-Каркано» и револьвером системы «Смит-Вессон» в руках. Уходя от Ли и переезжая к Рут, Марина во время всего своего долгого обратного Пути в Техас знала, что он пытается попасть в Гавану, но ничего не сказала об этом своей новой подруге.

Рут была набожной. Перед едой, как и все квакеры, она читала молитву. Из религиозных убеждений она отвергала всякое насилие. Марина знала это. Однако, вопреки обычаям, столь же глубоко чтимым в России, как и в Соединенных Штатах, она преднамеренно утаила от Рут тот поразительный факт, что они спали каждую ночь под крышей, скрывавшей мощное орущие с боевыми патронами, скорость полета пули которого равнялась 2165 футам в секунду.

Было около 17.25 вечера, когда Уэсли Фрэзиер высадил Ли и поехал к своему Дому — на полквартала дальше. Поскольку Марина осталась с детьми одна (Рут отправилась в продовольственный магазин, имеется лишь ее версия сцены, разыгравшейся на Западней Пятой улице, 2515. Версия эта едва ли представляет Марину в выгодном свете, и сомневаться в ней не приходится.. Она звучит правдоподобно.

Сначала Марина была удивлена, увидев мужа, затем возмутилась. Его появление было совершенно неожиданным. Предполагалось, что, прежде чем приехать, он должен позвонить по телефону и попросит разрешения Рут. Ли знал, что женщины не желают его визитов на неделе, чем, видимо, и объяснялось то, что он не позвонил. Гнев его жены имел, однако и другую причину. В понедельник 18 ноября у Марины возникло внезапное желание позвонить Ли в его меблированную комнату. Для Ли с его глупостью было типично, что он не предупредил ее о том, что живет в Далласе под вымышленным именем. 18 ноября, когда Рут набрала по просьбе Марины номер, голос на другом конце линии ответил ей, что никто да вмени Освальд не проживает до адресу Норс Бэкли-авеню, 1026. На следующий день Ли позвонил Марине и сказал ей, что его хозяйка и соседи знают его как Ли О. Х. По совершенно непонятной причине Ли очень рассердился на Марину за то, что она к нему позвонила. Марина же еще больше рассердилась на него, ибо теперь от Рут было невозможно утаить, что он живет в Далласе под вымышленным именем. Хотя Ли звонил в этот день несколько раз, Марина отказывалась с ним разговаривать.