Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века Страница 3

Лишь встреча рокового 1914 года по неизвестной причине прошла скромнее, чем прежде. «В этом году, – отмечали газеты, – рестораны не гнались за особым убранством зал. Даже „Метрополь“ уступил своей обычной традиции – никаких гирлянд и аллегорических фигур не подвешено к куполу его роскошного зала. Только зелень у входа и масса цветов на столах. То же самое в „Эрмитаже“, и в „Праге“, и даже у „Яра“, где сохранилось убранство лишь в летнем зале, где кабаре». Тогда же в строгом «Эрмитаже» почему-то отошли от старых принципов и допустили в залы серпантин и игрушки.

Зато шампанского – французского и русского («...преимущественно „Абрау-Дюрсо“ удельного ведомства») – было выпито 30 000 бутылок. Газета «Голос Москвы», подводя итоги праздника, сообщала: «Все магазины и склады в один голос утверждают, что Москва стала пить больше. Объясняют это тем, что торговля в ресторанах стала дольше, да и сидеть в них, благодаря кабаре, веселее».

После бурной ночи тем москвичам, которые служили в казенных и частных учреждениях, предстояло выдержать еще одно испытание – новогодние визиты. Правда, в отличие от рождественских (о них мы еще расскажем) эти визиты носили более официальный характер. Это означало, что требовалось объехать с новогодними поздравлениями всех тех, кто стоял выше по служебной лестнице, то есть любое мало-мальское начальство. Правда, на этот раз не требовалось в каждом доме пить крепкие напитки и угощаться гусем или поросенком – на Новый год обходились подачей для визитеров только чая. Но расходы «на вход» – полтинник швейцару, рубль лакею, докладывавшему о посетителе, – оставались прежними.

С конца XIX века среди москвичей находилось все больше противников архаичной традиции. Они сообщали через газеты, что вместо отдачи визитов пожертвовали деньги на благотворительные цели. Однако не всем такое «вольнодумство» сходило с рук. Начальство (не говоря уже о прислуге) могло затаить обиду и еще долго выказывать знаки недовольства такой неучтивостью. Поэтому число «отказников», судя по газетным спискам, не превышало трех-четырех десятков человек, а на улицах Москвы, благодаря визитерам, 1 января царило оживление.

Вот как его описывал один из литераторов того времени:

«Первый день нового 19... года был великолепный. С раннего утра на ясном голубом небе засверкало солнце, и лучи его точно сливались в стройной гармонии с торжественными волнами колокольного звона, который гудел над Москвою и придавал общей картине еще более веселый, торжественный и праздничный вид.

По улицам Москвы неслись всевозможные экипажи, от щегольской изящной кареты до плохеньких желтеньких саночек «ваньки», от громоздкого, нарядного, но дурно пахнущего автомобиля до простых деревенских розвальней, покрытых ковром и переполненных целою семьей какого-нибудь подгородного жителя, едущего поздравить ради Нового года своих московских родственников. В щегольских «собственных» и в нещегольских наемных экипажах летели по всем направлениям господа визитеры, весело улыбаясь солнечному торжественному дню, весело улыбаясь вынесенному от приятного визита уже впечатлению или – в ожидании такового. Серебрились морозной пылью бобровые воротники статских и военных и подражающих под военных лицеистов; лоснились блестящие цилиндры, пестрели разноцветные военные фуражки и форменные головные уборы; там и сям мелькали треуголки, расшитые золотом».

Как уже говорилось, новогодний праздник приходился на Святки, поэтому после него в Москве еще пять дней продолжался сезон балов и маскарадов – одним словом, сплошное веселье.

«Современная Москва знает два сорта балов и танцевальных вечеров, – отмечалось в обзоре московской жизни, опубликованном в 1914 году. – Первые – это роскошные балы московской аристократии и купечества, „задаваемые“, впрочем, все реже и реже. Вторые – платные, которые устраиваются разными благотворительными обществами и учителями танцев в Благородном собрании и в клубских помещениях.

Московская аристократия количественно уменьшается с каждым годом, а по своей замкнутости и торжественной скуке, царящей в немногих оставшихся особняках, постепенно начинает походить на обитателей Сен-Жерменского предместья в

Париже. Еще сравнительно очень недавно, каких-нибудь лет десять назад, славились ежегодные балы графа Орлова-Давыдова, кн. П. Н. Трубецкого, гр. Клейнмихель. Теперь аристократические и неаристократические семьи собираются почти исключительно на небольшие вечеринки или благотворительные спектакли, после которых молодежь импровизирует бал.

