Валерий Панюшкин - Восстание потребителей Страница 27

Так было бы честно. Но так не получилось.

В условиях, когда избиратель не понимает, сколько стоят социальные блага, выигрывают не левые и не правые — выигрывают популисты. Они обещают бесплатные здравоохранение, образование, дороги, армию и полицию, но не уточняют, откуда государство возьмет деньги на все это бесплатное счастье. Строго говоря, все партии в начале 90-х годов приходили к власти на популистских лозунгах.

Слова Егора Гайдара о том, что свободный рынок сам отрегулирует все на свете, были популизмом, потому что рынок способен отрегулировать все сам только в лабораторных условиях, только в вакууме и только в том случае, если никто из участников рынка никого не обманывает и никто не делает глупостей, а так не бывает.

Популизм программы Григория Явлинского «Пятьсот дней» заключался уже в том, что время, необходимое для реформ по Явлинскому, измерялось в днях, то есть создавалось впечатление, будто реформы можно провести быстро.

Популизм коммунистов заключался в том, что они говорили о великой стране в то время, когда золота у этой великой страны не было ни гроша, да и хлеба было на несколько дней.

Совсем уже наглым был популизм Владимира Жириновского из ЛДПР: каждому мужику — по бутылке водки, каждой бабе — по мужику. Врал Жириновский беспардонно, однако на выборах 1993 года партия Жириновского набрала почти двадцать процентов голосов и заняла третье место.

Получился ненастоящий парламент. Потому что когда граждане не понимают, что это они оплачивают деятельность государства как услугу, то побеждает не тот, кто наилучшим образом представляет интересы граждан, а побеждает тот, кто лучше других врет. Выборы становятся иррациональными, хотя вполне предсказуемыми, несмотря на свою иррациональность.

Эффект Веблена

На взгляд профессора Аузана, российская власть формировалась нерационально и, стало быть, формировалась согласно законам иррационального потребительского поведения, описанным Торстейном Вебленом в книге «Теория праздного класса».

Если верить экономисту Веблену, люди редко понимают, что, зачем и как потребляют. Редко соображают, за что платят, кому и почему именно столько. Чтобы сделать выбор, люди предпочитают не исследовать качество предлагаемого товара, не раздумывать, адекватна ли цена, а поступать согласно одной из трех основных схем иррационального потребительского поведения.

Первая схема — присоединение к большинству или следование стадному инстинкту. Люди покупают кока-колу, потому что ее покупают все. Люди едят гамбургеры, потому что все едят гамбургеры. И точно так же люди голосуют за партию власти, потому что все голосуют за партию власти. Каждому из сторонников партии власти кажется, будто принадлежность его к большинству принесет какие-то бонусы или по крайней мере избавит от каких-то рисков.

Для российского избирателя некоторая сложность заключалась только в том, что старая партия власти не умерла окончательно, а новая все никак не могла сформироваться. Человек, желавший проголосовать как все, присоединиться к большинству, долго не знал, следует ли голосовать за коммунистов, которые были у власти семьдесят лет и того и гляди вернутся, или за черномырдинскую, например, партию «Наш дом — Россия». Партия конформистов оформилась окончательно только к середине 2000-х и стала называться «Единой Россией».

Вторую схему нерационального потребительского поведения Веблен называет эффектом сноба. Претендующий на некоторую интеллектуальность нерациональный потребитель покупает не то, что все, а наоборот, то, чего не покупает никто. Если все покупают кока-колу, то вебленовский сноб купит свежевыжатый сок из сицилийских апельсинов от фермера, чья продукция рекомендована на сайте движения slow food. Купит и будет себя уважать за этот тонкий выбор. А если все едят гамбургеры, сноб купит устриц и даже приучится их любить. А если все голосуют за коммунистов или «Единую Россию», то сноб проголосует за «Яблоко» ради ощущения, что все дураки, а он один умный.

Третью схему нерационального потребительского поведения Веблен называет потреблением демонстративным. То есть потребитель покупает самое дорогое в нерациональной надежде, что самое дорогое — это и есть самое лучшее. Демонстративный потребитель платит тысячу евро за ужин в ресторане, одевается в бутиках, ездит на «майбахе» либо мечтает обо всем этом. И вместо того, чтобы проголосовать за какую-нибудь партию, покупает себе партию, называет «Союз правых сил» или ЛДПР и заодно покупает голоса избирателей, которые будут за эту партию голосовать.

