Николай Стариков - Процесс антисоветского троцкистского центра (23-30 января 1937 года) Страница 29

Вышинский: Конкретно, для каких целей?

Богуславский: По проведению всех мероприятий, намеченных по транспорту. В конце 1933 года я имел разговор с руководителем этой организации на Омской дороге Финашиным, который мне сообщил, что работа поставлена в нескольких депо Омской дороги, причем главное внимание направлено на паровозное хозяйство. Что же касается Томской дороги, то там была организована группа в 1933 году – руководитель Оберталлер, Житков – руководитель локомотивного отдела паровозной службы Томской дороги и Эйдман – главный инженер. Оберталлер сообщил, что на Томской дороге также поставлено вредительство.

Вышинский: Кто такой Оберталлер?

Богуславский: Он был начальником строительства дороги. Оберталлер назвал мне депо, где были созданы низовые ячейки троцкистов и где, опять-таки, вредительская работа направлена, главным образом, на паровозное хозяйство.

В 1934 году работа сибирского центра и в частности моя работа переходит на новые рельсы. В 1934 году я имею вторую встречу с Пятаковым, причем эта встреча была на квартире у Пятакова. Найдя работу нашу совершенно неудовлетворительной, Пятаков поставил уже задачи, которые хотя были не новы, но звучали по-новому. В 1934 году впервые в нашем лексиконе появляется громко сказанное слово – «вредительство». В ответ на мои якобы некоторые упадочнические настроения, которые были вызваны арестом Смирнова И. Н. и целого ряда лиц в 1933 году (а этот разговор был в начале 1934 года), Пятаков сказал:

Надо развернуть работу, тем более, что от Троцкого имеются письма, директивы. Он обвиняет нас в ничегонеделании, граничащем, как он тогда говорил, с саботажем его, Троцкого, директив.

Вышинский: Вы делали что-нибудь по этим директивам в 1934 году?

Богуславский: По отдельным встречам, которые у меня были с членами центра Мураловым и Сумецким, я знал о том, что Дробнис осуществил связь с Норкиным, что привлечена довольно значительная группа инженерно-технического персонала и что там работа эта развернута.

Что касается работы на транспорте, которой руководил я сам, то в 1934 году значительно увеличивается количество аварий на железной дороге, которые осуществлял Житков. В 1934 году значительно увеличивается количество и процент выхода из строя паровозов. И, наконец, в 1934 году осуществляется особенно значительно вредительская работа на строительстве новых железных дорог, в частности, на дороге Эйхе – Сокол.

В 1934 году мне стало известным, что кроме тех террористических групп, о которых я говорил, группы Ходорозе и Шестова, Муралов поручил директору одного из совхозов – Кудряшеву – совершить террористический акт против Председателя Совнаркома Молотова, приезд которого ожидался в Сибирь, и в частности в этот совхоз. Об этом мне сказал Муралов.

Вышинский: Кто готовил этот террористический акт?

Богуславский: Кудряшев, по поручению Муралова.

Вышинский (обращаясь к Муралову): Обвиняемый Муралов, было такое дело?

Муралов: Поручение было дано не Кудряшеву, а Шестову и Ходорозе.

Вышинский (обращаясь к Шестову): Вы подтверждаете показание Муралова, что он вам поручил организовать покушение на товарища Молотова?

Шестов: Да, подтверждаю.

Вышинский (обращаясь к Богуславскому): Обвиняемый Богуславский, разъясните.

Богуславский: Подготовка террористических актов велась таким образом, чтобы они не были сосредоточены в одном месте. Шестову поручено было организовать террористический акт против Молотова, если он приедет в Кузбасс, что и было сделано обвиняемым Арнольдом. Но параллельно это же было поручено Кудряшеву. Я это утверждаю, об этом мне сказал сам Кудряшев. Организация Шестовым террористических групп таким образом, чтобы они могли осуществить террористический акт в любом месте Кузбасса, не исключает подготовки этого акта в совхозе.

Вышинский: От кого Кудряшев получил такое задание?

Богуславский: От Муралова.

Вышинский: О подготовке покушения на Молотова Шестовым вам было известно от кого?

Богуславский: От Муралова.

Вышинский: На кого готовил покушение Житков?

Богуславский: Это было покушение, которое подготавливал Житков против Кагановича, но это было позже, это было в 1935 году.

