Жак Бержье - Секретные агенты против секретного оружия Страница 27

Меня встречают три молодых человека в штатском.

— Мы все трое — физики [53]. Можете говорить свободно, здесь нет ни гестаповцев, ни микрофонов. Мы предлагаем вам проводить исследования над электромагнитным методом обнаружения летящих самолетов. Это может спасти множество человеческих жизней. Мы читали вашу докладную записку, которую вы подавали в Министерство вооружений в 1940 году…

Я в душе возмущаюсь: неужели нельзя было своевременно уничтожить архивы?

— В вашей докладной были интересные мысли. Как вам нравится наше предложение?

— У меня есть к вам контрпредложение. Если я буду назначен в институт кайзера Вильгельма и смогу работать вместе с профессором Манфредом фон Арденном, я гарантирую вам жизнь и проезд в Канаду после победы союзников. На этот случай у меня есть полномочия. Это — лучшее, что вы можете сделать. Приняв мое предложение, вы сохраните свои жизни и сможете отдать их делу восстановления Германии. Идет?

Они сначала подпрыгивают, затем, подумав, принимают мое предложение.

Меня немедленно отпускают, я иду один по улицам Компьена, и похоже, что никто не следит за мной. Этот вариант был предусмотрен лагерным Советом Сопротивления и было решено — ни в коем случае не бежать, а ехать в Германию. Там, в Берлине, получив в свое распоряжение электронную лабораторию и восстановив кое-какие старые связи, можно совершить немало полезного.

Возвращаюсь в лагерь и предъявляю при входе свою бляху заключенного. Часовые стоят, разиня рот. Вызывают коменданта лагеря. Объясняю ему, что уговорился обо всем с господами из Берлина и прохожу в свой барак, оставив собеседника в полном недоумении.

Хорошо, что лагерный Совет Сопротивления предвидел такой исход и теперь присмотрит за моей безопасностью.

Мы прокладываем туннели — стенки обладают странным свойством: они частенько обваливаются на предателей…

22 февраля 1944

Ничего нового.

27 февраля 1944

Лагерная разведка сообщила тревожные вести: мои «физики» за превышение полномочий отправлены на русский фронт, а меня ждет примерное наказание.

4 марта 1944

Я покидаю Компьен. Назначение — концлагерь Нейе Бремме, о котором никто не знает ничего определенного.

Эсэсовцы говорят, усмехаясь, что жизнь там будет для меня значительно хуже смерти.

7 марта 1944

Прибытие в Нейе Бремме. По-видимому, это и есть «пустая страна» Томаса С. Эллиота:

В Пустой Стране — последняя земля,Последний слог какой-то страшной сказки,И стены, точно каменные маски,Хихикают, губами шевеля…

Квадрат в сто метров на сто, обнесенный густой сетью колючей проволоки. Внутри стоят несколько бараков и бродят живые скелеты, мужчины и женщины. Запах застарелой смерти и ужаса.

Скелеты (которые совсем недавно были живыми людьми) сообщают мне, что в Нейе Бремме никто не может протянуть дольше пятнадцати дней.

В среднем здесь живут не более недели.

Начальник лагеря сообщил мне, что специальный режим, к которому я приговорен, начнется с завтрашнего дня. Итак, вот и конец моего пути… Подумать только, что не начни я хитрить с физиками в Компьене, я отделался бы простым залпом в грудь!.. Всего одна секунда…

8 марта 1944

Впервые в жизни я усомнился в четкости работы своего мозга.

Субъективно память говорит, что мне привязали на спину крест, примерно втрое тяжелее меня самого, и что с этим грузом я целый день ходил вокруг маленького бассейна, вырытого в центре лагеря.

Объективно это, разумеется, совершенно невозможно [54]. Тем не менее, я не умер, и нет никакой уверенности в том, что меня можно убить только такими методами.

А приказа о моем расстреле они не получали.

9 марта 1944

Сегодня они бросили меня в бассейн. Когда я высовывал голову, чтобы глотнуть воздуха, меня били железной палкой по черепу. Теоретически я давно мертв. Мертв и Поль Колетт, приговоренный к тому же специальному режиму за то, что он стрелял в Лаваля и Дэа. Тем не менее мы оба живы. Кругом ежедневно умирают. Если я выживу — а невозможного на свете нет, — то счеты со здешним персоналом будут сведены без всякого милосердия [55].