Купить депутата

В середине 90-х после уверенной победы популистов, на вебленовских принципах наполнивших собою парламент, обеспеченный класс начал всерьез беспокоиться: за чей, спрашивается, счет должно выполняться все то, чего популисты наобещали? Кого станут грабить и громить возмущенные толпы, когда обещанный Гайдаром свободный рынок ничего сам не отрегулирует и к всеобщему благосостоянию не приведет? Грабить станут богатых, хотя бы потому, что бедных грабить бессмысленно.

Кто будет платить, если предлагаемая Явлинским программа реформ «Пятьсот дней» будет вдруг принята и через пятьсот дней потерпит фиаско? Платить будут богатые, хотя бы потому что бедным платить нечем.

Кто будет виноват, когда рекламируемая коммунистами богатейшая в мире страна окажется нищей? Виноваты будут богатые, хотя бы потому, что у коммунистов богатый опыт экспроприаций.

Кто, наконец, должен будет выдать обещанную Жириновским бутылку водки каждому мужику и мужика каждой бабе? Не Жириновский же, у него сроду не было столько бутылок водки и столько мужиков. Разумеется, за мужиков и за водку тоже пришлось бы платить богатым, и богатым это не нравилось.

Популистский парламент всерьез пугал их, всерьез расстраивал и всерьез раздражал, особенно потому, что голоса-то ведь стоили недорого. Недорого стоило развернуть в средствах массовой информации кампанию в поддержку кандидата N и кампанию по дискредитации кандидата M. Тем более недорого, что средства массовой информации, как правило, принадлежали уже людям, разбогатевшим на приватизации. Недорого стоило устроить на избирательных участках «карусели», а то и прямо заплатить незадачливым избирателям, чтобы проголосовали как велено. Недорого стоило коррумпировать членов избирательных комиссий и на избирательных участках вбросить в урны для голосования такое количество бюллетеней, которое могло всерьез повлиять на результаты. Это стоило во всяком случае дешевле, чем стоил бы спровоцированный популистской властью бунт. И тогда обеспеченный класс принялся покупать голоса.

К концу 90-х годов парламент наполнился депутатами, работавшими на те или иные финансовые или промышленные структуры. Устроилась система власти, обыкновенно называемая олигархией. Политические партии торговали местами в своих списках, торговали голосами во время прохождения тех или иных законов. Но, чтобы сократить издержки, многие необходимые олигархам законы проводились не на основе предварительных и внятных договоренностей, а тайно. Для того чтобы понять, насколько тот или иной закон выгоден той или иной корпорации, следовало бы проводить отдельное исследование, но у депутатов Государственной думы, избранных по вебленовским принципам, а не за профессионализм, не хватало на подобные сопоставления ни ума, ни опыта. Для отслеживания выгод, которые получают корпорации от тех или иных вновь принимаемых законов, можно было бы создать специальную комиссию, но комиссия такая стоила бы денег, а деньги можно было взять только с избирателя. И никто из политиков не осмеливался сказать избирателю, что за грамотное законотворчество придется платить, а самим избирателям этого в голову не приходило.

У олигархов, даже всех вместе взятых, денег было меньше, чем у народа, в открытой борьбе они бы проиграли. Однако олигархи обладали тем преимуществом, что понимали, насколько неизбежно платить за принятие нужных им законов, тогда как простые граждане ничего такого не понимали, платить за законотворчество отказывались, богатых просто бессильно ненавидели и все ждали, что олигархическая система власти прекратится как-нибудь сама собой.

Так и случилось. На рубеже веков олигархическая система власти умерла. Только разрушена она была не демократическими институтами, необходимость которых осознана была бы налогоплательщиками, готовыми контролировать, какие именно услуги оказывает гражданам государство в обмен на налоги. Олигархическая власть в России разрушена была авторитарной властью. Про эту власть граждане тоже понятия не имели, сколько она стоит и кто за нее платит, хотя и платили за нее исправно, не вдаваясь в подробности, как в Советском Союзе покупатель штанов или колбасы не спрашивал, хороши ли эти товары, стоят ли таких денег и нельзя ли за свои деньги выбрать какие-нибудь другие колбасу, штаны или правительство.