Борис Носик - Прогулки по Парижу Левый берег и острова Страница 3

Прогулку нашу, впрочем, предлагаю начать не с середины корабля, а с корабельного носа, с северо-западной оконечности острова, откуда открывается великолепный вид на парижские берега, на Лувр, Монетный двор и купол Института Франции. Надо сказать, что до начала XVII века (точнее, до 1607 года) у корабля-острова не было монолитного носа. Было здесь еще три островка, отделенные от острова Сите мелководными, замытыми песком проливами, – остров Гурден, остров Перевозчиков коров и остров Евреев. В Средние века на острове Евреев пылали костры инквизиции – сжигали евреев. Место для показательной казни было удобное – публика могла расположиться поблизости, но все же за проливом, и не мешала серьезной процедуре. Весной 1314 года здесь же после долгого процесса и пыток сожгли гроссмейстера богатейшего религиозного ордена тамплиеров (храмовников) и его товарищей. Вину их разбирали семь лет, но главной была не вина, а беда, которая состояла в том, что орден был очень богат и что король Филипп Красивый задолжал ему много денег. Королю легче было разогнать орден и сжечь кредиторов, чем отдать долги. Такой вот театрализован ный характер носили тогдашние денежные «разборки» – воистину дикие времена! Иные, впрочем, считают, что жестокая королевская хитрость не сошла с рук красавцу королю и его потомству, которых проклял сожженный тамплиер…

На месте былых островов и проливов был построен Новый мост, Pont-Neuf (как видите, на деле очень старый) и разбита совершенно очаровательная площадь. Король-строитель Генрих IV приказал застроить ее на манер Королевской площади (ныне площади Вогезов) одинаковыми домами и дать ей имя его сына-наследника (дофина), будущего Людовика XIII. Эта площадь Дофина и сегодня тиха и живописна, прелесть ее воспевали в своих произведениях Анатоль Франс и Жерар де Нерваль, а многие знаменитые люди были ее обитателями. Я же все жду, что кто-нибудь из моих друзей приедет из Москвы или Бостона и поселится в дешевом здешнем отельчике месье Балитрана «Генрих IV» (меньше полсотни долларов за двухместный номер). Однако и новые русские и новые американцы островом пренебрегают и, не щадя дурных денег, селятся близ площади Звезды и Елисейских полей – дались им эти поля…

Ансамбль прелестной площади Дофина не смогли испортить окончательно ни рьяные реставраторы прошлого века (Ле Дюк нарушил ее замкнутость, чтоб виднее был его Дворец правосудия), ни даже сам этот по-театральному пышный портал Дворца правосудия (XVIII-XIX вв.), который, на счастье, отгорожен ныне от площади рядом каштанов, так что площади все же удалось сохранить свою укромность, интимность, некий аромат старины. Добрый король Генрих IV хотел, чтоб в этом уголке столицы встречались коммерсанты. Теперь здесь обедают за столиками всякие небедные клиенты да мирно гуляют туристы, разглядывая витрины… Томас Манн частенько рылся здесь на стеллажах любимой книжной лавки (у каждого в Париже есть любимые книжные лавки, им несть числа). Мне же недавно посчастливилось застать площадь совершенно пустынной – гулял и думал: вот сниму себе за тридцатник номер в «Генрихе IV» и поживу хоть день по-королевски…

У Нового моста стоит конная статуя короля Генриха IV. В марте 1790 года, в день своего приезда в Париж, молодой Николай Карамзин остановился перед памятником, чтоб отдать должное «самому любезному» из королей Франции.

Памятник Генриху IV, королю-градост роителю. Здесь и далее фотографии Б. Гесселя.