Меня вытащили из бассейна и поставили под обжигающий душ, а затем окатили несколькими ведрами ледяной воды.

Начальник лагеря поспорил на бутылку шнапса, что до конца недели я не дотяну.

15 марта 1944

Все еще жив. Несколько человек было забито до смерти сегодня. Их заставляли прыгать через веревочку. Это были забастовавшие рабочие обувной фабрики в городе Роман, на Дроме.

Поль Колетт тоже жив.

16 марта 1944

Сен-Гаст жив! Он был здесь проездом, его переправили в Австрию, в лагерь Маутхаузен. Это придало мне бодрости, а бутылку шнапса начальник лагеря проиграл.

Сегодня эсэсовцы расстреляли двадцать человек русских.

17 марта 1944

Все еще жив, хотя это совершенно невероятно. Для того чтобы покончить со мной, достаточно было бы голода и жажды. Я вешу не более сорока килограммов, все законы сохранения энергии кажутся мне насильственно разрушенными. Меня тоже заставляли прыгать через веревочку и влезать на столб. В обычное время я на такие подвиги абсолютно неспособен. Я часто думал о феноменальных голодовках индийских йогов. Кто занимался их научной проверкой?

У нас ежедневно умирают два или три человека, остальные живут. А ведь это теоретически невозможно, ибо наш дневной рацион питания не содержит и пятисот калорий.

18 марта 1944

Приехал произвести осмотр лагеря начальник гестапо из Страсбурга. Войдя, он побелел, его вырвало и он поспешно ретировался. Видимо, человек нежного воспитания.

Сегодня расстреляно десять женщин [56].

Воздушная тревога, несколько бомб падают неподалеку. Всеобщее сожаление, что ни одна не попала в лагерь. Дело что-то затягивается.

19 марта 1944

Среди нас есть священник-немец, арестованный за то, что произнес проповедь против войны. Он утверждает, что среди чудес, описываемых христианской религией, встречаются примеры ненормальной живучести, вроде той, что обнаружилась у меня и Поля Колетта. Если эти случаи были бы достоверны, основы физиологии потребовали бы строгого пересмотра.

20 марта 1944

Начальник лагеря проиграл еще одну бутылку шнапса.

21 марта 1944

Меня отправляют в Маутхаузен!

Жизнь сильнее всего, что можно было вообразить, она неистребима. Против ее невероятного упорства бессильны любые пытки.

Тем временем успехи группы Промонтуар непрерывно возрастали. По просьбе секретной службы РАФ [57] сотрудник этой группы раздобыл в Вене комплект чертежей нового германского реактивного истребителя. Руководство РАФ ответило на это поздравительной радиограммой в адрес группы.

Приближался день высадки союзников, и наши отряды боевой разведки активизировали свою деятельность. Они подготовились к долгожданному дню. Метод уничтожения пусковых площадок «фау» был разработан настолько, что стал классическим. Они взлетали на воздух постоянно, их взрывали методически и безжалостно.

5 июня Би-би-си передала в эфир условную фразу, извещающую о начале вторжения. Немцы не успели полностью развернуть нападение при помощи оружия «фау». Вторая решающая битва против «фау» была выиграна, и в этом — немалая заслуга Октава. Мишеля, всех участников нашей организации и других помогавших ей групп.

Оставалось информировать верховное командование союзников о мерах борьбы с тактическим применением оружия «фау». Для этого надо было точно установить размещение пусковых площадок «фау-1», кроме тех, что находились на северном побережье Франции. Также важно было следить за движением поездов, составленных из цистерн, в которых везли компоненты, необходимые для запуска «фау-2». Иногда эти компоненты доставлялись не по железной дороге, а караванами специальных грузовых автомашин.

Надо сказать, что наша деятельность не стала легче после вторжения. Скорее даже наоборот. Для движения Сопротивления настала страдная пора. В июне, июле и августе 1944 года внутри страны поддерживать связь было почти невозможно. Во Франции не ходили поезда, автомобили попадались редко и контролировались весьма строго, бензин нельзя было достать ни за какие деньги.

Тем не менее, группа Промонтуар, как и все прочие организации Сопротивления (а их в то время насчитывалось свыше ста), прилагала все усилия для того, чтобы держать Лондон в курсе всех дел. Регулярно сообщались все новости и о местоположении прежних пусковых площадок, и об установке новых. Иногда удавалось даже сопровождать эти известия фотоснимками.