Вышинский: А против тов. Кагановича еще кто-нибудь готовил покушение, кроме Житкова?

Богуславский: Да, Шестов. Он готовил группы, которые должны были действовать, если кто-нибудь из членов правительства, в том числе и Каганович, приехали бы в Сибирь.

Вышинский: А известно вам, что Бермант готовил покушение?

Богуславский: Да. Но Бермант был здесь, в Москве.

Вышинский: Отвечайте, Бермант готовил или не готовил террористический акт?

Богуславский: Готовил.

Вышинский: Это вам известно было от кого?

Богуславский: От самого Берманта.

—

Из дальнейших ответов Богуславского на вопросы государственного обвинителя выясняется, что он знал Берманта с 1928 года как члена подпольной троцкистской организации.

—

Вышинский: Вам Бермант был известен с 1928 года как член троцкистской подпольной организации. Вам известно было, что у Берманта хранилось оружие?

Богуславский: Он мне об этом сообщил.

Вышинский: А не было ли разговора, чтобы он переправил это оружие к вам в Сибирь?

Богуславский: Было специальное указание о том, чтобы он переправил это оружие в Западную Сибирь. И он повез это оружие, но был арестован, и оружие было отобрано в августе 1936 года. А предложение я ему сделал в июле 1936 года.

Вышинский: Почему вы на допросе об этом скрывали и не говорили?

Богуславский: Я не скрывал. Это в моих показаниях имеется.

Вышинский: Вы сразу стали давать откровенные показания?

Богуславский: Нет, не сразу, но скоро.

Вышинский: Сначала вы не давали никаких показаний, потом стали давать. Может быть, это объясняется какими-нибудь специфическими условиями вашего содержания под стражей, может быть, на вас было оказано какое-нибудь давление?

Богуславский: Нет.

Вышинский: Может быть, вам было просто предложено давать те показания, какие вы дали дальше, обусловив это облегчением вашей участи?

Богуславский: Нет.

Вышинский: Следовательно, вы совершенно добровольно, искренне стали давать эти показания по своим внутренним личным убеждениям?

Богуславский: Совершенно верно, и, если мне будет разрешено судом, я хочу изложить эти мотивы.

Вышинский: Какие мотивы вас, Богуславского, старого троцкиста, десяток лет отдавшего борьбе на троцкистских позициях против партии, против советской власти, до самого дня ареста эту свою антисоветскую троцкистскую деятельность проводившего, какие мотивы заставили вас говорить то, что вы говорите, разоблачать людей, разоружаться и т. д.? Что вас к этому привело?

Богуславский: Что меня привело к этому? Я здесь перед судом должен прямо сказать, что в последние годы, я хочу сказать, что в 1934, 35, 36 гг. меня не только смущало, но очень тяготило то преступное положение, в котором я находился.

В связи с этим, я хочу указать на ту совершенно нетерпимую и невероятную гниль внутри троцкистской организации, которой я не мог не чувствовать на каждом шагу. Признаюсь, что очень многое для меня стало ясным только на самом процессе и раньше мне было совершенно неизвестно. Я не могу не признаться перед судом, какое гадливое, омерзительное чувство мною овладело, когда Радек рассказывал здесь о том, что еще не успел оформиться блок с зиновьевцами, а уже начались разговоры о том, как бы кто-нибудь кого-нибудь не объегорил в этом блоке…

Второе это то, что мы, ведя работу на месте, абсолютно не знали, что за нашими спинами проводится распродажа иностранному капиталу нашей страны. Отчасти я узнал об этом, когда мне было вручено обвинительное заключение. Но для меня все стало ясно лишь здесь, когда я слушал показания Пятакова и Радека.

Вышинский: От вас Пятаков и Радек скрывали?

Богуславский: Они же здесь показали, что последнюю директиву Троцкого конца 1935 года в особенности скрывали и никому о ней не говорили, в том числе и мне.

Конечно и без этого я обязан был понимать, хотя бы то, что понимает каждый рабочий и колхозник в нашей стране, куда это ведет. Мы, стоя на точке зрения невозможности построения социализма в одной стране, вступая на путь террора и вредительства, должны были себе отдавать отчет в том, что же мы собираемся строить, если не социализм. Ведь есть социализм и капитализм.

Вышинский: Но это вы когда поняли?