Михаил Вострышев - Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича Страница 3

Морским прогулкам, железнодорожным поездкам в Париж и Берлин, путешествиям в Крым отводились летние месяцы, иногда прихватывали часть весны и осени. В остальное время надо было не только развлекаться, но и учиться.

Дети вельмож в России получали, как правило, лишь домашнее образование. Учителей выбирали с громкими именами, почему-то считалось, что знаменитости, например поэт В. А. Жуковский, могут дать августейшим отпрыскам больше, чем профессиональные педагоги. И вместо правильного начального и гимназического образования у молодых великих князей в голове получалась такая каша, такой сумбур, что в пору было их переучивать.

С малых лет отец приохотил Константина Константиновича к музыке, они часто играли на фортепьяно в четыре руки. Сын уже в двенадцать лет перекладывал на музыку поздравительные стихи собственного сочинения, которые писались к именинам родителей и родственников. Рано пристрастился он и к рисованию, усердно учился копировать картины итальянских мастеров, пробовал себя в портретной живописи. Третье, чем мог похвастаться ученик, – иностранные языки.

Если не было выездов с родителями на запланированные дворцовые мероприятия, учебный день пятнадцатилетнего великого князя выглядел следующим образом:

9 – 10 час. – фортепьяно.

10 – 11 час. – чистописание.

11 – 12 час. – Закон Божий.

12 – 12 час. 30 мин. – завтрак.

12 час. 30 мин. – 14 час. – прогулка.

14 час. – 15 час. – английский язык.

15 час. – 16 час. – французский язык.

16 час. – 17 час. – русский язык.

17 час. – 17 час. 45 мин. – гимнастика.

18 час. – обед.

Вечер посвящался преимущественно театру.

Хотя Константин Константинович старательно относился ко всем занятиям, нет-нет, а взбунтуется душа, посетят мысли о никчемности затраченного труда, станет тошно от того, что не чувствует в себе мальчик любви к учебе.

«Во мне борьба, слезы, желание писать стихи, сочинять музыку, и ничего не выходит. Я другой человек здесь, я никуда негодный человек с тех пор, как уехал с Фрегата, не имею никакой цели, как ни горько» (6 ноября 1873 г.).

На семнадцатом году жизни к элементарным учебным дисциплинам, которые обычно проходят в начальных классах гимназии в двенадцать – четырнадцать лет, прибавились физика, химия, навигация, всемирная история и еще ряд предметов по выбору отца. Но и в семнадцать с половиной лет Константин Константинович равнодушен к учебным дисциплинам. Его неуравновешенная экзальтированная натура жаждет чего-то непонятного, несбыточного.

«Я так люблю Господа, так мне хотелось бы изъявить Ему свою любовь. Тут внутренний голос говорит: «Занимайся астрономией, исполняй свой долг…» Неужели в астрономии долг?» (23 марта 1876 г.).

Накануне восемнадцатилетия великого князя в Павловске собрались вызванные из Петербурга экзаменаторы, которым предстояло определить уровень знаний августейшего ученика. Ведь образование уже закончено, ибо пополнять его в высших учебных заведениях столь сиятельным особам возбранялось. Вдруг сын кухарки окажется способнее и ученее?.. Конфуз!

Экзаменаторы определили, что знания у великого князя хорошие, хотя на некоторые вопросы по естественным наукам он не смог внятно ответить. Зато прекрасно знал иностранные языки и музыку.

В Европе его сверстники королевских династий обыкновенно не останавливались на домашнем образовании. Будущий король Пруссии и германский кайзер Вильгельм II окончил университет в Бонне, будущий английский король Георг V – престижный колледж в Гринвиче. Увы, в России считалось, что русским монархам и их родственникам судьбой определено особое предназначение, а всестороннее, тем более специальное образование (финансы, дипломатия, юриспруденция и т. д.) – удел чиновников.

Была надежда, что, познакомившись уже в детские годы с шедеврами европейской живописи и архитектуры, сроднившись с классической музыкой, полюбив русскую словесность, Константин Константинович не успокоится на достигнутом и займется самообразованием.

Фрегат «Светлана»

Летом 1875 года Константин Константинович был в плавании на фрегате «Светлана», которым командовал великий князь Алексей Александрович – сын Александра II. Двадцатипятилетний кузен получил обычное для членов августейшего семейства образование, и основные обязанности командира большого военного судна исполнял старший офицер, а два великий князя главным образом представительствовали на торжественных приемах во время стоянок в крупных городах.