Изменились и самые танцы. Иные отошли в область преданий и окончательно забыты, другие отнесены в разряд «нелюбимых». Старенькое лансье, кадриль с наивными фигурами, полька и полька-мазурка уже не прельщают современных танцоров. Бешеный темп нашей жизни отразился на танце, сделал его живым, прыгающим, увлекательным и даже подчас не совсем приличным».

В начале XX века главным событием сезона был так называемый Предводительский бал, организаторами которого выступали уездные и губернский предводители дворянства. Получить на него приглашение могли лишь самые что ни на есть «сливки общества», прежде всего, конечно, представители родовой аристократии.

По описаниям очевидцев, в праздничный вечер ярко освещенные залы Благородного дворянского собрания[4] напоминали убранством тропический сад. Зелень была везде: на площадках устланной роскошным ковром лестницы, в гостиных и буфетных помещениях, в залах. Портрет Императора помещался как бы в нише, образованной из пальм, лавров и цветов. В Колонный зал вела аллея лавровых деревьев, а в нем самом красовались громадные пальмы, возвышавшиеся над купами цветущих азалий, роз и гиацинтов. Среди листвы светились электрические огоньки.

В Екатерининском зале были сервированы богато убранные буфеты для чая, конфет и фруктов. Буфет для прохладительных напитков украшала ледяная башня, освещенная сверху электрическим огнем.

Для самых почетных гостей бала – московского генерал– губернатора великого князя Сергея Александровича и его супруги, великой княгини Елизаветы Федоровны – в Монументальной круглой гостиной была расставлена парадная золоченая мебель. Чайный стол, сервированный для «Их Императорских Высочеств», украшали громадные драгоценные севрские вазы и редкие растения.

Съезд гостей начинался в 9 часов вечера. В 1900 году вместе с «августейшим» генерал-губернатором и его супругой на бале присутствовали принц Эрнст Гогенлоэ-Лангенбургский и принцесса Александра. От устроителей празднества губернский предводитель дворянства князь П. Н. Трубецкой преподнес высоким гостям букеты живых цветов – орхидей, ландышей и сирени.

«В час состоялся ужин, – сообщалось в газетном отчете о дальнейшем ходе бала. – Стол сервирован был в Георгиевской зале. В конце залы, превращенной в лес лавровых деревьев, в котором как звездочки сквозили электрические огни, помещался стол Их Императорских Высочеств, расположенный в виде укороченного покоя. Стол ломился под тяжестью фамильного серебра, севрского фарфора и бронзы в стиле Людовика XVI. Цветущие растения разливали благоухание. Изящное меню лежало около каждого прибора, украшенное гербом Московской губернии. Стол этот сервирован был на 36 персон.

Меню ужина было следующее:

Консоме Империаль.

Пирожки: буше а ля рен, риссоли Долгоруковские, пай, гренки.

Филе из лососины. Соус ремуляд.

Жаркое: цыплята, куропатки, рябчики. Салат Эскароль.

Брабри мандариновое.

Буше паризьен.

В Георгиевской же зале обедали предводители дворянства с супругами и многие почетные лица столицы. Для других столы были сервированы в Крестовой зале, Предводительской и т.д. Ужинали до 500 лиц. После ужина танцы продолжались. В общем, бал прошел оживленно и оставил надолго после себя впечатление. Их Императорские Высочества оставили бал, очаровав дворян милостивым вниманием».

Интересно, что в 1914 году в описании главного дворянского бала появились новые, весьма характерные мотивы:

«Да, время меняет людей.

Что, если бы третьего дня в полуночный час поднялся бы из гроба сорок лет царствовавший в Серпуховском уезде Бахметьев. Взглянул бы на предводительский бал. Вскипел бы...

Старик был суровый, неумолимый арбитр в сфере всего, что касалось дворянских традиций, престижа, декорума и этикета. Это он настаивал на издании особого кодекса правил для дворянских балов.

– Чтобы даже на хоры дамы допускались не иначе, как в белых бальных платьях. И непременно – decolletees et manches courtes[5].

А выдача билетов на бал...

Серпуховской предводитель священнодействовал.

– Боже упаси, чтобы в эффектный поток людей белой кости не попала какая-нибудь «неизвестная», не проскользнул какой-нибудь «parvenu»[6].