Еще через два года памятник любезному королю был разрушен революционной толпой, однако четверть века спустя его восстановили. Еще через тридцать лет наш Герцен, смешавшись с толпой демонстрантов, испытал на том же мосту прилив революционного энтузиазма. Как видите, энтузиазм людской неистощим… Двинуться к корме острова-корабля можно по южному его берегу, носящему название набережной Ювелиров (Quai des Orfиvres). Набережная возникла в результате присоединения к острову Сите узенького Галилейского острова, а название ее прославлено многочисленными детективами Жоржа Симе- нона. Именно здесь (в южном крыле огромного парижского Дворца правосудия) размещается Уголовная полиция, куда отправлялся по утрам на работу (со своего бульвара Ришар-Ленуар) безупречный сименоновский комиссар Мегрэ. Как и все профессионалы, тогдашние обитатели этого здания не принимали слишком всерьез литературные приключения симпатичного буржуазного «майора Пронина» и полицейские прозрения его создателя. Но ведь герой Сименона и был всего-навсего литературным персонажем (похожим вовсе не на неведомых комиссаров, а на нежно любимого папу писателя из города Льежа), а единственный случай, когда Жорж Сименон (в зените своей славы) сам взялся за расследование настоящего преступления, ничем не подтвердил его сыщицкой интуиции (так что не слишком доверяйте серьезности детективных авторов, даже тех, что имеют юридическое образование). Недавно во французской прессе проскользнуло описание забавной сиены, имевшей место в кабинете современного Мегрэ на той же Кэ дез Орфевр. После первого «новорусского» заказного убийства в Париже (убит был талантливый плейбой, миллионер Сергей Мажаров) полиция привезла в кабинет комиссара четырех плечистых джентльменов из России, записавшихся в гостинице как «рабочие» и целыми днями соривших долларами в магазинах на Елисейских полях. Держались они спокойно и вызывающе, пригласили комиссара приехать к ним в Питер, где они ему «устроят баньку» и его «попарят». При этом у них были такие страшные, пустые глаза, что комиссар поспешно приказал доставить их в аэропорт и отправить обратно в Россию.

Прогулка по корме острова-корабля вдоль северного берега (то есть по правому борту корабля) взывает к более старым островным воспоминаниям. Она проходит вдоль северного крыла Дворца правосудия и прославленной тюрьмы Консьержери (здание с круглыми башнями лучше всего смотрите с правого берега Сены или с палубы прогулочного «корабля-мушки» – bateau-mouche). Среди немногих строений, уцелевших от старого королевского дворца Капетингов (поглощенного гигантским Дворцом правосудия прошлого века), Консьержери занимает видное место. Короли жили во дворце до самого XV века.

Дворец, правосудия на набережной Кэ дез Орфевр, прославленной трудами инспектора Мегрэ.

Напомню, что среди первых обитательниц дворца была прославленная королева – киевлянка Анна, дочь киевского князя Ярослава Мудрого, ставшая супругой короля Генриха I и родившая ему трех сыновей, из которых старший, Филипп I, правил Францией добрых сорок лет. После смерти мужа Анна подписывала (да еще и кириллицей – «Анна Регина») королевские рескрипты, однако вскоре ее похитил (то ли на охоте, то ли на прогулке, а может, вдобавок и с ее согласия – поди узнай через 900 с лишним лет) непокорный вассал короля граф Рауль Валуа, после чего она добрых двенадцать лет прожила в его замке Крепи-ан-Валуа и нарожала ему благочестивых сыновей, один из которых даже был после смерти объявлен святым. Киевлянка Анна (ее называют и русской, и украинкой, и славянкой, хотя папа с мамой у нее были скандинавских кровей) скончалась около 1076 года. Место ее захоронения неизвестно, что дает простор воображению и романистов и историков (иные из них даже предполагают, что она вернулась в Киев). На пьедестале памятника, воздвигнутого у входа в церковь Св. Виниента в Санлисе (километрах в 60 к северу от Парижа) монахами облагодетельствованного некогда Анной монастыря, написано просто: «Анна из России, королева Франции». Надпись на совести монашеской братии, а самих монахов, как легко догадаться, разогнали во время Великой французской революции. Во время той же революции пригодилась и Консьержери, первая парижская тюрьма, ибо какие же революционеры не спешат первым делом заполнить тюрьмы узниками, прежде чем всерьез приступить к казням. Может, именно в связи с этой спецификой революционности слово это в России пользуется ныне меньшим престижем, чем во Франции, где оно, несмотря на неизбежное варварство революций и грязь и кровь (Париж тому первый свидетель), еще окутано флером романтики.

На втором (по-французски, стало быть, первом) этаже Серебряной башни тюрьмы был заключен в пору революции герцог Орлеанский. Лесенка с правой стороны башни, восстановленная в соответствии со старинной гравюрой, ведет к камере королевы Марии-Антуанетты. В ней и поныне лежит на полу старинный тюремный ковер и хранятся некоторые предметы, принадлежавшие королеве, прекрасной женщине, которую увезли отсюда на казнь 16 октября злосчастного 1793 года. В камерах и за решеткой в углу тюремного двора томилось в ту пору немало славных людей Франции: поэт Андре Шенье, Прудон, маршал Ней, мадам Роллан, мадам Рекамье, Кадудаль, Ла-Валетт. Иные из них (вроде того же Шенье) были революционерами, но позднее, успев посеять бурю, пожинали плоды смерти – и Дантон, и Демулен, и Сен-Жюст, и Шомет, и жирондисты, и Эбер, и еще многие другие. Палачу королевских времен Анри Сансону досталось в те романтические годы немало работенки.