В день восемнадцатилетия Константина Константиновича призвали в Зимний дворец и произвели в мичманы – первый офицерский чин во флоте. Следуя планам отца, который предопределил сыну посвятить жизнь морской службе, он должен был вновь на фрегате «Светлана» отправиться в плавание. Но перед этим, по предложению Александра II, на которого произвел хорошее впечатление выражением глаз, новоиспеченный мичман провел две недели с царской семьей в Крыму, в Ливадии. Здесь молодые великие князья играют в карты, купаются, читают, катаются на лошадях, музицируют, записывают впечатления о прошедшем дне в дневники и переписывают полюбившиеся стихи в свои альбомы. Но быстро пролетели дни беспечного отдыха, пора в путь, в Смирну[3], где великий князь должен взойти на фрегат.

«Жаль покидать Крым, но пора на службу Царскую. Дай Бог мне честно нести ее и быть примерным морским офицером, утехой родителей и надеждой родной земли» (4 сентября 1876 г.).

Сказано выспренно, но высокий штиль языка все же лучше, чем бульварный цинизм в разговоре о родине.

Дорога лежит через Стамбул. Отец в его возрасте, увидев столицу древней Византии, мечтал о ее покорении русскими. У сына мысли куда прозаичнее, чувствуется, что рассуждает не воин и не политик, а легко ранимая поэтическая натура.

«Страшно поражает первый вид улиц: узкие, неправильные, грязные, с множеством самого пестрого народа, во всех всевозможных костюмах, богатейшие мечети и фонтаны и подле самые несчастные лачуги последних бедняков… Турки сами по себе народ отличный: мирный, правдивый, честный, стоит только уметь хорошо с ними обращаться» (9 сентября 1876 г.).

Обидно, конечно, что о своем отечестве, где тоже существуют бедняки и тоже поразительный контраст между дворянскими особняками и крестьянскими избами, великий князь не задумывается. Может быть, время еще впереди, чтобы разглядеть русский народ?..

Вот и Смирна, фрегат, которым, как и в прошлое плавание, командует кузен Алексей Александрович. Только теперь Константин Константинович не какой-нибудь гардик[4], а мичман и имеет право входа в офицерскую кают-компанию.

Впереди Мальта, Неаполь, Мадейра, и наконец накануне Нового года по православному календарю фрегат приблизился к берегам Америки. Долго стояли в Норфолке, потом в Нью-Йорке и спустя пять месяцев покинули гостеприимные Североамериканские объединенные Штаты. Опять пересекли океан и, сделав остановки во французском Бресте и немецком Киле, 19 июня 1877 года прибыли в Кронштадт.

Чем же занимался в течение девяти месяцев морского путешествия молодой высокородный мичман? Служебных обязанностей у него, по сравнению с предыдущими плаваниями, значительно прибавилось. Он несет полноценную четырехчасовую (восемь склянок) вахту караульного офицера, участвует в парусных учениях, командует во время авралов.

«Дел было много, я отчетливо говорил команды и не ударил лицом в грязь» (15 сентября 1876 г.).

В море Константин Константинович дисциплинирует себя, стремится проводить дни по четкому расписанию. Но нередко случаются срывы из-за головной боли или хандры. Единственное, в чем он по-настоящему устойчив, – в любви к Богу. Каждое утро со всей искренностью молится в каюте перед образами, подаренными матерью, окружает себя религиозными книгами, с радостью встречает Великий пост – время усиленной молитвы и покаяния.

«Проснулся с тяжелым сердцем, я вспомнил некоторые грехи, которые забыл открыть священнику на исповеди» (24 марта 1877 г.).

Думы о России, кроме воспоминаний о родных, редко приходят в голову. Как, впрочем, и всей команде после выхода в море. Ведь на океанском просторе нет ни газет, ни словоохотливых политиканов. Морякам нет дела до очередного императорского указа или военных действий в Туркестане. Их волнуют другие проблемы: будет ли ураган, когда выплатят жалование, сколько миль осталось до берега. Во время стоянок офицеры почитывают газеты, но русских в иностранных портах нет, а в других о России говорится вскользь и без патетики.

Лишь когда началась война с Турцией и командир объявил о возвращении фрегата домой, моряки решили, что их посылают на войну, и их захлестнул патриотизм.

На Дунай! На Дунай! Только бы успеть, пока другие всех турок не побили!